А скулящее существо, казалось, вырастало до огромных размеров.

— Да, не зря говорили мне коллеги по работе: не бери первый и последний этажи — намаешься. Но ей сразу понравилась эта светлая квартира-скорлупка. Она тогда ещё не знала, что приобретая квартиру, ты получаешь в придачу и соседей, и место под окном, и окрестность, и кусочек неба и ещё много такого, что не входит в ценники, но так достаёт или радует потом.

— Бывают же такие бестактные люди! — возмущалась она, заваривая чай. — Устроили на праздник «подарок»! Собачка, наверно, гуляет, вот псы и сбежались на зов, вот и гавкают под окном.

Возникла дикая идея. Встать в гостиной на стул, подставить к потолку дощечку и стучать по ней молотком, что бы им — соседям — тоже стало несладко, как ей сейчас…

Пригубив душистый травяной чай, она ощутила, что внутри неё всё отзывается на жуткий лай, каждая жилка дрожит.

— Совсем нервы никудышными стали. И чай — не в радость.

Она накинула пальтецо, открыла входную дверь и поднялась на площадку второго этажа. Долго и нетерпеливо нажимала кнопку звонка. Открыла заспанная женщина, русые неряшливые волосы.

— Вы не могли бы свою собаку успокоить?! — она сходу срезала недоумённый вопрос в глазах пожилой соседки.

— У нас нет собаки.

Опешила. Отступила назад.

— Но ведь кто-то лает. Слышите?

Женщина прислушалась.

— Да… Это, кажется, выше. Там у кого-то есть пудель.

— Извините, пожалуйста!

Дверь захлопнулась, она возвратилась назад в неспокойную квартиру. Лай расползался по квартире: лаяли стены, потолки, книги, все предметы — на которые падал взгляд. Она ходила по квартире, пытаясь успокоиться: откуда же лай, когда он — везде? Неужели, внизу — в подвале?..

Панельная пятиэтажка, и правда, имела внизу маленькие окошечки, которые были у кого — заложены кирпичом, у кого — забиты фанеркой, у кого просто перекрещены двумя дощечками. Это была беда дома — подвал. Грязный, вонючий, весь в извивах ржавеющих труб. Когда-то в нём прорвало канализацию. Целое лето гнилая дрянь плавала по мутному озеру подвала. Из окошечек летели стаи комаров, норовя проникнуть сквозь оконные сетки и марлевые занавески. Часто донимали летом эти кровопийцы, не помогали ни дурно пахнущие пластинки, ни другие средства от комариной братвы.

Она подошла к большому окну, отдёрнула синюю льняную занавеску.

Ясное рождественское небо. Мороз на радость людям ударил по-настоящему, выбелил и обволок кружевами все веточки притихших деревьев и кустов. По дороге пробежали четыре собаки разных пород. Они свернули к дому и стали совать морды как раз в то окошечко внизу, которое было выбито ещё с осени какими-то разгульными молодцами. Оглохнувшая от лая, женщина снова вышла на площадку и спустилась к двери, которая вела в подвал. На ней красовался огромный замок.

Дома она взяла телефон и набрала «01». Гудок, и на том конце подняли трубку.

— Алло! Это пожарная или служба спасения?

После долгой паузы мужской голос осторожно произнёс:

— А что вы хотите?

Она, как могла, изложила ситуацию: собака в подвале всему дому спать не даёт.

Голос изрёк:

— Мы с собаками не работаем.

Она чуть не онемела.

— А с кем вы работаете?

— Мы работаем с людьми!

— А мы — не люди? — она стала ещё что-то судорожно говорить по своей педагогической привычке, пытаясь достучаться до сердца чиновника. Тот вежливо отправил её в ветеринарную службу.

— Они сегодня не работают, а завтра воскресение.

— Тогда звоните в ЖЭК.

— Какой?.. У всех один режим работы.

— Хорошо. Позвоните в понедельник. Мы не будем искать ваш ЖЭК.

Вой и лай кружились вокруг её ушей комариным облаком и, казалось, хотели проникнуть в душу.

Она опустила трубку и сделала несколько грустных умозаключений: никто тебе в этом мире не поможет, ты можешь спасти себя только сама. Но как? Как? К кому взывать? Куда деться от этого лая?! Остановись! Надо успокоиться! Над её головой возник студент с виноватой улыбкой, ужасное существо древних догменов и неясных очертаний собака. Пытаясь отогнать видения, она сделала несколько звонков по большому толстому городскому справочнику. Везде в ответ были длинные гудки.

— Почему я живу в провинции, а не в цивилизованном городе? Там есть общество охраны животных! Там есть службы спасения! Почему здесь всё так по-глупому?!

Последний ответивший голос принадлежал дежурному поисково-спасательного отряда, но мужчина в трубке тоже меланхолично объяснил, что раньше была у нас служба отлова бродячих собак, теперь её нет, и посоветовал позвонить в полицию — пристрелят и делу конец.

В полиции объяснили, что они могут применить табельное оружие только в случае нападения животного на человека. Всё это окончательно вывело хрупкую и маленькую женщину из равновесия, и она пошла на кухню, быстро отрезала большой кружок колбасы, отломила край батона, завернула в пакет, еле втолкнула всё в карман пальто. Затем, порывшись в коробке, которую давно оставили ремонтники, взяла большой молоток и снова вышла из квартиры.

Удар! Ещё удар! Замок был большой, но дверь, ведущая в подвал, и крючок, который висел на ней — хлябали. Удар! Ещё удар! Крючок сорвался с петли и полетел к ногам. Из раскрывшейся двери запахло тёплым противным запахом человеческих испражнений. На лесенке, ведущей вниз, было темно, а дальше в подвале кое-где горели лампочки. Да, это лаяла собака и где-то прямо здесь. Но это оказался не подвал, а целый лабиринт. Вход в него был очень узкий. Сверху капало, свисали огромные, обмотанные изоляцией электропровода, и дальше шли казематы лабиринта.

— Жучка-Жучка! — позвала она бедное существо и стала говорить простым, наполненным добротой, голосом куда-то в полутёмное пространство. — Ну, иди сюда! Будь умницей! Иди, и я тебя выведу. Тузик-Тузик! Иди, покушай…

Она держала в руке кружок колбасы. Что-то серое и грязное пробежало мимо неё и, остановившись, заскочило в один из казематов и там завыло. Она наклонилась, прошла под трубой и ступила на дно подвала. Новые зимние сапожки, которые она, собираясь второпях, надела на ноги утонули в мутной жиже. Она шла, на неё что-то капало и сыпалось. Нагнувшись, она пробралась на свет, где лаяло существо собачьей породы. Вот оно! Не понимая ничего, лает в открытое уличное оконце, из которого видимо и попало сюда в подвал. Оно прыгало и не могло достать до выхода своими короткими лапами. Всё в грязи (даже не определить, какого цвета) с огромным брюхом, оно залаяло на человека, метнулось в ноги, проскочило и убежало в другие закоулки лабиринта.

— Сумасшедшая! — подумала женщина и стала пробираться к выходу. — Наверное, собака ошалела от испуга, одиночества и безысходности.

Вернувшись к дверям, она долго ещё звала дворнягу. Но издалека слышался только дикий лай. Оставив еду на полу, она вышла из подвала и с досадой заметила, что вся испачкалась: сапоги в липучем веществе, пальто в полосках белил и подтёках грязной воды.

— Боже мой! Боже! — она выбежала на крыльцо. Вдохнула резкий, игольчатый рождественский воздух. Попыталась почистить о снег сапоги, купленные на выкроенные от долга деньги, но грязь мгновенно примерзала к ним. — Боже, за что мне такое испытание?!

Космическая красота звёздной ночи не радовала её, мороз гнал домой. Она вернулась в свою скорлупку с ясным осознанием бессилия, и, чётко понимая, что никто ей сегодня не поможет.

Отмывая сапоги в ванной и, преодолевая волну тошноты, она вдруг поняла, что собака ещё более несчастна. Да, это она бегала сейчас взад-вперёд по подвалу без имени, без тёплого угла, не видя открытой двери, не чувствуя запах еды. Помнила только оконце, через которое влезла сюда, сорвалась и упала в одну из темниц подвала. И больше ничего. Можно только бессмысленно бегать, лаять и выть от непонимания всего, что происходит вокруг.

— Как помочь, если она не слышит тебя? Пристрелить? А за что? Спасать? Но кто подойдёт к совсем озверевшей и взбешённой от отчаяния собаке?