Короче, выдали нам заплаканную Лению только под обещание, что с «девочкой» будут обходиться нежно, трепетно и почтительно. Когда мы вернулись в рабочий кабинет Игоря, с нами пошел и король, с главным дознавателем. Как гаранты того, что Лению никто не обидит. В кабинете интриганка, не дожидаясь вопросов и обвинений, начала заламывать руки, плакать и жаловаться королю на страшную головную боль. Шептала, что не переживет позора и клеветы. Что сразу после этого возмутительного допроса отправиться умирать в долину Последнего Ухода. Причем, все это выглядело очень правдоподобно. Свер даже напрягся. Но тут Югр потребовал применить Колпак Правды. Не к Лении. К режиссеру. И Ления как то разом успокоилась. Что вызывает большие вопросы. Видимо, больше всего она боялась именно артефакта Правды. Значит, ей есть что скрывать. И, возможно, шантаж и спектакль — это сущая ерунда в сравнении с ее другими тайнами.

Пока режиссер, сидя в колпаке, рассказывал о шантаже, Ления тихо плакала и время от времени «теряла» сознание. Затем, заявила, что она ничего не знает ни о чужих тайнах, ни об ультиматумах. И что ей абсолютно все равно как пройдет спектакль. Ей без разницы будет провал или фурор.

Свер нервно побарабанил пальцами по столешнице и заявил, что верит леди. Главным образом из-за того, что спектакль, действительно, ни на что не влияет.

После этого леди отпустили. Свер еще попросил у нее прощение за то, что ее так огорчили. Но Югр после этого пригрозил, что если она разрушит репутацию нашего режиссера, или еще раз попадется на какой-нибудь гадости, то Югр сам сбросит ее в Ущелье Последнего Ухода с самой высокой скалы.

Свер был шокирован. Ления сверкнула глазами и сбежала. Мы потом поговорили с Карадом — Главным Дознавателем. Он согласен с нашими подозрениями. Но, постоянное наблюдение за леди не принесло никаких улик. Увы, предъявить что-то серьезное ей пока невозможно.

(1) Морис Дрюон — французский писатель, автор исторических романов.

Ксения. «У всякого безумия есть своя логика». У. Шекспир.

Пронеслись несколько оставшихся дней этой насыщенной, последней перед коронацией Игоря, недели. За два дня до коронации и была назначена премьера нашего спектакля. И вот этот день настал. Сцена, пока закрытая от зрителей пышным тяжелым занавесом, сверкала великолепными магическими декорациями Виира. Невидимый оркестр настраивал инструменты. Маги обещали великолепную акустику. Артисты замерли во взволнованной готовности за кулисами. Там же нервно ожидали третьего гонга драматург и песенник. Режиссер, композитор и хореограф пристроились в боковой нише и тоже нервничали. Малый тронный зал был заставлен креслами. Многие зрители — всё сплошь высшие сановники: министры, советники и прочие члены правительства с женами и домочадцами уже заняли свои места. Ждали королевскую семью. Как там у Александра Сергеевича было — Театр уж полон; ложи блещут; Партер и кресла, всё кипит; В райке нетерпеливо плещут, И, взвившись, занавес шумит.

У нас единственно райка не было. Как и не было простой публики. Всё высшая драконья аристократия. Меня тоже сильно потряхивало от нервного возбуждения. И еще, мне очень хотелось, чтобы наша постановка понравилась. Мы с Игорем, Вииром и Нэлием тоже уже сидели на первом ряду, слегка правее центральных кресел, где должны были расположиться Свер с семьей. Кстати, Свитера в зале не было и это было слегка обидно. Мне хотелось бы обсудить с ним наш спектакль. Но он три дня назад явился к нам в наши покои и, извинившись, попрощался. Сказал, что дело опять в его наследстве. Обещал вернуться так скоро, как только закончит дела. Я после его ухода пыталась вызнать у моих мужчин, не они ли его шуганули. Троица интриганов как всегда вели себя как три крепко пришитые пуговицы. Никакого трепыхания. Твердая позиция и полный отказ от всех обвинений. Кстати, леди Лению в зрительном зале я тоже не увидела.

Когда за нашими спинами раздались шуршания и гомон, я обернулась. В зал вошла королевская семья. Впереди шел король с пышно разодетой королевой. За ними дочери с мужьями и последним шел юный принц. Любимец Игоря — Магн. Красивый, молчаливый юноша с умным взором темно-серых глаз. На мой взгляд, он был слишком тих и задумчив для молодого мужчины. Но кто его знает, каким должен быть принц. Наверное, именно таким. Хорошо воспитанным, образованным и сдержанным.

Королевская семья, негромко переговариваясь, заняла положенные места, и через минуту раздался глубокий, длинный звон третьего гонга.

Заиграл оркестр, и занавес взвился к высокому потолку, где бесшумно растаял. Магический мир для искусства — это великий дар и великолепные возможности. Перед зрителями открылась декорация зала средней руки таверны. В окнах виднелась синяя морская даль с белоснежными треугольникам парусов яхт и рыбачьих лодок. За столами расположились рыбаки, небогатые горожане с женами и детьми. Сновали грудастые подавальщицы. В углу сидел задумчивый молодой бард. Вот по знаку владельца таверны он взял свой инструмент. Длинные пальцы тронули струны, и полилась красивая, грустная мелодия. Бард пел о любви, о ревности, коварстве и людской злобе.

Сколько я пропел на свете строк О любви, как плетью оскорблённой, О любви, безжалостно сожжённой, Из сплошных терзаний и тревог.

Сколько раз я слышал от друзей О разбитом на осколки счастье И о злой или холодной власти, В пешки превращающей людей.

Далее шла мрачная легенда о ревнивом Драконе, который убивал своих жен. После каждого убийства у него отрастала огромная шевелюра и борода синего цвета. Свет за окнами погас, сцена погрузилась в тревожный полумрак. За столами таверны притихли посетители. Дети испугано лезли на колени к матерям. Рыбаки перестали брякать пивными кружками, и кое-кто застыл с куском мяса, недонесенным до губ. Зрители за нашими спинами тоже притихли. Никакой рекламы нашему спектаклю мы не делали, кроме небольшой афиши. На афише на фоне яркого, разноцветного фейерверка название — Истинная история Дракона по прозвищу Синяя Борода. Придворные, увидевшие эту афишу, скорее всего, готовились к веселому спектаклю. И сейчас произошел первый поворот в сознании, Зрители, готовившиеся к веселью, погрузились в мрачную готическую легенду. То ли еще будет! Наша постановка удар по стереотипам нанесет не единожды.

Песня закончилась. Зрители потихоньку приходили в себя. И те, что на сцене, и те, что за нашими спинами. Бард задумчиво перебирал струны, когда мимо него к выходу прошли высокий мужчина в дорогом костюме и прелестная юная девушка. На мгновение мужчина приостановился возле барда и, наклонившись, сказал ему, — Все было совсем не так!

По сцене закружился вихрь разноцветных огоньков, постепенно заслонив всю сцену. А когда огоньки поредели, на сцене висела наша конструкция из квадратов. Та, что чуть не прибила меня, и упала на голову Мароша. Правда, для зрителей она оставалась невидимой. Зазвучал вальс. На сцене вверху, среди огненных всполохов, перечеркиваемых вспышками разноцветных линий, неспешно кружились наши три жены. Внизу красиво двигался в каких-то акробатических па Синебород. Но вот вместо вальса грянула агрессивная и ритмичная музыка. Жены танцевали уже не вальс. Пышные юбки с них исчезли, оставив на стройных телах обтягивающие брючные костюмы. На мой взгляд, танцевали актрисы великолепно. В стиле, созданном нашим хореографом на основе движений земного стиля Джаз-фанк. По очереди каждая из них в песне и танце рассказывала историю своих страстей и желаний. А потом начался сам мюзикл. С песнями, танцевальными номерами и рассказами о каждой жене. Я смотрела с удовольствием, хотя видела все это неоднократно. Волнение не ушло совсем, но разбавилось удовольствием от просмотра нашего спектакля и восхищением артистами. После второй истории занавес упал, и объявили антракт.

В зале раздались неуверенные хлопки. Но вот Свер поднялся со своего места и развернулся к нам. Мы вчетвером тут же встали ему навстречу. И король, подойдя ко мне, на глазах всего зала поцеловал мне руку. А потом громко сказал, — Спасибо. Это было необычно, но великолепно.