— Тяжело?

— Да. Это не на «Севильского цирюльника» сходить. Но, я другого и не ждала. Так что все нормально.

— Любите оперу? Доброе утро.

— Игорь Маркович! Вам ассасином работать! Вы двигаетесь абсолютно бесшумно!

Я сидела спиной к двери. Смотрела в окно и голос заведующего прозвучал неожиданно как глас с небес.

— Хорошо не ассенизатором. Налейте мне тоже кофе.

Соболев прошел и сел за журнальный столик, за которым мы вчера «пировали».

Я встала, подошла к кофемашине. Сделала кофе для Драконыча и заодно и Альберту.

Когда повернулась к мужчинам с чашками в руках, увидела одинаковый взгляд, которым они на меня смотрели. Внутренне усмехнулась. Вот так вот! Драконыч наконец то меня разглядел. Точно говорит народная пословица. Не по хорошему мил, а по милу хорош.

Поставила перед ними чашки. Села. Драконыч поблагодарил и, наконец-то, оторвал от меня взгляд.

— Альберт. Вчера прооперировали в акушерстве беременную, острый флегмонозный аппендицит, местный перитонит. Я с утра звонил, у нее все нормально, но ты все же сходи, посмотри. По блокам я тоже пробежался. Ничего экстренного пока нет. Посмотри Гриненко из 612 палаты первого блока. Холецистэктомия вчерашняя. И Коршунова с панкреонекрозом мониторь. Если что — звони.

Я внутренне неловко поежилась — пока я спала, и зубы чистила, Соболев уже работал. Меня не разбудил. Но на будущее надо сделать пометку, что вставать надо, по крайней мере, на час раньше.

Далее Соболев передал список тяжелых и послеоперационных больных.

— Альберт, мы вчера невесту оперировали, — вставила я свои 5 копеек. — В холодильнике остатки тортика. Свадебного. Можешь доесть.

Альберт воспринял новость о невесте почти без интереса. Понятно. Всяко бывает. Они с Соболевым еще поговорили о вчерашнем больном с холецистэктомией. Я внимательно слушала, допив кофе, помыла чашку.

— Игорь Маркович, можно домой?

— Да. Идите, отдыхайте.

— До свидания.

Я зашла в закуток для переодевания. Сняла брючки, надела джинсы, потом переоделась в черный топ, переобулась и вышла. Мужчины опять окинули меня особым, мужским взглядом. Нравлюсь, внутренне улыбаясь, подумала я. Я привыкла к таким мужским взглядам. И, хотя, серьезных отношений у меня никогда ни с кем не было, но мой внутренний мир гармоничен только при наличии вот такого мужского внимания. Все-таки я женщина хирург, а не просто хирург. И мужское внимание мне привычно и приятно и, даже, необходимо. Тем более что и училась, и работала я всегда преимущественно в мужском коллективе, где и имела мужского внимания в избытке.

Помахав в дверях на прощание ручкой, отправилась домой. Дома ждал дед. Я выпила еще и с ним кофе и подробно отчиталась о дежурстве. Когда я рассказывала об оранжевых с лягушатами трусах Соболева, дед проницательно посмотрел на меня.

— Громко ржала?

— Ага.

— Бессовестная, — хмыкнул дед. Но потом тоже начал смеяться. Отсмеявшись, сказал.

— А твой заведующий — мачо. Очень уверенный в себе мужчина.

— Да. Что есть, то есть. Ты бы еще в «Армани» его увидел…

— Ксюха, слишком мечтательно заговорила. Он твой начальник. Ты его подчиненная. Стань сначала полноценным работником, потом мечтай о начальниках.

Я фыркнула и ушла в свою комнату досыпать. Ближе к вечеру позвонил Олег и напросился в гости вместе с Сергеем. Им было интересно расспросить меня о моем дежурстве, и я не стала им отказывать, представив, как на их месте сама бы захотела узнать подробности.

Дед уехал к приятелю. Приятель зарабатывал на жизнь содержанием конюшни, а мы с дедом были большими любителями любой живности и по совместительству — лошадниками. Впрочем, меня лошадницей назвать можно с большой, нет, просто огромной натяжкой. Я люблю пообщаться со своим конем, пообниматься с ним, покормить его яблочком и сахарком, неспешно проскакать по деревенским дорогам, между зеленых полей. Но, в отличие от деда, сама не смогу экипировать его. Короче, баловство и приятное времяпровождение, не больше. А у деда — лошади, это многолетняя страстная любовь. Так что мы спокойно с приятелями расположились возле бассейна опять с бутылкой шампанского. Правда пить я отказалась. Не хотелось злить деда, и просто не хотелось. Я им рассказала обо всем кроме оранжевых трусов Драконыча.

Вернулся дед. Опять нас отругал. Сказал, что хирургия не терпит алкоголиков. И в тоже время, очень способствует формированию алкогольной зависимости. Хроностресс, который снимают алкоголем, и подношения от больных опять таки в эту же тему.

— Дед. Я не пью.

— Вижу. Но ты дружишь с этими охламонами. Пока дружишь…

Дед раздраженно погрозил нам кулаком и ушел в дом. Я расстроилась и-за того, что расстроила деда.

— Ребята. Больше алкоголь не приносите! И вообще. Пошли вон. Я из-за вас деда огорчила.

Олег с Сергеем обещали исправиться. И попросили не выгонять их на неприветливую улицу. Пришлось смилостивиться. Мы вернулись на веранду пить кофе. К нам присоединился дед. Увидев, что мы пьем кофе с пирожками, подобрел. Рассказал, что дом напротив нашего коттеджа ожил. Он видел, как из ворот выехал и уехал автомобиль. Дело в том, что напротив нашего коттеджа располагалась старая заброшенная дача с огромным старым садом. Но год назад на месте этого участка началось строительство большого, пафосного трехэтажного дома. На мой взгляд — странного. Он был с претензией на Францию какого-то там века. Я абсолютный профан в архитектуре. Но, этот дом одновременно и возбуждал интерес и бесил. Он был необычен, кичлив и, на мой взгляд, абсолютно инороден окружающему пространству. Мы с дедом с интересом ждали кто же в конце концов там поселится. Я, почему то, представляла пузатого и очень, очень самодовольного чиновника областного масштаба ростом полтора метра с кепкой. Рядом будет его жена — Мисс Мухосранск 2010 года ростом метр восемьдесят пять, с силиконом во всех стратегических местах. Сзади гувернантка, няня и три ребенка — погодки. (Надо же попытаться застолбить богатого мужа на веки вечные). Еще пусть будет теща в широкополой шляпе со следами многочисленных пластических омоложений и липосакций. Ну и кто еще…охрана. Да! Куда ж без нее.

— Дед, а кто был в машине — разглядел?

— Нет. Увы.

Ребята начали корчить рожи. Они поняли, о каком доме мы с дедом говорим. Олег добавил свои пять копеек.

— Ксюха, тебе зачем? Ты же терпеть не можешь богатеев.

— А они меня, — засмеялась я. — Все в мире гармонично. Чувства всегда взаимны.

— Не всегда, — буркнул Сергей. А дед хмыкнул.

Скоро ребята ушли. Дед тоже пошел отдыхать. А я осталась сидеть на веранде. Свет выключила и смотрела на звезды, а звезды, подмигивая, смотрели на меня. Временами с вышины налетал ветерок, шумел листьями деревьев, холодил лицо и улетал дальше. Дедушкины яблони тянули ветви ко мне на веранду. Под деревьями готовилась расположиться ночь, сгущались темные тени и сад слегка пугал этой темнотой и тишиной. Но тут же успокаивал шелестом листьев и перемигиванием звезд. Я удобно расположилась в кресле, укутавшись пледом. Было романтично и слегка грустно. Я сидела и думала о Драконыче. И мечтала, чтобы Драконыч подумал обо мне. А потом ушла спать, потому что глупости все это…

Дела потребовали моего присутствия именно тогда, когда я должен был дежурить. Пришлось поменяться с Михал Михалычем. И это было неплохо. Во-первых, я присмотрюсь сам к Кораблевой. Во-вторых, переносится второй раунд с Анжелой. Дежурство началось с роддома. Нда…угораздило меня именно сегодня напялить эти оранжевые труселя. Было смешно и чуточку неловко, но больше смешно. Девчонка ржала так, что я, в какой- то момент, решил, что она свалится от смеха на пол и будет хохотать, катаясь по полу и дрыгая ногами. Гинекологи терпели, хотя рожи и у них дергались в попытках сохранить серьезность. Ох. Я заранее предвкушаю как сегодня, и завтра, и еще несколько лет будет ржать весь роддом, в красках описывая всем сотрудницам (у нас в акушерском корпусе работают одни женщины) мои оранжевые семейники. Я, кстати, и не помню, откуда они оказались в моем гардеробе. Не иначе кто-нибудь из моих дам прикольнулся.