— Мне можно сегодня отработать в этой форме?

— Можно. Идите.

Я вышла из кабинета. Вот вчера его цвет устраивал, а сегодня уже не устраивает! Ну, и фиг с ним. Гад он и есть гад, хоть в Армани, хоть без Армани. На сегодня появилось срочное дело, проехаться после работы по магазинам, купить новый костюм для работы. С этими дисциплинированными мыслями я зашла в ординаторскую. Собрались еще не все. ФедиМиши не было. С дивана поднялся Альберт Борисович (полноватый тридцатилетний хирург).

— Ксюша, садись. Кофе будешь?

— Буду, спасибо.

Альберт Борисович налил мне из кофейника свежезаваренный кофе.

— Бери. Только что из кофе-машины.

А я вчера носилась и не видела. Хотя запах кофе чувствовала. Да, стоит возле окна тумба с кофе-машиной.

Мы пили кофе с Альбертом и разговаривали о пустяках. Остальные мужчины посматривали на нас, иногда вставляя реплики. Альберт расспрашивал, как мне понравился мой первый рабочий день, где я проходила интернатуру, где я живу, как добираюсь до работы. Узнав, что на машине, расстроился.

— Я хотел тебе предложить со мной ездить. Я недалеко от тебя живу. Мог бы заезжать за тобой.

— Много тут вас, заезжальщиков!

Из закутка, образованного двумя шкафами, вышел и подходил к нам, уже переодетый в зеленый медицинский костюм ФедяМиша.

— Здравствуйте, Федор Федорович. Мы с Альбертом Борисовичем пьем кофе. Вам налить?

— Спасибо, потом я сам. Сейчас уже планерка начнется.

И действительно, в ординаторскую стремительно влетало его величество Игорь Несправедливый Первый.

Я отставила чашку и пересела к столу ФедиМиши. Планерка началась. Отчитался дежурный врач, доложили тяжелых больных, на стол был положен лист с графиком операций. Планерка кончилась. Его светлость удалился. Ординаторская жила своей обычной жизнью. Я продолжала называть Михал Михалыча Федором Федорычем. Вот так вот! Сегодня им уже было не смешно. Думаю, они не очень понимают, как им выйти из этой ситуации. Я обратила внимание, что Михал Михалыча все стараются никак не называть. А я наоборот. Соловьем заливалась. Федор Федорович то, се, и так, и вот так, и еще раз этак! И каждый раз с именем отчеством. — Федор Федорыч, а во сколько у нас операция? Федор Федорович, печеньку будете? Федор Федорович, может быть вам все-таки заварить кофе? Федор Федорович, а где мне можно пропуск на машину выписать? И т. п. Сегодня весь день его фёдорить буду. Короче, заигралась девочка и, конечно, доигралась.

От дверей раздалось привычное карканье, — Ксения Андреевна, пройдемте со мной.

Обернулась. Ага. Стоит мой любимый начальник. Сверлит меня злобным глазом.

Иду. Вернее бегу. Заходим в кабинет. Дверь придержал, меня вперед пропустил. Странно. Костюм же уже в шкафу висит. Наверное, он и из шкафа на Драконыча цивилизационно влияет.

— Садитесь.

Села. В принципе, я знаю, о чем он хочет со мной говорить. Вот только я не придумала, что я ему буду отвечать. Задумано было, что я при нем не буду светиться со своим Федором Федорычем.

— Ксения Андреевна. Объясните, почему вы продолжаете Стрелкова называть Федором Федоровичем.

Молча пялюсь на него. Вот че он привязался. Мы и сами разберемся, кому кого как называть. Как будто у него серьезных дел нет.

Начальник еще некоторое время сверлит меня драконьим взором. Потом снимает трубку телефона и набирает номер.

— Михал Михалыч, зайди ко мне, будь добр.

Молчим дальше. Открывается дверь и входит МишаФедя.

— Михал Михалыч. Садитесь.

Михал Михалыч садится рядом со мной.

— Ксения Андреевна. Разрешите еще раз, а именно в третий раз, представить вам вашего куратора, Стрелкова Михаила Михайловича. Вы запомните, или мы каждое утро будем знакомиться?

— Я запомню.

Рядом раздалось кхыканье.

— Игорь Маркович. Это моя вина. Я вчера сам представился Ксении Андреевне Федором Федоровичем.

— Зачем? Впрочем, ладно. Она не запомнила с первого раза. Вы пошутили. Это понятно. Но, вчера я ей сказал, что вас зовут Михаил Михайлович. Почему я опять слышу этого Федора Федоровича.

— Ну, вчера мы подсмеивались над Ксенией. Сегодня она, видимо, решила подшутить над нами. Все логично. Все нормально.

Какой же классный мужик. И как все быстро и четко понял. Не то что этот Долдон Маркович.

— Хорошо. Оба свободны. Надеюсь, в операционной вы обойдетесь без шуток. Михаил Михайлович, я вас прошу, серьезнее с молодыми сотрудниками.

Мы, с Михал Михалычем вышли из кабинета. Я протянула ему руку.

— Мир?!

— Мир! И, Ксюша, прошу меня извинить. Я был не прав.

Михал Михалыч взял мою руку, но не стал ее пожимать, а поцеловал. Ну, конечно, именно этот момент Долдон Драконович выбрал, чтобы выскочить из своего кабинета. О! Опять глаза закатывает. Прелестно! Я начинаю привыкать к его реакции, и она начинает мне нравиться.

Драконыч ничего не сказал. Вернул глаза на место и полетел по своим хищным делам. Мы с МишейФедей пошли в ординаторскую, и скоро нас позвали в операционную. Операция по удалению желчного пузыря — холецистэктомия. Михал Михалыч оперировал великолепно. Спокойная уверенность, точные движения. Больной слегка закровил под конец операции, Михал Михалыч ни на секунду не потерял самообладания. Да. Школа. Опыт. Характер. Мне однозначно повезло. Я многому научусь у своего куратора. А какая операционная медсестра! А анестезиолог! Какие профи! Великолепно! Мы, с Михал Михалычем переоделись, вышли из оперблока и вернулись в ординаторскую. Я была довольна как удав, который пообедал огромным драконом. Я всегда в операционной испытываю волнение, и… азарт, наверное. Передо мной задача с секретом. Любая операция может повернуться совсем в неожиданную сторону. И я должна быть готова к любым неожиданностям. Помню, я была совсем малявкой и дед, довольный тем как он провел какую-то сложную операцию, рассказывал мне. — Ксюша. Ты вот представь. Хирурги — это единственные люди, которым позволено резать «ножом» живых людей. Представь только, как это ответственно — резать живых людей. Как это сложно. И как же хорошо на душе, когда ты сделал все на отлично, и человек вместо того, чтобы отправится на кладбище, спешит по коридору отделения навстречу своей семье! Я запомнила эти слова навсегда. Меня они, наверное, потрясли вот этим — позволено резать «ножом» живых людей. Да. С дедом мне с рождения повезло, а теперь вот и с куратором повезло. Я — любимчик богов!

Почти сразу МишМиш пошел на консилиум, взяв и меня с собой. Больной 45 лет с панкреонекрозом. Решался вопрос о повторном оперативном вмешательстве. Сначала пациента доложил лечащий врач, Сергей Николаевич Мормонов. Потом высказался Драконыч, потом профессор с кафедры госпитальной хирургии нашего мединститута, потом еще врачи, которых я не знаю. Драконыч был против операции, настаивал на консервативном лечении. Кто то был с ним согласен, кто то нет. Но в итоге Драконыч, все-таки победил. Было безумно интересно слушать профессиональную дискуссию опытных, грамотных хирургов. И, одновременно с этим, я невольно испытала чувство восхищения Соболевым. Ведь, неимоверно трудно взять на себя ответственность за решение, от которого зависит жизнь человека. Наш Драконыч решительно брал на себя эту ответственность. Кстати, мой куратор был с ним согласен.

Консилиум закончился. Мы с МишМишем вернулись в ординаторскую. И почти сразу, когда мы только-только закончили писать протокол операции, Михал Михалыча вызвал Драконище. Вот, уверена! Обо мне будет спрашивать. Но, и пусть. Я была вполне довольно тем, как я ассистировала. И шов наложила отличный. Очень старалась. Михал Михалыч скоро вернулся. Похмыкал и заявил мне, что я его должник, и подмигнул. Я расплылась в довольной улыбке. Больше мы ничего друг другу не сказали, ни он мне, ни я ему. Все было и так понятно. Потом мы быстренько сделали обход. Потом я сбегала к коменданту больницы с подписанным Натальей Владимировной заявлением на пропуск машины на территорию больницы. Потом я этот пропуск получила и мой второй рабочий день закончился.