–Трафо. Странник.
– Бродяга, – констатировал Столбовой.
– А я, – поднялась Тайа, но ее прервали самым неучтивым образом.
– Не важно. Девка— так девка. Тем более что тут, – он помахал в воздухе сопроводительной грамотой, – так и написано – девка. На выход! Дернется кто-нибудь, без разговора голову в плечи вобью. Ясно?
– Пасмурно, – не мигая, уставился на Столбового Кайс.
– Что-о-о? – не веря своим ушам, Столбовой шагнул навстречу дерзившему сопляку. – Что ты сказал?
Он навис над Кайсом, как утес над букашкой. Плечи ходили ходуном, огромная грудь вздымалась и опускалась. Еще чуть-чуть, и Столбовой, взорвавшись, разлетится на мелкие кусочки.
– Э, остынь, – примирительно подняв руки и сделав несколько шагов назад, сказал Кайс. —Вобьешь. Сомнений нет. А теперь давай, веди нас туда, куда тебе приказано.
Последнее предложение сказано было таким тоном, что даже самоуверенный Столбовой сумел расслышать нечто такое, чему не рискнул противиться.
–Следовать в середине колонны. По сторонам не смотреть. Слушать меня, – принялся перечислять свои требования гигант.
Трафо вздрогнул, когда, встретившись глазами с Кайсом, увидел, как тот подмигнул. Это могло означать только одно – быть готовым к тому, чтобы пустить в ход магию.
Когда Трафо вышел в узкий коридор, то не понял, о какой сопроводительной колонне могла идти речь. Действительно, помимо стражника и троих узников в коридоре было всего четверо Столбовых. Трафо, конечно, не знал, как и что считается колонной, но отчего-то был уверен, что четверых явно недостаточно для этого.
Чем ближе они подходили к выходу из Южной башни, тем больше Трафо волновался. Еще бы! Ведь если стражник не передаст, забудет о карте защиты от магии, то у троицы есть шансы на побег.
Вся процессия подошла к тяжелым, обитым железом дверям в башню. Они оказались во вполне просторном помещении, в котором с ночи ничего не изменилось; стол стоял там же, слева от двери, к стене напротив стола жалась сиротливо узкая скамеечка. Трафо с удивлением обнаружил, что за столом, чуть в глубине, есть дверь. Ночью он не обратил на нее внимания.
Когда здоровяк-Столбовой остановился, Кайс (как показалось Трафо, намеренно) врезался в его широкую спину. Столбовой никак не отреагировал на это, и протянул руку к стражнику, широкой, как лопата, ладонью обращенной вверх.
– Карту, – пробасил он.
Трафо мысленно застонал. Краем глаза он увидел, как сморщился Кайс. Только Тайа непонимающе вертела головой, словно не слышала всего несколько минут назад, о чем говорили ее спутники.
Стражник непонимающе уставился на здоровяка, несколько раз моргнул и, хлопнув себя по лбу, скрылся за той самой, не замеченной накануне Трафо дверью. Вскоре он вышел, держа перед собой шкатулку. Подойдя к Столбовому, протянул ее ему. Здоровяк небрежно откинул крышку и извлек карту-стража, которая тут же и утонула в его огромной лапище.
– Печать, – вновь он напомнил о чем-то забытом стражнику.
На этот раз тот не застыл, а опрометью ринулся к столу, извлек из ящика объемную книгу, зашелестел страницами.
– Вот! Вот тут, – стражник приложил палец туда, где, по его мнению, было самое место той печати.
Столбовой не спеша подошел, извлек из мешочка, притороченного к поясу, синего цвета шайбу, прижал к ней массивную печатку, венчавшую его большой палец, и прижал к листу.
– Мы уходим, – объявил Столбовой, и дверь Южной башни открылась.
Трафо взглянул на мир другими глазами; и небо сегодня синело ярче обычного, и ветерок ласкал лицо, как руки матери, и дышалось так, что казалось невозможным надышаться. Приближение неминуемой (чего себя успокаивать, следует принять действительность) казни обострило тягу к жизни. Отсюда и все эти нахлынувшие чувства.
Теперь, выйдя на улицу, Трафо понял, о какой колонне говорил Столбовой. Недалеко от входа в башню подобно громадным лошадям-тяжеловесам стояли шестеро Столбовых, вяло переминаясь с ноги на ногу. Как только процессия показалась из дверей, служивые подтянулись, задрали подбородки к небу, вытянулись по струнке. Четверо сопровождающих Трафо, Кайса и Тайю слились с ними, образовав странного вида строй с местом для арестантов по центру. Огромная ладонь главного в этом отряде Столбового придала ускорение замешкавшимся узникам.
– Я сказал! Вы слышали! Вобью в плечи!
– Ты ее отобьешь так, что вбивать будет нечего, – не удержался от реплики Кайс, потирая затылок.
Процессия тронулась. Встречные прохожие шарахались от Столбовых, как от огня. Возницы спешили свернуть в проулки, а коль не имели такой возможности, то просто останавливали вечно уставших коней своих, слезали с козел и, понурив взгляд, ждали, пока колонна проследует дальше.
Трафо смотрел по сторонам —благо никто за это по голове не бил —пытаясь понять, где же они сейчас находятся. Судя по всему, этой же дорогой их вели сегодня ночью в каталажку. А что дальше? Они пройдут тем же маршрутом, или во дворец есть более короткий путь? И вновь, словно читая его мысли, на этот вопрос ответил Кайс:
– Мы не дойдем до базара. Сейчас там не протолкнуться. Поведут параллельной дорогой.
Чуть помолчав, он продолжил едва слышно:
– Там много примыкающих улочек. До богатых домов мы не дойдем. Будет шанс – беги.
Трафо едва заметно кивнул, заметив, что один из Столбовых, вышагивающий слева, пристально наблюдает за ними.
– Что смотришь? – вскипел Кайс. – Не видишь, молитвы читаем.
– А по заду? – флегматично отозвался воин, показывая на хлыст,заткнутый за пояс.
Обошлось без задовредительства. Дальше шли молча.
Чем ближе они подходили к базару, тем больше людей встречалось на пути. Торговки зеленью от страха задирали объемные корзины над головами и так замирали, смешно открыв рты. Самые сердобольные женщины в Набакисе— торговки зеленью. Это известно всем.Они были поразительно похожи одна на другую: все в теле, с широкими добродушными лицами на маленьких головках, которыми торговки в данный момент жалостливо кивали, скорбно скривив губы. Худые, словно приведения, ремесленники, толкающие перед собой тележки с товаром: тут тебе и горшки из глины, и мотыги, и колеса, обитые железом по ободу и просто деревянные. Да, товар дневных торговцев заметно уступал красками и содержанием товарам ночных продавцов веселой жизни. Но только в глазах у этих бедных, по сути, людей читалась жалость к арестантам, чего нельзя было заметить у редких толстосумов. Некоторые из богатеев даже прикрикивали на Трафо и его спутников, потрясая пухлыми кулачками.
Кайс больно стукнул Трафо кулаком в бедро. Тот уставился на лжемонаха в недоумении, но Кайс, казалось, не обратил на этот взгляд никакого внимания, продолжая переступать ногами по мощеной булыжниками дороге. Как только Трафо решил, что это Кайс из вредности позволил себе такое, как в бедро прилетело еще дважды. Трафо собрался уже ответить нахалу, и даже стал примеряться, как бы ловчее заехать тому в ухо, но тут его внимание привлекло некое движение под самой стеной дома, что находился слева. Там дурным голосом завыл сидевший на земле нищий. Выставив одну ногу перед собой, спрятав другую под седалище, нищий закинул голову к небу и выл. Стоило медяку звякнуть о дно кружки, выставленной им же перед собой, как вой прекращался.
"Интересный способ заработка",– подумал Трафо и улыбнулся. Пока торговцы стягиваются к торгу, они не потерпят того, чтобы им сбивали удачу волчьим воем. Волк – разбойник. А торговцы самые суеверные люди на земле. И прогнать нищего не можно – вдруг сумасшедший? Вдруг проклянет, и тогда всё, прощай торговля на семь долгих лет, пока проклятье не иссякнет. Нет! Легче откупиться, кинув медяк в его кружку. Пусть подавится, пропивая в корчме.
Всё это интересно, но многим интереснее то, что, как только Трафо поравнялся с нищим, то обнаружил, как тот ему подмигнул, едва кивнув головой, которую тут же вскинул, и над улицей вновь раздался вой. Правда, длился он ровно столько, сколько потребовалось командиру Столбовых, чтобы, слегка присев, опустить свою ладонь-лопату на голову бедняги. Вой оборвался, так и не достигнув должных ему высот. Нищий обмяк, завалился набок и так остался лежать.
