Заговорщики разошлись выполнять указания командира, Кирпичников вновь продолжили обсуждать положение с Марковым:

– Одним нам не справиться, надо фронтовиков подключать, – предложил его приятель.

– Могут и не присоединиться, – засомневался Тимофей. – Надо кого-то прямо сейчас отправить к ним для переговоров. Только осторожно.

– Что будем делать, если никто не присоединится? Это ведь бунт, – продолжал нагнетать обстановку Марков.

– Сам понимаю. Придётся занять оборону. Расставим солдат и пулемёты в пределах казармы, – ретиво произнёс Кирпичников.

– А если, не кривя душой? В случае поражения ведь нас теперь ждёт смерть, – Марков прижался щекой к винтовке.

Наступила гнетущая тишина. Казалось, слышны были, как бьются сердца каждого солдата. Почти никто не спал, и каждый думал о своём. Предстояло нелёгкое утро. Олег лежал и думал, что первым делом сразу выяснит, кто среди солдат Соколов. Его нетрудно будет узнать по синяку от крепкого удара агрессивного командира.

Филатову тоже не спалось. Он также хотел поскорее утром попасть в расположение учебной роты и найти этого самого Соколова.

***

Вдоволь нагулявшись по Алексеевскому саду на задворках дворца великого князя, парочка интеллигентных с виду, но, совсем по-ребячески, так и не дойдя до Набережной Мойки из-за разнузданной пьяной шайки впереди, пробралась сквозь дворы и арки к выходу на проспект и направилась в обратную сторону, то и дело, периодически останавливаясь для объятий с поцелуями, нисколько не стесняясь редких прохожих и не боясь обветривания губ на ветру. По всему было понятно, что им совсем не скучно вдвоём, и прогулка с неожиданностями и приключениями лишь забавляет их.

– Знаете, мой милый друг, почему этот проспект был назван именно Английским? – заводила самые различные темы спутница.

– Вероятно, здесь живёт много английских подданных? – попытался предположить Бероев,

– О, да… Вон в тех домах, что напротив Галёрного дома, действительно проживает много англичан.

– А я даже знаю, что ранее его называли Аглинской перспективой, затем Англинским проспектом, и уже только при Екатерине окончательно утвердили то название, что сейчас, – будучи, хорошо знающим историю своего родного города, попытался блеснуть знаниями Виталий.

В ответ Любовь заливисто расхохоталась:

– При Екатеринушке Великой его называли Дровяной улицей, из-за того, что она учредила дровяные запасные магазейны, дабы продавать дрова зимою бедным людям.

Коренной петербуржец был крайне удивлён и доводами собеседницы, и своими пробелами в собственных познаниях. А Любовь, нисколь не заметив его смущения, лишь добавила, окончательно развеяв все сомнения в её незаурядности:

– А ещё ранее, когда только была построена эта проезжая улица, она вообще была названа Успенской, потому как здесь должны были поставить церковь Успения Пресвятой Богородицы.

– И..? – ожидал продолжения воодушевлённый кавалер.

– И, не построили… Зато поставили Покровскую церковь, ту, что за Екатерининским каналом.

Уже ничего не понимая в этих новых для него названиях, Виталий лишь влюблёнными глазами поглощал любую информацию, льющуюся из этих обворожительных уст.

– Вы такой забавный и, в тоже время, очень внимательный слушатель, – в очередной раз, остановившись и, всматриваясь в его глаза, с нежностью в голосе произнесла всезнающая актриса и, обвивая руками за шею, притянула того для глубокого поцелуя.

Бероева ни такое поведение спутницы, ни любопытные прохожие, нисколько не смущали, из-за чувства некоторой защищённости от знакомых глаз, которых здесь – в этом времени, не может быть просто по определению, до тех самых пор, пока Любовь, уже почти дойдя на знакомого Офицерского проспекта, вновь не остановилась и, прижавшись как можно теснее под руку, не произнесла:

– Посмотрите, мой обожаемый друг, вон в то крайнее окно на самом верхнем пятом этаже углового дома напротив. Видите? Там сейчас лишь тусклый отблеск от горящей свечи.

– Крайне неловко так откровенно заглядывать в чужие окна, – удивлённо возразил кавалер.

– А мы и не собираемся туда заглядывать. Я лишь указала, где именно, в данный момент находится мой многоуважаемый супруг, дабы снять всё то напряжение и неловкость, что мучает вас. Разве я не права?

Виталий от таких откровений даже слегка поперхнулся, так и не зная, что можно ответить. Его действительно волновала моральная и этическая сторона их неожиданных взаимоотношений, но, начинать разговор об этом он сам уж точно не решался. Собеседница же продолжала:

– За этим самым окном, «горящим не от одной зари», проживает сегодняшняя любовь моего мужа, где он проводит частые встречи, а порой и ночи. И это действительно Любовь… Любовь Андреева-Дельмас – та самая его возлюбленная Кармен.

– Но, как же? Как же вы всё это принимаете? Неужели не хотели бы с ней объясниться? – обескураженно удивлён Бероев.

– О, нет. У меня уже был такой опыт с одной из его актрис-любовниц. Ни к чему хорошему это не привело. К тому же, а разве мы с вами сейчас занимаемся не тем же самым?

Виталий от смущения покраснел, но его пассия продолжала:

– Мы уже давно привыкли к такого рода увлечениям друг друга. Сначала это, конечно же, ранило, но, потом спустя годы стало обыденностью.

– Разве такое возможно? – продолжал удивляться новоиспечённый любовник.

– Как видите, и, при этом, мы, как это не звучит абсурдно, не перестаём любить друг друга. Саша продолжает относиться ко мне с тем же трепетом и пиететом, что и при первых встречах. По настоящему, мы ведь знакомы ещё с малолетства – с двухлетнего возраста. Он был очарован мною. Вот с тех самых лет он и продолжает мною восхищаться, боготворить, возносить. Мне до сих пор кажется, что он совсем не воспринимает меня живым человеком, пытаясь оберегать, словно драгоценность. За всю нашу совместную жизнь он так и не понял, что мне, как любой женщине, не чужды и плотские утехи, и забавы, и душевные увлечения. Впрочем, он мне вдоволь позволяет насладиться на стороне, сам же, как он сам считает, не опускаясь до такой низости в отношении меня, как обожаемого существа, цветка или предмета.

Виталий лишь молча, от удивления раскрыв рот, слушал эти неожиданные откровения, которыми, как ему показалось, женщине не с кем было поделиться, но, так хотелось. Люба же с упоением продолжила свой рассказ:

– В молодости мы были изумительной прекрасно парой, как утверждали многие. У меня уже были воздыхатели, но, я выбрала этого уверенного в себе парня. Он был и остаётся притягательным своей уверенностью, тем, что никогда не зовёт к себе, и от этого ещё больше хочется быть с ним ближе. Исключительное чувство, подкупающее любую. Мы даже до венчания много и часто встречались, даже снимали комнаты для близких свиданий, но, он никогда не осмеливался ко мне даже притронуться, не смотря на то, что я была уже всецело готова и страстно желала этого.

Бероев, слушая, лишь часто сглатывал, от одних только слов приходя в состояние внутреннего возбуждения.

– Но, увы, все мои ожидания были тщетны и напрасны. Кроме чувственных и трогательных стихов и полного обожания я более так ничего и не получала. Не получила я желаемого, кроме экзальтированного поклонения и восхваления «вечной женственности» и даже после свадьбы. Ещё с ранней юности у Сашеньки образовался разрыв между любовью плотской – телесной, и духовной – неземной. И тому виной, я всю жизнь считаю именно себя. В итоге мой муж решил, что физической близости нам не нужно, так как будет лишь мешать нашему духовному родству. Он искренне считал, что плотские отношения не могут быть длительными, и как только это произойдёт, мы тут же расстанемся.

– А, как же первая брачная ночь? – удивлённо вымолвил её кавалер.

– Стыдно признаться, мой дорогой, но, мой первый опыт случился уже почти спустя год, и… совсем с другим мужчиной. Он был безумно в меня влюблён, страстно ухаживал и добивался… Я, конечно, была крайне польщена, и… не устояла. К тому времени я уже знала, что мой муж находил выход своим личным плотским желаниям в случайных связях, в том числе и даже с дешёвыми проститутками…