Девочка осторожно взяла из рук дяденьки такую интересную «игрушку» и бережно погладила в своих руках, рассматривая изображение двуглавой птицы на крышке.

– Право, не стоило, – несколько засмущалась взрослая хозяйка. – Это очень дорогой подарок. Она ведь ещё совсем ребёнок.

– Поверьте, этот самый ребёнок для меня гораздо дороже, чем вы думаете. И этот мой подарок от всего сердца.

Допив чай со сладким пирожным, и поблагодарив за всё, гость, наконец, поспешил на выход:

– А вот драгоценности, Валентина Кузьминична, не следует так беспечно хранить в таком доступном месте.

– Но ведь, кроме вас о них никто не знает? – удивилась хозяйка.

– Боюсь, что, эти оголтелые разбойники, уже завтра будут просто крушить всё подряд, даже не спрашивая. Вам следует быть осторожней. Вот я же вас просил никому не открывать, но, сегодня вы мне вновь открыли, даже не спросив. Хотя, вместо меня мог прийти кто угодно. Не будьте так беспечны. Бога ради, берегите себя и особенно вашу внучку. Запритесь на засовы, и не пускайте ни одну живую душу. Авось и пронесёт.

– Может, вы сами хотите забрать это с собой, чтобы нас беззащитных никто не ограбил? – толи с иронией, толи всерьёз предложила хозяйка, указывая на резной ларец, что продолжал красоваться на столе.

– Ни в коем случае, – заявил Филатов. – Спрячьте его, как можно дальше, чтобы никто не смог найти, даже при желании.

– Не понимаю одного, зачем вы помогаете нам? – с удивлением уже перед самой дверью вдруг спросила хозяйка.

– Разве я не сказал, что ваша праправнучка – это… моя будущая жена.

Валентина Кузьминична усмехнулась и открыла гостю дверь. После того, как тот уже распрощался и вышел за порог, она вдруг напоследок ещё спросила:

– Как же зовут мою праправнучку?

– Настя, – ответил Филатов.

– Значит… Анастасия, – с нежностью в голосе тихо произнесла женщина, закрывая на ключ дверь.

***

Возвращаясь быстрым шагом по Литейному проспекту, Филатов не мог выкинуть у себя из головы эти изумительные богатства. Он всё прокручивал в уме, не понимая, как можно всё это в один миг потерять. Так в мыслях не замечая дороги, он догнал небольшую группу молодых солдат, что-то активно обсуждающих между собой. Только сейчас, приглядевшись, Сергей заметил, что вооружённые новобранцы конвоировали какого-то пожилого офицера. Из их разговора, Филатов понял, что солдатам поручено с вокзала доставить в Таврический Дворец какого-то важного арестованного начальника, прибывшего в Петроград, но, судя по всему, не всем хотелось продолжать этот долгий путь.

– Слушайте, я уже устал, а нам ещё столько топать до этого Таврического, – возмущался самый нытливый.

– И что ты предлагаешь? Бросить тут конвойного?..

– Нет, оставлять на полдороге конвойного нам никак нельзя, – возразил третий. – Сказано было доставить.

– Да его никто там не ждёт… И даже знать не знают о его приезде, – продолжал настаивать нытик.

– Нам дали приказ – надо исполнить, а уж потом и в казармы.

– Так казармы-то вот уже рядом, и жрать так хочется. Уже сутки нормально не ели и не спали. Пошли к себе, братцы, – не унимался этот самый активный.

– И, правда, пока мы его туда отведём, уже и ночь настанет, – поддержал его второй.

– А этого куда? – ткнув в спину ружьём уверенно шагающего впереди старого офицера, спросил третий.

– Да кто о нём вообще вспомнит? – продолжал заводила. – Там такая суматоха и неразбериха, что каждого и не упомнить…

– Предлагаешь отпустить?..

– Зачем отпускать? Прикончим эту сволочь офицерскую, – вдруг предложил этот нытик. – Если что, скажем, что попытался сбежать…

– Что, прямо здесь, что ли?

– Ну, почему здесь? Вон пойдём во двор отведём.

После ещё недолгих споров, всё-таки согласились с таким предложением, и компания повернула за угол в проём между домами.

Сергей только и успел, что спрятаться за стволом большого дерева, закусив зубами перчатку, чтобы его не услышали и не заметили. Несчастного пожилого начальника тут же подвели к стене здания, выстроившись в небольшую шеренгу напротив. Филатов видел, как этот отважный офицер, сняв фуражку и перекрестившись, не отворачивая глаз, гордо смотрел смерти в лицо, лишь произнеся напоследок: «Я умираю за Государя Императора!..»

Послышалось быстрое: «Пли!», и Сергей вздрогнул от неровного беспорядочного залпа. Солдаты весело посмеялись, закинули винтовки за плечи и с воодушевлением быстро выскочили на проспект. Филатов ещё какое то время стоял, прижавшись к стволу, слушая как бьётся собственное сердце, готовое выскочить из груди. Тот красный бант с его кителя, что сунул ему Тарас для прикрытия, уже давно где-то отвалился и потерялся, а, следовательно, сейчас и он сам являлся такой же мишенью и приманкой для этой разнузданной и опьянённой безнаказанностью солдатни, что бродит по улицам в надежде расправы над «ненавистным офицерьём». «Впрочем, – подумал он. – Сейчас они не жалуют даже и тех офицеров, что перешли на сторону революции, продолжая относиться к ним, как пережиткам самодержавия».

Осмотревшись вокруг, Филатов медленно подошёл к распластанному по снегу и уже бездыханному телу. Офицерская шинель со всех сторон насквозь была прошита несколькими пулями, струи крови стекали в общую тёмную лужу на грязной обочине, по стене разбрызгано множество багровых капель. Одна из пуль, видимо специально издевательски, пробила глазницу.

Внутри у Сергея кипела ярость, казалось, что слезы заливают его душу: «Как же так? Человек прожил достойную жизнь, скорее всего, честно и беззаветно служил своей отчизне, своему государству, своему императору, растил семью, воспитывал внуков… И вот так глупо окончить жизнь под забором… и всего лишь по прихоти каких-то юнцов-подонков, возомнивших себя властителями судеб, и только потому, что им нестерпимо захотелось жрать? Отчего так всё несправедливо? Куда в один миг вдруг исчезло уважение? Воспитание???»

Филатов, размышляя, негодовал и быстрым шагом возвращался в госпиталь. В дверях его уже встречал Тарас. Сергей вопросительным взглядом сверлил друга. Тот лишь, с нескрываемыми слезами на глазах, смог ответить:

– Всё в порядке. Будет жить…

В палату пустить не разрешили. Как выяснилось, Олег уже разговаривал с хирургом, однако Филатов сам ещё раз кинулся к врачу Виноградову с вопросами, на что тот ему спокойно сообщил:

– Основные жизненно-важные органы вашего друга не задеты, но крови потеряно очень много – потребуется восстановление.

На вопрос:

– Можно ли его сейчас забрать?

Тут же получил однозначный ответ:

– Нет. Даже не может быть и речи.

Сергей уже не стал возражать, лишь поблагодарил доктора. Дальнейшее ожидание было бессмысленным, а потому друзья решили возвращаться домой, чтобы подготовиться к дальней поездке. Генерала Спиридовича они нашли в том самом большом фойе, где днём ранее случилась их перепалка со стрельбой. На том же самом диванчике уже другая плачущая женщина жаловалась генералу, что опасается за мужа-офицера, который перешёл под красные знамёна, забыв девиз Андреевской звезды «За веру и верность».

Уже по дороге генерал неожиданно сделал заключение:

– Удивительно, но женщины в острые жизненные моменты лучше и искреннее мужчин, более трезво воспринимают и оценивают ситуацию.

На что молодые ещё, и, по сути, в таких делах совсем неопытные ребята, не смогли дать вразумительного ответа. Вскоре автомобиль затормозил у знакомого дома на Офицерской. Генерал вопросительно обвёл здание взглядом. Друзьям же ничего не оставалось, как пригласить теперь и этого нового гостя в дом.

В квартире хозяйничала молодая парочка – Михаил со своей раненой подругой, которая уже гораздо увереннее чувствовала себя и оказалась неплохой хозяйкой. Она ловко управлялась с уборкой и уже смогла что-то приготовить покушать. Молодой парень с наслаждением наблюдал за новой подругой и всячески пытался чем-либо помогать, понимая, насколько рана может беспокоить его возлюбленную. Завидев на пороге ребят с каким-то важным офицером, девушка слегка испуганно спряталась за Мишу. Друзья сходу разместились за большим столом, любезно предложив гостю место по центру роскошного дивана. Генерал молча и терпеливо ждал объяснений. Первым начал Сергей: