В иллюминаторе самолёта до самого горизонта город искрится тысячами огней. Несмотря на ранее утро, в феврале ещё темно и россыпь миллионов ярких точек с каждой минутой увеличиваются, превращаясь в отчётливые изображения окон домов и уличных фонарей, а светящийся горизонт при этом от восходящего солнца на высоте, с каждым метром снижения вновь становится темнее и темнее. Самолёт спускается в темноту. Стюардесса, словно собирательный образ из песен, в очередной раз объявляет: «Уважаемые пассажиры, самолёт рейса Санкт-Петербург – Киев совершает посадку в аэропорту Борисполь. Просьба пристегнуть все ремни безопасности и не вставать с мест до полной остановки самолёта».

– Серёжа, хватит спать, уже прилетели. Посадка. Смотри, как красиво.

Молодая девушка не отрываясь смотрит, как под крылом то приближаются, то вновь отдаляются улицы ночного города. Самолёт делает уже третий круг над городом. Среди пассажиров в салоне нагнетается волнение, первые вопросы друг другу шёпотом уже превращаются в общий гул.

– Серёжа, просыпайся, что-то происходит. Кажется, нас не принимает аэропорт, – девушка вновь толкает плечом сидящего рядом с ней спутника. А, мужчина при этом давно уже наблюдет за ситуацией одним глазом, создавая образ спящего.

– Дай посмотрю, – на этот раз, открыв уже оба глаза, он пытается дотянуться до иллюминатора, и тут же, как бы невзначай, закинув девушке руку за шею, нежно целует её в щёку.

– Серёжа, да погоди ты. Посмотри. Что это? Мне кажется там внизу пожар. Горит какое-то здание. И, я обратила внимание, что на дорогах тоже было что-то, похожее на огонь.

– Настенька, вполне вероятно, это костры на баррикадах. В Киеве ведь в эти дни массовые протестные митинги. Народ уже три месяца бунтует. Жгут костры. Если верить новостям, на центральной площади вообще палаточный городок выстроен. Майдан очередной. Может уже и в аэропорту какие-то беспорядки? Не переживай, милая, где-нибудь всё равно приземлимся. Рядом аэропортов много.

– Но, Олег ведь нас здесь встречает.

– Созвонимся. Что-нибудь придумаем.

Яркие и выразительные глаза девушки от волнения становятся ещё крупнее и ещё глубже, что придаёт им особый шарм. Сергей крепко сжимает её руку, и ещё раз нежно целует подругу.

– Всё будет хорошо, – пытается хоть как-то её успокоить.

– Почему именно сейчас Маша с Олегом решили устроить эту вечеринку? И именно в Киеве? Регистрация ведь будет всё равно в Симферополе.

– Потому что, Маша хотела устроить праздник своим друзьям и близким, с которыми вместе училась и работала, для тех, кто не сможет попасть на регистрацию. Так сказать, прощальная церемония, свадьба и отъезд сразу. А если свадьба, то и без свидетелей никак. Поэтому мы будем гулять и отмечать на всех их свадьбах, сколько бы они не устроили посиделок. Они ведь ещё не знают, какой сюрприз мы везём им в подарок.

– Да, понимаю я, Серёжа. Только я смотрю на эти улицы, и с каждым приближением становится всё страшнее. Волнительно как-то очень.

– Не волнуйся. Самый пик уличных волнений, судя по новостям, был уже вчера, власти применили жёсткую силу и должны были разогнать этот Майдан. Так что, сегодня уже должно всё успокоиться. Я не думаю, что их президент поступит, как наш царь в семнадцатом. Он не даст себя свергнуть. Сейчас времена другие. Хотя, всё это очень и очень сильно что-то напоминает. Как под копирку, как по методичке работают заговорщики.

– Ну, если у нас в России получилось, почему у них здесь не получится? Ты ведь сам говоришь, что всё точно также? Что все действия похожи.

– Сейчас 2014-ый, а не 1917-й. Все научены историей. Власти прекрасно знают, как нужно действовать в таких ситуациях. Хотя… В Сербии вон в 2005-ом тоже по этой же методичке действовали. И там тоже получилось.

– По-моему, после своей диссертации, ты уже помешался на этой революции. Везде уже ищешь аналогии, сравнения. Ну, и кому, по-твоему, здесь запланирована роль Ленина?

– Ленина в феврале семнадцатого, когда всё начиналось, вообще не было в Петрограде. Вообще всё было сделано не его руками. Вот и здесь, думаю, что будущий вождь, сейчас даже и не помышляет о своём лидерстве. Скорее всего, его и фамилии даже никто и нигде не произносит.

– Так значит, ты всё-таки сомневаешься, что всё может закончиться мирным путём? Значит, предполагаешь переворот? Революцию? Ох, не в то время ребята затеяли свою свадьбу. Могли бы и отложить, хотя бы до лета.

– Всё запланировано заранее. Кто же знал, что у них здесь так всё завертится?

Самолёт наконец заходит на посадку, и начинает резкое снижение. В салоне наступает резкое молчание. И при соприкосновении шасси со взлётной полосой, когда каждый чувствует, что «под ногами» уже твёрдая опора, слышится коллективный выдох, а уже через секунду вновь всеобщий беспорядочный гул. Через несколько минут самолёт окончательно останавливается, почти весь народ уже на ногах, желая поскорее покинуть салон. Настя с Сергеем неторопливо пережидают всех нетерпеливых и выходят из лайнера одними из последних.

В аэропорту их радостно встречает молодая пара тех самых новоиспечённых молодожёнов. После крепких объятий с друзьями все четверо спешно идут к автомобильной стоянке. Уже только по дороге в автомобиле Сергей осторожно спрашивает:

– Олег, как у вас тут? Судя по новостям, очень жарко приходится?

– Да, вчера реальные погромы были. Как будто опять на войну попал. Только эти сволочи со свастикой по улицам бегают с палками, прутьями металлическими, всё крушат и громят, а их трогать нельзя. Задушить их хочется, – молодой человек спортивного телосложения от внутреннего напряжения явно взволнован, при последней фразе сильно ударяет по рулю, – только… это противозаконно. Да и я здесь чужой – москаль.

– А ты сам-то давно свою с плеча свёл?..

– До конца жизни мне теперь эти ошибки молодости припоминать будешь?

– Вот видишь. Для тебя это просто ошибки. А ведь, если бы мы тогда не попали в эту передрягу, может и ты сейчас был бы среди них. Не думал? Просто, ты смог пересмотреть свои взгляды. Ситуация заставила. А они нет. К тому же они дома. И их здесь так учат. Вот и получается, что они для тебя – враги, а ты – для них. Всё взаимосвязано. Они здесь себя сейчас чувствуют хозяевами жизни.

– Да, и этим хозяевам жизни всё дозволено. Это глас народа. Что-то происходит вокруг, что-то сильно нагнетается. Не понимаю.

– Вчера же вроде власти успокоили и разогнали толпу?

– В одном месте разгоняют, они в другом опять собираются. Сильно противодействия им не оказывают. Берегут, почему-то? Хотя, я бы расстрелял всех на хрен подчистую, и всё бы точно успокоилось. Это уже не люди. Это враги. Это нечисть. Их уже не переделать, они навсегда такими будут. А власти здесь с ними церемонятся. У Маши отец говорит, что полицейским не разрешают их даже трогать. Они, суки, жгут бутылями с «зажигалкой» пацанов, забрасывают булыжниками, а беркутовцы им ответить не могут. Им даже боевых патронов не выдают, представляешь? – Олег опять со злости сильно ударяет по рулю. – Что за власть? Народ трогать нельзя. Какой народ? Это разве народ? Это ублюдки, которых надо уничтожать.

– Олег, успокойся, веди нормально машину, – вступает в разговор его спутница Маша, которая до этого тихо о чём-то перешёптывалась на заднем сиденье со спутницей Сергея.

Олег же резко сворачивает с основной магистрали и ныряет в переулок, продолжая движение дворами и переулками, делая резкие повороты. Нервное напряжение чувствуется в каждом его движении, в каждом слове:

– Вчера их, конечно поприжали. У ребят из милиции нервишки немного сорвало, погоняли они этих нациков по улицам. Многим хорошенько досталось. Только вот эти гады сегодня ночью Дом Профсоюзов подожгли. Решили провокацию совершить. Своих же жгут, мерзавцы. Говорят, что люди там даже погорели. Хотя, настоящей правды сейчас мало откуда можно узнать. Мы от Александра Михайловича – Машиного отца, хотя бы узнаём. Он тут руководит крымским Антимайданом. Он сам бывший полковник милиции, напрямую общается с местным руководством и властями.