– Нужна была первая революционная кровь? Вот вам и кровь. Всё так просто. Теперь уже восстание неизбежно. Злости в людях накопится, хоть отбавляй. Уже не остановить.

– А где наши остальные? – поинтересовался Олег.

В этот момент неподалёку два жандарма усмиряли ударами приклада по голове волосатого рабочего, в котором друзья сразу разглядели своего товарища. Через минуту Тарасу уже заломили руки, завалив лицом в снег. Олег моментально вскочил с места и с силой оттолкнул одного из городовых так, что тот отлетел, пробороздив лицом по мостовой. Второй быстро и ловко вскинул револьвер, нацелившись в сторону нападавшего «военного», но неожиданно получил сзади от кого-то из митингующих булыжником по затылку так, что, обессилев, присел на колени и замертво повалился на дорогу. Груда больших острых льдин незамедлительно повсюду обрушилась на остальных городовых, с криками: «Военные с народом! Солдаты за нас!»

Олег сделал шаг вперёд, чтобы помочь другу, но тут же упал, ухватившись за голову. Из-под ладони ручьём заструилась кровь. Уже пренебрегая всеми предосторожностями, Сергей с криком кинулся к другу, но ещё раньше подоспели рядом стоявшие солдаты и, очень быстро, отточенными движениями, переложив того на шинель, как на носилки, перебежками понесли с площади. Одной рукой подняв за рукав с земли одного товарища, Филатов, среди этого беспорядочного людского хаоса пытался не потерять из виду и другого, а потому он кинулся следом за убегающими.

Когда друзья наконец смогли настигнуть военных, Олега уже уложили рядом с другими ранеными в грузовике, стоявшем тут же неподалёку на площади.

– Куда его? – поинтересовался они.

Удивлённые солдаты ответили:

– Как обычно, в лазарет.

– А можно с ним?

– Господин поручик, Вы же всё сами знаете. Да, не беспокойтесь, рана не серьёзная, пуля вскользь прошла. Вылечат. Быстро на ноги поставят.

Грузовик, уже до отказа забитый ранеными спустя минуту уже двинулся с площади вдоль по Лиговскому проспекту. Сергей с Тарасом остались стоять, не вполне понимая, что делать дальше. Беспорядки на площади только нарастали. Со всех сторон сыпалась ругань, крики, вопли, выстрелы.

– По-моему, тут делать больше нечего, – вдруг заявил Филатов. – Пока ещё сами целы, надо уходить.

После чего повернувшись к Тарасу, похлопал того по плечу, и вскрикнул:

– Ну что, друг, словно опять на Майдане побывал?

Тарас молча отвёл взгляд в сторону. По его сильно испачканному грязью лицу откуда-то со лба текла струя крови. Посмотрев на друга, Сергей невольно улыбнулся, подумав про себя, что, вероятно, полицейские всё же смогли поранить украинского гостя из будущего, укладывая того мордой в пол.

– А где же Михаил? – взволнованно спросил Тарас.

– Я потерял его из виду в этой неразберихе, – с какой-то безнадёжностью в голосе ответил Филатов. – Миша – уже взрослый парень. Думаю, разберётся.

– Он же совершенно не знает города, тем более здесь, сейчас…

– И что ты предлагаешь? Я уже всю площадь обошёл, всё внимательно осмотрел. Только вас нашёл. Уже смеркается, а значит, через полчаса совсем стемнеет, и мы больше никого найти не сможем. Поверь, Миха найдёт дорогу, – утвердительно заявил петербургский историк, словно тем самым пытался убедить даже и самого себя.

– Ну, и куда теперь?

– Пожалуй, домой.

– Звучит, конечно, заманчиво, – усмехнулся украинский товарищ, – осталось понять в какой именно?

С трудом выжав из себя улыбки, друзья побрели искать ближайшего извозчика.

произведения? – пытается поддержать поэта и историк.

– О, вы глубоко ошибаетесь, – вдруг вновь с усмешкой разрушает стереотип хозяйка. – Далеко не всегда в произведениях Сашеньки я выгляжу Прекрасной дамой. Бывала, к примеру, и даже в образе глупой картонной куклы Коломбины…

Гости немного в удивлении.

– Да, да. Почитайте как-нибудь пьесу «Балаганчик».

– Любонька, ты ведь знаешь, при каких обстоятельствах это было написано, – попытался оправдываться Блок.

– А циклы стихов «Снежная маска» и «Фаина», вообще написаны не для меня, – продолжала девушка. – А какой они пропитаны нежностью и любовью?..

Обстановка нагнеталась, по всему чувствовалось назревала ссора. Поэт, казалось, уже зная, как разрядить обстановку, встал и нежно обнял жену сзади за плечи:

– Дела минувших дней, Любонька моя. Теперь совсем другие времена. А настоящая любовь остаётся единственной – данной судьбою.

Хозяйка также, не желая напоказ выказывать семейные ссоры, решила перевести разговор на другую тему, первое, что пришло в голову:

– Ужасно и небезопасно стало на улице в последние дни, особенно когда стемнеет.

– Да, преступность с каждым днём растёт, – подтвердил муж. – Теперь уже, провожая вечером гостей, впору спрашивать, «при вас ли револьвер?» Кровавые побоища на улицах уже стали делом привычным. Воры уже даже людей крадут. Так, ушёл из дома на полчаса, и пропал навсегда.

– Тебе во всём теперь так и мерещится твоя несчастная Куличенко, – с упрёков съехидничала жена.

– Что за несчастная? – поинтересовались гости.

– О, это знаменитая Ната Куличенко, петроградская проститутка, убитая и ограбленная на улице. Мой Сашенька сильно скорбил по ней. Её несчастной судьбе вообще газеты уделяли больше внимания, чем войне или даже убийству Распутина. В каждом кафе служащие дневными биржами «живого товара» обсуждали это жестокое ограбление.

– Любонька, ну нашим гостям совсем не интересны эти истории.

– Отчего же? Господам ведь интересно, что обсуждают в столице в последние дни? К примеру, ещё одна подружка моего супруга – тиражная Тамарка, недавно тут чуть было замуж за богатого старичка не вышла. Её история вообще стала легендой. Высокая миловидная жгучая брюнетка в жуткую стужу вышла подвыпившей с вечеринки на Невский. У дома Елисеева из автомобиля вышел пожилой господин в дохе и бобровой шапке. За приличные деньги предложил проехать к нему в дом и нарядиться невестой. Тамарку такое предложение заинтересовало. Отвёз её к себе в дом в Старую деревню. А там, только представьте, в чистой белой комнате по центру стоит белоснежный гроб. Тамарке пришлось в свадебном платье лечь в этот гроб. Замирая от ужаса, она провела в этом гробу несколько часов, пока пожилой господин плакал и целовал её руки.

– Надо отдать должное, что и расплатился с ней щедро, – подтвердил хозяин квартиры.

– Действительно. Говорят, потом ещё не раз встречались. Одаривал подарками и деньгами. Даже замуж позвал.

– И что же? Согласилась? – поинтересовались заинтригованные гости.

– Отказалась Тамарка. Да, и старик куда-то исчез, – историю хозяйка также внезапно закончила, как и начала.

– Вы ведь сегодня были в самой гуще на Знаменской площади у Николаевского вокзала? – неожиданно перевёл разговор и вполне серьёзно поинтересовался Александр Блок. – Говорят, что волнения были уже гораздо серьёзнее, нежели в предыдущие дни. Чем, на ваш взгляд, это может грозить?

– Манифестации уже действительно приобретают угрожающие масштабы, – постарался хоть как-то объяснить Сергей. – Думаю, что такие общегородские волнения могут привести к очень серьёзным, я бы даже сказал, к глобальным последствиям, вплоть до политического переворота и захвата власти.

– Думаете, что это всё настолько серьёзно? – удивился поэт.

– Я не думаю. Я в этом уже окончательно уверен. Судьба самодержавия и монархии в целом висит на волоске, – резюмировал Филатов.

– Неужели вы – военные позволите народным массам совершить такой переворот?

– Военные – это в первую очередь всё те же вчерашние рабочие и крестьяне. В петроградских гарнизонах около двухсот тысяч новобранцев находятся ещё буквально считанные дни. Даже командующие должности стали занимать люди из простого народа. Командование не считает должным проводить разъяснительную работу в армейских рядах, относится к ним, как к безвольной «серой скотине», чем успешно пользуются провокаторы и революционеры. Солдаты охотно впитывают информацию, распространяемую этими «отцами революции». Девиз «За веру, Царя и Отечество» уже не вселяет в солдат той беззаветной преданности монарху. Лозунги и речи ораторов всё больше находят во вчерашних крестьянах живой отклик и сочувствие к горожанам. Выступать с оружием против таких же, как они сами, такие военные не захотят, да и не станут. А без армейских штыков эту разъярённую толпу, подогреваемую революционными лозунгами и мыслями о свободе от «ненавистных самодержавцев», уже не остановить, – вдруг неожиданно для хозяев сделал пессимистичное заключение «офицер». – Я сегодня своими глазами видел, как усердствовали некоторые офицеры, убивая народ без смысла и разбора, унижая своих же солдат, пытаясь превратить их в палачей безоружных горожан, тем самым противопоставляя себя не только демонстрантам, но и собственным подчинённым.