- Очень красиво, - трепетно произнёс италиец, в сердце что-то шевельнулось. – Знаешь, эта роза очень сильно походит на тебя – такая же красивая.

- Спасибо, - щёки Аэлет слегка порозовели. – Я не думала, что ты можешь ещё и красиво говорить.

Йозеф взглянул на Шьяни. Всё так же чудесна – волосы распущены, обрамляют загадочное лицо, ложатся на плечи, покрытые чёрной кофтой с высоким горлом. В тёмных слегка приуженных глазах мерцало что-то мистическое и одновременно простое. Что-то такое и предельное знакомое он находил в очах Аэлет.

- И спасибо огромное – мастеру, - мерно кивнул наёмник, точно бы поклонившись. – У тебя отлично получилось.

- Благодарю, - она театрально слегка поклонилась, словно отвечая на манеру капрала внутренним задором.

Татуировщица повернулась, сделала шаг к небольшому столику, где своего мига ждала квадратная чёрная колонка. Утончённые пальцы, украшенные парой золотистых колец, пробежали по кнопкам. Из неё полилась ритмичная и активная музыка, хоть немного отвлёкшая от бремени последних дней.

- Что это? – спросил Йозеф, вслушиваясь в быстро повторяющиеся звонкие мелодичные звуки, напоминавшие игру электричества и металла.

- Техно, - ответила дама.

- У меня есть, чем ещё скрасить этот вечер, - наёмница отстранилась к выходу.

Аэлет потянулась за принесённым пакетом, зашуршала им и быстро достала литр добротной радости – пальцы сжимали бутылку алкоголя, за которую можно и отдать целое состояние.

- О, интересно, - потянулась к ней подруга, удивлённая тому, что это чистая стеклянная хорошо закупоренная бутылка, а не пластиковый флакон, в котором плещется мутная жижа.

- Портвейн, - гордо произнесла дама, подбросив бутыль. – Это вам не бражка из забегаловки.

Йозеф в то время отстранился, подошёл к окну, где в свете уходящего дня созерцал поистине страшную картину, вносящую трепет, изменившую жизнь города кардинально. На западе от Таранто раскинулось огромное поле, до вчерашнего дня носившее звание помойки, туда свозили весь возможный мусор, нищие там находили место прокорма, а кто-то даже и материалы для слишком убогого трущобного жилья. Однако сейчас это стоянка для целого племени. Они вчера вечером явились подобно бушующему морю, словно стихия и прилив человеческого океана. Ревущие мотоциклы, собранные в передовые эскадроны, моментально разогнали всю голытьбу, а тех, кто был слишком упорен отогнали автоматными очередями. Полиция и армия, которые должны были отбить свалку, даже не стали вмешиваться в это дело и заняли позиции, став наблюдать за развитием событий. Чёрным муравьиным роем на окраинах Таранто собирались сектанты братьев Чёрного епископства. Они готовились вступить в кровавый бой, готовились захватить как можно больше пленных, которых…

«Принесет в жертву», - зловеще произнёс Йозеф внутри себя, тяжело шевеля языком. – «И как же можно одичать до такого? Одно людское море против другого».

А затем они стали селиться, не теряя ни секунды. На пустыре и горах мусора за мгновение вырастали целые кварталы палаток – пестрящие полиэтиленом, шкурами, навесами и тканевиной они представляли жутко обворожительное зрелище. Возле начинали роиться несчётные машины – главный транспорт кочевников, основа их силы и мобильности. Перекованные множество раз вездеходы и транспортники привезли тысячи человек. На ржавых драндулетах, отделанных в безумном стиле, иногда крашенных в кричащие цвета, они явились под город.

«Но их божество?!» - возопил капрал, всматриваясь в местность, которая нынче походила на полевой лагерь кочевников перед битвой, на стоянку колоссальной орды, волной несущийся сокрушать цивилизации.

Глаза углядели ужасающее зрелище, которое колоссом громоздилось в центре дикарской деревни – пятиметровый исполин, чудовищный идол. Он собран из проводов, вплетённых в крашенные ветки, насаженные на железно-деревянную конструкцию. Голова чем-то отдаёт образом компьютерного монитора, глаза сделаны в виде сплошной красной полоски, в одной руке у него что-то смахивающее на флэшку, а во второй на дискету.

«Во городские техноязычники радовались при виде этого», - подумал юноша, вспоминая как пару раз видел беснования тарантийских почитателей культа механизмов и электроники при виде ложного бога.

Оттуда доносились вопли, крики и ужасающие стоны. Странные песнопения под дикую музыку, барабанный бой и леденящие душу завывания. Кипящее и бурлящее море, лишённое стройности, культуры и внешней логики, погружённое в поклонение дикому культу, почитание сотворённого человеком, как божества.

«Мир давно сошёл с ума», - заключил юнец.

- Тебе не страшно жить здесь, на окраине? – спросил Йозеф. – Шьяни?

- Что теперь со всеми нами будет? – капрал продрог неожиданного страха в вопросе Лоук’Ц. – Это слишком сильно, даже для Таранто. И да, Йозеф, мне временами становится страшновато.

- Пока что ничего, но нужно готовиться к худшему. Пять тысяч технодикарей встали у нашего города и неизвестно, чем всё это закончится, - обернулся к ним Йозеф, но едва ли не уткнулся грудью в Аэлет.

Девушка стояла прямо в полушаге от него, держа фужер, утяжелённый до краёв налитым алкоголем. Красивый янтарного цвета портвейн так и манил утолить жажду быстрым глотком.

- Mersi, - осторожно взял бокал капрал.

- Только осторожней, - игриво заговорила Аэлет. – А то вдруг ты ничего крепче молока не пил, я не хочу тащить твою тушку до дома… хотя мне не впервой.

- Ах, бывшая Ливия, - с ностальгией произнёс парень, подняв глаза на натяжной потолок.

- Расскажите, что там было? – с энтузиазмом спросила Шьяни.

- Пойдём присядем, - Аэлет указала на небольшой пластиковый столик, мостящийся в углу.

Они начали вести тёплую беседу, вспоминая о делах минувших. Йозеф рассказывал о том, как они начали наступление, о том, как они попытались играть в войну и о том, как он практически чуть не погиб. Разошёлся юноша благодарностями для Аэлет, которая его вытащила, поведал, что если бы не она, то сейчас бы глотал землю. И завершил рассказ тем, что всё противостояние, все война жертвы были обнулены золотом, подкупом Компании.

- И теперь вы здесь, - опечалено завершила Шьяни, поиграв с приятно пахнущим напитком. – О ужас, что же в мире творится. Хорошо, что вы выбрались оттуда. И я надеюсь, что когда-нибудь, - пальцы стали тарабанить по столу, – это всё закончится, - её голос подхватил внутренний настрой, воспаривший надеждой и мечтательностью. – Я верю, что когда-нибудь мы сможем жить в мире, что когда-нибудь человек научится жить с человеком в мире.

- Боюсь, что сейчас это невозможно, - хмуро обозначил Йозеф, - люди слишком долго живут в подобии безумия. Для них насилие стало нормой жизни. Порой мне кажется, что для нормальной жизни нам теперь нужен костыль, железная клетка, в которой будет жить народ. Порой кажется, что одичавшую, опьяневшую от крови и практически сошедшую с ума биомассу, может в узде держать только тоталитарный режим, новая тюрьма, в которой люди будут жить под абсолютным контролем и наблюдением. Чтобы вновь, - юнец тяжело вздохнул, – не породить эпоху тёмных веков.

- Это слишком жестоко, Йозеф, - нахмурилась Лоук’Ц. – В конце концов человек будет под жестокой пятой, где станет просто винтиком в системе.

- Бронзовый век, античность и мир наших предков – все они были сокрушены толпами варваров, ордами дикарей. И снова, и снова цивилизация сокрушалась толпами тупых идиотов, которые от животных недалеко ушли, - гнев дрожью пронзил речь паренька. – И снова и снова человек поднимался, становясь более могущественным. Посмотри за окно, и ты увидишь, что толпа уродов поднимает руку на город, чтобы оставить от него руины.

- Йозеф, - упрекающе обратилась татуировщица, - знаешь, это бедные люди. Им никто не принёс просвещение, помощь. Так же как и сейчас – много людей такие, потому что никто о них не заботился.

- Шьяни, - выпив портвейна заговорила Аэлет, – а как тебе технодикари у ворот нашего города? Они пришли незнамо зачем, требований не выставляли. Просто пришли и отжали у нас кусок земли.