И тут случается странное: я встаю, а мальчик, наоборот, падает, роняя метлу. На колени – лбом в траву.

Э-э-э…

Может, у него обморок? Или припадок?

– С вами всё хорошо? – осторожно интересуюсь я, уже догадываясь, что дело в другом: мальчишка выглядит, скорее, испуганным, чем больным. Он даже как будто побелел, хотя с его загаром это и не особенно заметно.

Может, в этом всё дело? Может, он испугался моей светлой кожи? Я однажды читала, что туземцы в Африке принимали белых миссионеров за призраков.

От этой мысли мне смешно.

– Простите! Правда… Не бойтесь, я честное слово живая!

Конечно, не срабатывает: мальчик только сильнее трясётся.

Я осторожно обхожу его, поднимаю рюкзак и отступаю на дорожку.

– Простите… И спасибо!

Остаётся надеяться, что это не повторится и остальные “туземцы” отреагируют на меня нормально. Если же нет… Я нахожу под одеждой камень, слушаю тихое “тук-тук” и отпускаю. Сбежать можно в любой момент. Но пока ещё рано. Сначала разберусь что к чему.

Всё-таки любопытно, откуда я знаю местный язык? Что-то мне подсказывает, ответ есть у мальчика-матрёшки Дзумудзи. Наверняка и камень именно он мне любезно одолжил – как раз после разговора в кафе. Что же этому Дзумудзи от меня нужно? Он нёс какую-то ерунду про богиню, которая изменяла мужу с человеком. А потом заявил, что человечество в опасности.

Эм… Это человечество? В какой опасности? Почему я раньше об этом не подумала? Если всё так, то мне здесь быть точно не стоит.

Но можно ли Дзумудзи верить? Мало ли что ему показалось. Я пока никакой опасности не вижу. Да, обезьяны тут бешеные. И мальчик с метлой меня почему-то испугался…

Я вытираю пот со лба и выкидываю эти мысли из головы. Гадать бесполезно. Увижу Дзумудзи, или как его там – спрошу. А пока – вот и ворота. Ох какие – сияют так, что глазам больно. Как эти ребята с копьями рядом стоят и даже не щурятся? Может, они как доспехи в музее – одна видимость воина? Или вообще статуи.

Да нет, живые – при виде меня они резво падают сначала на колени, а потом тоже лбом в землю.

Да что ж такое!

– Простите, – тихонько говорю я, натягивая капюшон.

Может, дело в костюме? Вдруг я не просто одета не по местной моде, а как… Не знаю, какой-нибудь здешний злодей?

Ладно, разберёмся. Сейчас присмотрюсь, в чём тут ходят, вернусь домой – и придумаю, что делать. А если проблема в цвете кожи, то автозагар – отличная вещь. И недорогая. Или солярий – надёжнее, но дольше.

В общем, разберёмся.

За воротами раскинулась огромная площадь. С высоты лестницы она казалась шестиугольной, а снизу – просто необъятной. Меня манит шелест фонтана в центре – женская фигура, окружённая не то леопардами, не то снова ягуарами, поднимает руки к небу. Вода льётся из её сложенных лодочкой ладоней.

Что-то в этой статуе меня смущает, но я не могу понять, что. Да и не очень-то получается разглядеть: она позолоченная, а солнце как раз над нею, так что сияет эта дама, как лампочка.

Я отвожу взгляд, смаргиваю слёзы и с удовольствием вижу знакомые и такие привычные торговые ряды. Миры, может, и разные, а вот рынки везде одинаковые. Здесь он пафосный такой – прилавки не просто деревянные, а каменные. Целые беседки в античном стиле! И люди вокруг не снуют туда-сюда, как у нас на Домодедовской, а степенно прогуливаются. Красота!

Хм… Глаза меня вряд ли обманывают, а значит, я здесь не одна такая беленькая. Вон, женщины у ближайшего прилавка тоже очень светлые. Темноволосые, но точно белокожие. Да, закутанные с ног до головы, но на таком солнцепёке это не удивительно. Я б тоже закуталась, если б было во что.

И не так уж с одеждой не угадала. Допустим, лён тут не носят, предпочитают шерсть. Но фасон похожий. На мне сейчас туника и широкие брюки. Здесь в моде юбки, однако если я не стану делать широкий шаг, разницу вряд ли кто-то заметит. А вот куртка будет бросаться в глаза. Ещё бы, она вдобавок серебристая и блестит.

Может, всё из-за неё? Вдруг стража и мальчишка решили, что это какая-нибудь чешуя?

Я стягиваю куртку, вешаю на локоть и старательно заправляю в ворот туники камень – мой билет домой.

Всё, можно идти.

Для верности я опускаю взгляд и стараюсь спрятаться за волосами. Наверное, получается – никто не тыкает в меня пальцем, никто не падает на колени и от ужаса не дрожит. Голову, конечно, печёт. Но с этим я разберусь, как только пойму что к чему.

Первым дело надо узнать про деньги.

И тут меня чуть не сбивают с ног. Я машинально подхватываю закутанную в чёрное старуху и на мгновение забываю даже про жару, потому что приторный запах не то духов, не то… яда?.. не знаю, но он чуть не выворачивает меня наизнанку.

– Простите, с вами всё в порядке?

Старуха слепо щурится, и я осторожно усаживаю её на ближайшую каменную скамью. Оглядываюсь: неужели рядом никого из родственников? Такие слабые пожилые женщины не должны ходить на рынок одни.

И верно: к нам уже торопится юноша. Я привычно прячу взгляд и улыбаюсь старухе. Она тянется ко мне сухой, сморщенной рукой. Кожа на ней вся в пигментных пятнах, и я вдруг думаю, что смерть тоже где-то неподалёку. Наверное, меня ведёт от жары: в голову лезут странные мысли. Например, лицо у смерти моё, только серое и унылое. А ещё я отчего уверена, что слабость старухи вызвана ядом. А отравитель непременно царь. О как! Вижу как наяву: он, величественный, на коне; она, жалкая, у его ног. Вспышка золота… Бред какой.

Это наверняка жара на меня так действует.

– Матушка! – тот юноша уже рядом, осторожно обнимает старуху, бормочет благодарность. Вот ему плевать, как я выгляжу.

Старуха цепляется за рукав моей куртки и всё силится что-то сказать. Я осторожно разжимаю тонкие, скрюченные пальцы и искренне желаю:

– Пусть у вас всё будет хорошо.

Мне чудится, что старуху осеняет золотой свет. И смерть отворачивается, уходит. Мне же, наоборот, становится нечем дышать – правда, всего на мгновение. В ушах стучит кровь, пока я, пошатываясь, встаю и отхожу в тень, где с трудом прихожу в себя. Перегрелась, как пить дать. Попить, кстати, было бы неплохо. И поесть.

М-м-м, какая красивая булочка на прилавке слева! А пахнет так, что я сразу вспоминаю про обед, который был ещё дома, а значит, до лестницы. Я же столько энергии на спуск потратила, неудивительно, что проголодалась.

А ткани тут какие – загляденье! От булочки я ещё смогла отвернуться, но от отреза алого фетра с затейливым геометрическим узором – нет.

– Милая госпожа, пощупай, – улыбается мне продавец – крепкий мужчина в накидке с бахромой.

Я сразу чувствую в нём родственную душу: ткань нужно щупать, а не смотреть. Иногда даже нюхать. Воздать ей должное, а конкретно эту прелесть поскорее приложить к руке. Мне идёт, мой цвет.

Продавец тем временем продолжает, поигрывая золотой кисточкой своей накидки:

– Лучшая шерсть из Ниша, сами жрицы Матери-Земли её ткали. Оцени, какая гладкость, какая мягкость! Ну точно девичьи пальчики, хе-хе! Моими тканями, госпожа, наслаждаются наложницы самого царя! И всего-то за три шекеля.

Я мечтательно вздыхаю и невольно поправляю волосы – отвожу их со лба, чтобы лучше рассмотреть, что ещё есть на этом замечательном прилавке у настоящего ценителя текстиля.

Торговец меняется в лице.

“Значит, дело не в куртке”, – думаю я, отшатываясь. Неловко поворачиваюсь – и конечно, на кого-то налетаю.

– Простите…

И вдруг понимаю: куртка, висевшая на локте, исчезла.

Потеряла? Когда? Нет, не могла, невозможно.

Вздрогнув, я ощупываю шею – камень тоже исчез! Мой билет домой пропал!

А-а-а!

Не знаю, каким чудом я успеваю заметить знакомый блеск – куртки, конечно, камень тоже мерцал, но не так ярко, а серебристая ткань на солнце – точно зеркало. Мысленная цепочка “куртка – вор – камень” вспыхивает в голове – и я бросаюсь в погоню.

Хорошо, что надела кроссовки. А ещё, что прилавки тут из камня, потому что я бы что-нибудь покруче плетёных ваз на бегу сшибла. И ожерелий. А ещё – блюда с пряностями.