Ройтман любил приговаривать, уже когда его команда переезжала в новенькое, еще недостроенное здание НИИ на берегу Москва-реки, выставляя указательный палец правой руки:

– Этот палец золотой, я им институт построил!

Создав же оный институт еще в небольшой больнице, Ройтман действительно именно благодаря своему пальцу достал участок земли на краю столицы. Он даже начал строительство нового суперсовременного института, въехал лишь в один готовый корпус, но окончить его не успел, так как скоропостижно почил, то есть приказал всем своим ученикам долго жить. Ройтман оставил после себя российскую школу проктологии, свой портрет маслом кисти неизвестного художника, в тяжелой золоченой раме, и недостроенное здание института, как его называли в медицинской среде «проблем дефекации». Новым директором НИИ после Ройтмана оказался назначен его зам по науке.

Бланк, к тому времени защитивший кандидатскую диссертацию, вместе с другими своими соплеменниками был весьма грубо изгнан из института директором с редкой в проктологической среде фамилией Сидоров. Ибо тот испытывал сильные антисемитские чувства к коллегам-проктологам.

Как ни стыдно, но сие исторический факт и его надо признать. Как и то, что из-за действия этого советская проктология понесла невосполнимую утрату, откатившись в разработках и открытиях на десяток лет от западных школ, которые смотрели не на графу «национальность» в паспорте, а на знания и талант.

Бланк ушел из института с гордо поднятой головой, унося с собой: звание кандидата медицинских наук, полученного еще при жизни А.Н. Ройтмана.

Кэмээна он получил за весьма серьезную научную работу по изучению запорного механизма анального отверстия, для чего истратил много километров специальной мелкозернистой высокочувствительной пленки на особом стеклянном унитазе со встроенной высокоскоростной кинокамерой, специально собранной на заводе «КИНАП».

Уникальная камера имела широкоугольный макрообъектив, способный запечатлевать «процесс изгнания каловых масс», одновременно отмечая на пленке время для каждого этапа.

Кроме звания к.м.н.а и киноунитаза Бланк сумел умыкнуть еще также портрет любимого учителя, который после его смерти пылился в подвале НИИ и никому не был нужен.

За унитаз совесть Антона Семеновича не грызла, ибо вся наука в СССР была общая, а значит и приборы для нее – тоже. Унитаз же с камерой никому в освобожденном от команды Ройтмана НИИ был не нужен, и его отдали Бланку с легким сердцем после списания.

Через год, после беготни по участку в районной поликлинике, кандидату меднаук Антону Семеновичу предложили занять пост заведующего терапевтическим отделением с гастроэнтерологическим уклоном в одной из крупных московских клиник.

Не имей сто рублей, а имей сто друзей, гласит народная мудрость. Бланк ее оценил в полной мере.

Изгнанные Сидоровым за пятую графу18 друзья коллеги-проктологи, устроившись сами, после «исхода», как между собой называли они массовое увольнение из недостроенного НИИ, поддержали всех, кто незаслуженно пострадал от директора-антисемита.

Так Антон Семенович занял вполне достойное место руководителя отделением, давшее ему определенную свободу в выборе пациентов и непременный интерес к своей персоне у различных начальников средней руки, страдающих геморроем, но не доросших до обслуживания в кремлевской больнице.

Потрет учителя Бланк повесил на стену в своем кабинете, рядом с портретами стремительно меняющегося руководства страны. Эти смены его не сильно беспокоили, ибо начальство меняется, а геморрой вечен. Причем, не фигуральный геморрой, как синоним проблем на задницу, а вполне реальный, с багровыми кровоточащими узлами вокруг выхлопного отверстия прямой кишки.

Уникальный унитаз Бланк поставил в персональном туалете своего кабинета. Так что, каждый гость, не знакомый с этим эпизодом жизни Антона Семеновича, посещая личное отхожее место обычно впадал в состояние благоговейного ступора и потребности осквернять этот шедевр научной мысли своими выделениями больше не испытывал.

Бланк всегда очень благожелательно встречал различных товарищей руководителей, которые не могли или не хотели пользоваться услугами кремлевской медицины.

Все-таки больное место такое пикантное, а Кремлевка – известное гнездо дятлов, покажешь на осмотре свое дупло, и пойдут эти птицы своими большими носами настукивать в разных совсем не медицинских инстанциях, обсуждая твою деликатную болезнь, а это непременно отразится на репутации и карьере. Могут так и отказать в продвижении по карьерной лестнице, скажут: куда это ты с такой жопой, да на высокую должность?! Не годишься! Ишь, как запустил рабочий орган…

А к Бланку ляжешь с гастритом, как в санаторий, но заодно, как бы незаметно и от геморроя избавят. Тихо, деликатно, без лишнего шума. Справочку дадут, что в определенной части тела произведен «косметический ремонт». И никакого вреда для репутации. Выходит такой начальник с тюнингованным анусом и, ничего не опасаясь, ждет повышения по службе.

Бланк из большого уважения к важным пациентам всегда сам лично осматривал начальников, помня заповедь Ройтмана, выставлявшего свой указательный палец десницы: " Я как царь Мидас, одним этим пальцем институт построил!".

И это была чистая правда. Ройтман так умело вводил свой золотой палец в естественное отверстие большого начальства, видимо зная, на какие кнопки там нажать, что необходимые ему суммы выделялись без лишних уговоров и объяснений.

Бланк постиг эту науку в совершенстве и поступал точно также.

Ройтман тет-а-тет объяснял своим ученикам, что действие сие, ректальное исследование – имеет необычное свойство сближения с пациентом, и как результат, максимальное доверие к лекарю. А это доверие уже открывает и двери в высокие кабинеты и кошельки.

Так больше десяти лет Антон Семенович руководил отделением, и копил в воей записной книжке телефоны друзей, от чиновников разного масштаба, до артистов различной популярности, пока не грянула перестройка… многие его друзья и коллеги, соратники в деле борьбы с геморроем начали частно практиковать, вставляя свои пальцы уже не бесплатно.

Задумался и Бланк, как бы тоже реализовать свои возможности и связи? Смазав палец вазелином, он принялся листать записную книжку, размышляя: кто и чем из этого списка ему может быть теперь особенно полезен?

Антону Семеновичу посоветовали обратиться к грамотному юристу. Наиболее грамотным в поле зрения Бланка оказался Александр Гарин, которого ему посоветовал кто-то из освобожденных от бремени геморроя пациентов.

Юрист обозначил гонорар за консультацию и довольно быстро набросал варианты коммерциализации деятельности Бланка в условиях нарождающегося капитала и «нового мы́шления», которое активно проповедовало руководство страны, при этом толком так и не объяснив, а в чем же новизна его? В словоблудии публикаций терялся здравый смысл.

С развалом СССР все стало предельно ясно, когда в массы бросили всем понятный лозунги «Обогащайтесь»! «Бери от жизни все»! Выяснилось, что те, что мог и умел, давно это делали, не афишируя, а кто не мог, кому не позволяла совесть, тому никакие лозунги не помогли, они погружались в трясину долгов и делались из бедных в лучшем случае – нищими, а в худшем – мертвыми.

Бланку оставалось свершить главное: собрать команду молодых, энергичных, голодных и потому особенно не отягощенных коммунистической моралью врачей, ну и еще найти стартовый капитал.

Остальные юридические и экономические вопросы решались без проблем, Гарин-старший частью их брал на себя, экономическую и внешнеторговую он тоже подсказал, как решить. Кроме обычного гонорара, за каждую решенную задачу, все равно А.С.Бланк остался обязанным Гарину-старшему. То есть так обязанным, что никакими гонорарами покрыть невозможно.

Именно в это время Гарин-младший с дипломом выпускника Калининского мединститута и интернатурой по анестезиологии метался по клиникам Москвы в поисках вакансии кардиолога, о которой мечтал с пятого курса. Но всем хотелось получить в штат анестезиолога, и никому не был нужен недоученный кардиолог. Чтобы не терять врачебного стажа Жора дежурил на «скорой», но, как он любил цитировать принца Флоризеля: работал, «но совершенно без удовольствия».