В избе Вольны царила непривычная тишина и темнота. Ставни были открыты, но окна занавешены тканью. Дети ушли гулять, их мать нуждалась в покое. Громкие звуки, визги и яркий свет помешали бы ей.

– Что произошло? – спросил Рёрик у Рады, встретившей его на крыльце, залитом солнцем. В такой теплый и светлый день даже не верилось, что могло случиться что-то плохое.

– Не знаю, князь…Но она разволновалась накануне…Что-то ее огорчило, когда гостей встречали…Кажется, ей было сказано нечто обидное…– осторожно ответила Рада, намекая на сомнения Умилы в отцовстве Рёрика младшему сыну Вольны, выраженные в резких словах. – А потом ночью случились преждевременные роды…

Едва Рёрик покинул гридницу, как дверь вновь скрипнула – Аснё вернулась с кувшином воды.

– Тебя только за смертью посылать, – отругал тиун, выплеснув в окно остатки остывшего сбитня вместе с мухой в окошко.

Рёрик проследовал в опочивальню, где в постели лежала ослабевшая Вольна. Она была бледна, лицо ее осунулось. Ее укрывало несколько теплых одеял, но она не могла согреться.

– Как ты? – спросил Рёрик, оглядев белую, как полотно, Вольну – она потеряла много крови этой ночью.

– А как я могу быть?! Ты обещал защищать меня. Но не сдержал своего слова! – упрекнула Вольна сгоряча. Прошло уже полдня, а он только пришел к ней. Мог бы и пораньше навестить ее! – Твоя матушка уже не впервые покусилась на меня. Но ты вновь бездействуешь, – Вольна была убеждена и винила в произошедшем Умилу, которую ненавидела всем сердцем. И очень сильно желала наказания для княгини-матери. Тем более утром Рада так и сказала – что если это проделки Умилы? Только она прибыла в Новгород, и началось. А ведь Вольна сидела недалеко от Умилы на пиру, на котором лебедушке и стало нехорошо. – Вероятно, ты не хотел, чтобы наш ребенок родился. Раз дозволил такое.

– Я ничего не дозволял, – ответил Рёрик просто. Вольна была из тех людей, которым даже не всегда удается сочувствовать, не рискуя при этом не вызвать их гнев.

– В этот раз Умиле снова ничего не будет за злодейство?! – бледные губы Вольны растянулись в мстительную полоску обиды. – Или ты снова поставишь ее во главе города?!

– Выздоравливай…– единственное, что ответил Рёрик на прощание.

В сенях Рёрик заметил бабку, сидящую на лавке без дела и жующую что-то, вероятно, кусочек целебной смолы. Он изначально и не заметил тут повитухи. Очевидно, ее помощь уже была не нужна, и все же она оставалась в доме на случай, если состояние больной ухудшится.

– Почему это произошло? – Рёрик оглядел бабку вопросительно.

– Княже, на все воля богов. Только они знают, отчего такое происходит, – ответила бабка, выплюнув в ладонь кусок смолы и поклонившись.

– Она думает, что ее отравили, – Рёрик имел в виду Вольну.

– Государь, я в таком не смыслю. Знаю токмо, что от иных ядов и не спастись. Но она жива, – бабка имела в виду Вольну. – Может, съела что-то скверное…А может, судьба такая. Вот намедни у одной бабы точь-в-точь самое приключилось, за мной посылали. Не все зародыши становятся детьми, к печали нашей, – вздохнула повитуха.

На крыльце Рёрика ожидал тиун. Заложив руки за спину, Арви глядел на помрачневший осенний лес, обступивший Новгород.

– Государь, я немедленно проведу расследование, – Арви склонил голову в знак готовности служить. Он заготовил речь, которую собирался произнести и которая должна была поменять это утро навсегда. – Если Вольну кто-то отравил, то я найду этого злодея и заставлю его предстать пред очами князя…

– Я не думаю, что ее кто-то отравил, – Рёрик не допускал мысли, что обвинения Вольны против Умилы могут оказаться истинными.

– Государь, всем известно, как молодая княгиня любит своего супруга…– осторожно начал Арви, медленно подводя разговор к Диве. – Любовь иногда толкает человека на страшные поступки…

– И что? – Рёрик выглядел озадаченно.

– Я лишь говорю, что княгиня Дива есмь единственное лицо, которому выгодно сие несчастье…– тараторил тиун.

– Арви, да как ты смеешь обвинять мою Диву в подобном? – Рёрик оглядел тиуна неожиданно грозно.

– Нет, но…– растерялся Арви. Он был уверен в том, что Вольна указала на Диву, как на виновницу произошедшего, а вовсе не на Умилу. – То есть я не допускаю и мысли, что княгиня Дива дозволит себе этакое коварство. И другие такожде не должны так думать. Я проведу расследование, отыщу истинного злоумышленника, дабы оправдать имя нашей княгини…И токмо ради этого, – подчеркнул тиун. – Я убежден, что мы можем узнать, кто и когда изготовил ядие, кому оно было отдано и…

– Я не хочу даже слушать это…– последние слова Арви Рёрику казались бредом больного, трясущегося в горячке. Какое ядие Арви собрался искать и где?

Утро в Изборске выдалось холодным, но солнечным. Ночью прошел дождь – обычное явление для этого времени года. Дороги совсем развезло. Да что дороги – и по городу пройти теперь было непросто, не промочив ног. И вот так-то и подкрадывались к жителям осенние хвори.

Орм едва заставил себя подняться с постели. На сегодня в гриднице было запланировано заседание бояр. Множество вопросов ожидало внимания опытных умов, пропустить сей сход было бы немыслимо. И все же Орм мечтал о том, чтобы остаться дома, хотя и знал, что такое невозможно в сей важный день. Однако простуда подступила к нему так неожиданно и оказалась столь коварна, что вполне оправданным было помышлять о дне отдыха.

– Выпей это, полегчает, – послышался заботливый голос любимой женщины, а после на столе оказалась канопка с чем-то горячим и, кажется, хвойным.

– Тома, я так скверно себя чувствую, что кажется, будто мне не поможет никакой отвар, – мрачно отозвался Орм, потянувшись к сосуду с напитком. – Что это?

– Это заваренные сосновые иголки. Лишь только заболел, надо сразу выпить настой, и недомогание быстро оставит тебя, – заверила Тома.

– Мне бы только продержаться на сходе и не упасть прямо там, – посетовал Орм.

– Продержишься. Пей.

Подходя к гриднице, Орм обреченно обозревал деревянные крыши, выглядывающие одна из-за другой, как опята на пне. Пока что хваленые иголки не дали ожидаемого, и Орм шмыгал носом через каждый шаг. Собственный воспаленный нос Орм теперь ощущал как огромную тяжелую репу, затрудняющую не только дыхание, но даже и речь.

– Доброго утра! – голос Велемиры резанул ухо Орма, словно хворостина. Что опять задумала эта хитрая баба?

– Княжна…– поздоровался Орм, сопроводив приветствие чиханием.

– Я хотела обговорить готовящийся праздник. Осенины в честь Перуна, Велеса и Морены…– начала Велемира воодушевленно. – Изборск будет славить могучих богов, просить их милостей…Однако вместе с богами следует чествовать и тех, кто им служит! Перун, к примеру, не токмо властитель огня небесного, но и покровитель дружины. Я думаю, в этом году нужно восславить вместе с Перуном и правителя как воеводу, готового защитить город в любой миг.

– Кажется, осенние чествования богов происходят скромно, – выразил предположение змееглазый тиун.

– Это обычно. Но в этот раз я хочу, чтобы изборчане собрались на площади. Восславили Перуна. А потом своего защитника! – талдычила Велемира нетерпеливо.

– Я подумаю над этим…– шмыгнул носом Орм, собираясь покинуть княжну. Сейчас ему было даже не до того, чтобы вникать в ее задумки. Но тут к тиуну приблизился человек. Орм хорошо знал его – это был гонец.

– Вести из Новгорода…– гонец протянул тиуну послание и что-то шепнул на ухо.

Орм читал быстро, не меняясь в лице и не сопровождая прочитанное речью. А впрочем, ему было нелегко говорить: каждое слово давалось с трудом из-за першения в горле.

– Что там, Орм? Нечто важное? – забеспокоилась Велемира. – Подай сюда, – княжна протянула властную руку к посланию.