– Как ты?

– Как труп, – ответил я хрипло.

– Классно было, правда?

– Дану…

– Лучше, чем проснуться рядом с женой, поверь мне.

– Боюсь, твой диван не самый удобный.

– Прости. Квартира сдавалась с мебелью, но мне кажется, «квартира с мебелью» – это оксюморон. Как «военная разведка».

– Угу.

– Так, чем ты занят?

– Сплю. Какой сегодня день недели?

– Воскресенье.

– Думаю, мне пора возвращаться в Лондон.

– О боже, боже. Ты действительно решил принести себя в жертву той женщине.

– Возможно…

– Что ж, если ты правда все решил, давай выпьем вместе на прощанье. Лучше будет, если ты вернешься к ней в помятом виде.

– Давай перезвоню, когда приду в себя.

– Хорошо.

Я записал его номер телефона на туристической брошюре и повесил трубку. Я не был до конца уверен, что готов вернуться в Лондон, но чувствовал, что оставаться в Люксембурге больше нет смысла. Я тратил здесь деньги, но не получал удовлетворения. Мне нравился Колин, но его сомнительные манеры начинали мне надоедать. Я понимал: если я пойду с ним выпить на прощание, ночь будет долгой, а мне необходимо привести себя в порядок.

Я позвонил в аэропорт и выяснил что прямых рейсов до Лондона сегодня больше нет. Забронировал место на первом рейсе следующим утром. После едва теплого душа оделся и вышел перекусить. Затем прогулялся по кварталу и зашел в небольшой бар. Там очень медленно выпил два маленьких бокала пива. Оставаться в Люксембурге больше не было смысла, но узнал ли я здесь что-то новое?

Я начинал относиться к своей жизни как к свободному падению. Иногда мне казалось, что я поднимаюсь наверх, но на самом деле я шел ко дну. Что хорошего в том, что я это понимаю? Я купил билет до Лондона. Почему? Очевидно, я возвращался туда, потому что у меня там была квартира. Но также я возвращался к Лине.

Я думал, что сбежал сюда от нее, чтобы понять, смогу ли я разорвать нашу связь. Но теперь до меня дошло, что я не хочу расставаться с Линой. Я хотел быть с ней прямо сейчас, держать ее в объятиях, лежать у нее между ног, слышать от нее вещи, которых никто и никогда не говорил на моей памяти. Ощущение полета, которое придавала мне Лина, было подлинным. Кроме того, убийство уже произошло. Этого факта ничто не изменит. Тогда какой смысл терять Лину?

Люксембург пошел мне на пользу. Так или иначе, он помог мне разобраться в себе, в Лине и в нашей любви. И Колин тоже помог. Если бы я ушел от Лины, то стал бы таким же, как он – одиноким, несчастным, желчным, стремящимся к унылым удовольствиям. Именно такой была моя жизнь в Нью-Хейвене, хотя я еще не достиг уровня Колина. Образ его обшарпанной, холодной квартиры засел у меня в голове как предупреждение. Кислое красное вино…

И конечно же, Лина. Мне снова пришло в голову, что я должен презирать ее за содеянное. Она подвергла мою жизнь опасности, подстроила ситуацию, в которой убийство было неизбежно. Что за человек Лина, если она сотворила такое? Но я не мог ненавидеть ее за это. Я на нее даже не злился. Я не мог объяснить, почему, но сейчас, спустя неделю после того события, меня тянуло к ней как никогда. То, что она рискнула мной, во всех смыслах, показало, насколько я ей важен. Это напомнило мне историю Авраама, поставившего свою святость и жизнь своего сына на кон в игре с грозным богом. Лина сделала почти то же самое и победила. Мы оба победили. Пусть все завершилось кровавым безумием, но я понял, что это навсегда связало нас с Линой.

И я снова убедил себя в том, что осознавал, что меня ждет, когда стоял голым перед дверью на чердаке у Лины. Она потратила на меня время, подготовила меня. Лина проверяла и предупреждала меня много раз. Даже пыталась оттолкнуть меня этими ничего не значащими телефонными разговорами и отказом со мной встречаться. О да, я сам проявил инициативу.

Также я знал: неважно, насколько ужасна реальность, неважно, что ждет меня впереди, я хочу быть с Линой. Я был готов принять это без раздумий и даже взять контроль над нашими отношениями. Никаких больше убийств. В них больше нет необходимости. Теперь мы с Линой будем вместе, вот что важно.

Я вышел из бара и пешком дошел до отеля. Сообщений для меня не было. Я был рад. Мне следовало позвонить Колину и попрощаться, но я колебался. Лучше оставить все как есть. Не хотелось, чтобы он пытался разыскать меня в Лондоне, если вдруг решит вернуться домой в ближайшее время. Я выпил еще одно пиво в баре отеля. В помещении никого не было, но оно оказалось уютнее, чем я ожидал. Бармен, турок по национальности, пытался свести меня с какой-то своей замечательной знакомой. Она не похожа на остальных местных девушек, уверил он меня, сопроводив свои слова широким жестом, которым можно было бы очертить всю Северную Европу. Одинокая молодая вдова, которой нравится хорошая компания. Это будет совсем не то же самое, что спускать деньги на дрянных девиц из дешевых заведений. Если я соглашусь оплатить ее услуги, то просто помогу хорошей знакомой, оказавшейся в тяжелой ситуации. От меня требуется только заговорить с ней, подружиться и так далее. Он был уверен, что она мне понравится, а я, как добропорядочный американец, тоже ей понравлюсь. Следует отдать должное его настойчивости, но я отклонил предложение, допил пиво, поднялся наверх и лег спать.

На следующее утро, отдохнувший, набравшийся сил и уверенный в себе, я улетел назад, к той жизни, которой хотел.

Очень хорошее качество, согласен? – спросила Лина.

Мы с ней находились в ее спальне и смотрели видеозапись убийства, в котором я сыграл главную роль. Видимо, Лина пользовалась профессиональным видеооборудованием, потому что в фильм попало все, даже то, что происходило в полной темноте.

Странно было видеть себя участником этого кошмара со стороны. Казалось, я смотрю на совершенно другого, никак не связанного со мною человека. Но в нескольких моментах я испытал тревогу. Фильм захватывал своей извращенностью. Я хотел его выключить, но не мог.

Съемка продолжилась и после того, как появилась Лина. Сцена нашего секса была записана полностью. Я немного откинулся назад, чтобы краем глаза наблюдать за Линой. Она не сводила взгляда с телеэкрана.

Видео полностью захватил ее внимание, и выражение ее лица, гордое и удивленное, казалось почти трансцендентальным.

Если Лина и знала, что я уезжал, то не подала вида. Я позвонил ей, как только вернулся из Люксембурга. Мы договорились встретиться на следующий день, и вот мы были вдвоем. И смотрели ее весьма специфическое домашнее видео.

Когда последние кадры с кровавой сценой оборвались и фильм закончился, Лина выключила видеомагнитофон и достала кассету. Взвесила ее в своей ладони, словно камень.

– Мы больше никогда не посмотрим эту запись, – сказала она.

Я не возражал, но спросил:

– Почему?

– О, я хочу тебе кое-что прочитать, – сказала Лина. Порылась среди бумаг на комоде и вытащила нужную страницу: – Вот почему. «В любви один-единственный раз наступает момент, который душа пытается повторить, но тщетно. Счастье сходит на нет в попытках повторить его. Нет ничего губительнее для счастья, чем воспоминания о счастье». – Лина замолчала, потом спросила: – Разве он не прав?

– Кто это написал?

– Андре Жид. В «Имморалисте».

Я не слышал об этой книге, но название вызвало у меня улыбку.

– Но ты же понимаешь, что я имею в виду, – продолжила Лина. – Мы не можем позволить себе остановиться и повернуть назад. Мы не можем повторить себя.

Она рассмеялась, но почти сразу опять стала серьезной.

– Да. Назад дороги нет. Прежде всего, мы не можем повернуть вспять в нашем сознании, иначе сойдем с ума. Весь смысл любви в том, что она живет, растет, меняется. Она не статична и никогда такой не будет. Любовь – часть сил природы, и она служит природе, а не нам.