– Чудесно.

– Абсолютно.

– Когда он открыт? Я имею в виду режим работы.

– Всегда.

– Всегда открыт?

– О да. – Нордхэген довольно улыбнулся. – Кто-то однажды сказал, прямо в этом баре, что «Фезерс» – это своего рода фантазия. Возможно, так оно и есть, но какой смысл в фантазии, если она не постоянна? Даже если вы заняты или находитесь в другом месте, она здесь, доступна, бесконечна, и вам это известно. Ведь такой и должна быть фантазия, разве нет?

– Определенно. – Его слова меня впечатлили. Я понял, что сижу посреди богатства. Богатства и власти.

– На первом этаже у нас спортивный зал, – рассказал мне Нордхэген. – Первоклассное оборудование, парильня, сауна, тренажеры. А на этом этаже обеденный зал. Вернее, несколько приватных обеденных залов.

Как и все остальное, кухня работает круглосуточно. Что еще? Дайте подумать. Наверху есть еще один бар, совсем не похожий на этот. И комнаты для членов клуба. Игровая комната, конференц-зал, достаточное количество спален и апартаментов для тех, кто остается с ночевкой. О, я почти забыл, еще есть кинотеатр. Довольно крошечный, но его кинотека обширна.

Меня зацепило слово «крошечный», даже его он произнес так, словно это некое неоспоримое достоинство.

– Почему посетители не остаются здесь жить? – просил я.

– Действительно, почему?

Нордхэген довольно улыбался. Ему доставлял удовольствие этот клуб и то, что он может мне его показать. Имеет право. Я стал относиться к нему чуть более серьезно.

– Давайте пойдем вниз, – сказал он несколько минут спустя. – Там мы можем выпить. А еще я хочу вам кое-что показать.

– Хорошо.

Когда мы дошли до фойе, у меня слегка закружилась голова. Стакан бурбона, легкий китайский ужин, напитки, принятые ранее, и мой изнеженный лондонский образ жизни – все это разом ударило в голову. Нордхэген провел меня вниз по лестнице. Мы оказались в подвале.

– Грот, – сказал он. – Парильня здесь тоже есть. Может, сходим? Как вам идея?

– Ладно. – Я был не в состоянии спорить, даже если бы хотел.

– Да. Избавимся от токсинов, – сказал Нордхэген.

И следующий час мы избавлялись от токсинов. Мы сидели в парильне столько, сколько позволяло здоровье, и потели, как свиньи. Потом мы приняли душ и вернулись назад, чтобы еще пропотеть. После последнего душа мы взобрались на массажные столы, и пара массажисток принялась нас обрабатывать. Моя сидела у меня на спине, потом походила по ней и живого места на мне не оставила. Но после массажа я чувствовал себя потрясающе – легким, гибким, сильным. Она знала свое ремесло.

Нордхэген передал мне халат.

– Чистый шелк, – сказал он. – Это все, что понадобится в гроте.

Грот оказался прекрасным. Вместо обычного бассейна здесь оборудовали просторную подземную пещеру с бассейном, облицованным настоящим необработанным камнем и водопадом в дальнем конце. Какое-то время мы с Нордхэгеном плавали, потом отдохнули в своих шелковых халатах на мягких подушках, возвышавшихся у кромки воды.

В парильне кроме нас были еще пара мужчин, но в гроте оказались только мы вдвоем.

Я не видел, подал ли Нордхэген какой-то сигнал, но в грот вошла красивая девушка и принесла нам напитки. На ней не было ничего, кроме повязки из шелковых платков.

– Не уходи, дорогая, – сказал ей маленький доктор. Она остановилась. – Разве она не прекрасна, Том?

– Да, она определенно прекрасна.

– Она – метиска, без сомнения. Самые красивые женщины в мире – это метиски. Что будем с ней делать?

Вопрос был риторическим, поэтому я просто улыбнулся. Нордхэген встал и что-то сказал девушке на ухо.

Сам я не понимал, где я. Какой там Лондон, я не был уверен, что нахожусь на планете Земля. «Фезерс» оказался тайной стороной Лондона, о знакомстве с которой я даже не мечтал.

Девушка исчезла и через минуту вернулась с двумя бутылками. Я понятия не имел, что в них. Она отставила одну в сторону и начала наносить жидкость из второй на свое стройное прекрасное тело.

– Она делает это для вас, – сказал Нордхэген. Его голос звучал издалека, словно он находился в другом помещении или дело происходило во сне.

Девушка встала на колени рядом со мной и принялась медленно втирать жидкость в кожу. Ее взгляд говорил, что она получает от этого удовольствие и хочет, чтобы я тоже насладился этим зрелищем. Она использовала солнцезащитный лосьон или детское масло, что-то в этом роде. Какая разница?

Она тщательно смазала лобковые волосы; ее пальцы доставали глубоко между ног. Затем очередь дошла до длинных черных волос. Намазала лицо, а потом втерла жидкость в соски, пока они не набухли. На это ушло какое-то время, но в нашем распоряжении была вечность. Ее представление загипнотизировало меня.

Когда она закончила, то походила на странное, эротичное, блестящее создание с парализующим взглядом. До меня вдруг дошло, что я никогда в жизни не был настолько близок с такой прекрасной женщиной.

Она отодвинулась на шаг и смотрела на меня. Потом взяла в руки вторую бутылку и вылила на себя жидкость из нее. Но втирать ее в намасленную кожу не стала, просто щедро смочила все тело. Я почувствовал сильный, смутно знакомый аромат. Однако я лишь наблюдал, не особо осмысляя увиденное.

Наконец она отставила вторую бутылку и встала передо мной, словно ждала от меня чего-то. Положила руки на бедра и слегка наклонилась ко мне, улыбаясь.

– Прикоснитесь к ней, – прошептал Нордхэген. Я не смотрел на него, но почувствовал его интерес к происходящему. – Прикоснитесь к ней, Том. – Это прозвучало как приказ.

Я медленно подался вперед. Рукой дотянулся до девушки. Рукав моего халата зашелестел, заряжаясь электричеством. Когда моя рука оказалась совсем рядом с ней, на нее прыгнула статическая искра, и она загорелась. Она стояла предо мной, охваченная пламенем. Я отпрянул, потом кинулся ей на помощь, но Нордхэген меня удержал. Я оцепенел в ужасе.

– Смотрите, – прошептал он.

С ног до головы девушка была охвачена голубым пламенем. Оно шипело и плевалось. Но она стояла на месте и извивалась, подняв руки над головой, словно танцовщица. Ее глаза были закрыты, и она улыбалась сквозь пламя.

Оно начало добираться до нее. Масло или сгорело, или нагрелось. Боль проступила на ее лице, но она стояла на месте. Потому мы услышали тихий крик, доносившийся из ее горла, ее лицо исказилось агонией. Она отвела горящие руки назад, выгнулась и нырнула в бассейн спиной вперед.

Я выдохнул. Несколько минут она плавала в прохладной воде. Я видел, что она улыбается. Она была довольна собой – или тем, что увидела на моем лице.

– Вы бы хотели ее? – спросил меня Нордхэген.

Я почувствовал слабость.

– Вы имеете в виду, хочу ли я ее трахнуть? – Часть моего мозга умоляла меня убраться оттуда.

– Нет, нет, мой дорогой, – снова улыбнулся сам себе Нордхэген.

Девушка вышла из бассейна и села рядом со мной. Она потягивалась и терлась об меня, словно кошка. От нее пахло дымом и духами.

– Интересный вопрос, – сказал Нордхэген. – Что бы сделал любой человек, если бы ему подарили другого человека. Подарили. Вы когда-нибудь задумывались об этом? Возможно, нет. В конце концов, это невозможно. Вернее, почти невозможно.

Я с трудом мог думать, учитывая, что девушка лежала, прильнув ко мне. Я же гладил ее груди, играя сосками.

– Вы говорите, подарить одного человека другому. Похоже на рабство.

– Да.

– И делать с этим человеком что угодно – оставить, выбросить…

– Использовать, уничтожить.

– Да, – сказал я. – Конечно. Ха-ха.

– Видите ли, я совершенно серьезно, – продолжил Нордхэген, приподняв брови. – И я задаю этот вопрос вам, дорогой мальчик. Вы бы хотели ее?

Когда я вышел из «Фезерс», меня встретил холодный, тусклый дневной свет. На небе не было облаков, светило солнце. Оно казалось далеким и бледным. Я чувствовал себя примерно так же. Я провел в клубе ночь и часть следующего дня – возможно впервые в жизни.