Мне эта беспардонность вконец надоела, и я с наивным видом брякнула, обращаясь к лидочкиной матери:

— Тётя Зина хочет, чтобы я в своей квартире Ростислава прописала.

— С хрена ли? — упёрла руки в бока Шурка и враждебно уставилась на тётю Зину.

— Чтобы потом разменять квартиру на меня и Ростислава, — наябедничала я.

— А ху-ху ты не хо-хо? — заверещала Шурка и ткнула Зинке прямо под нос две фиги.

— Ну ты и дурища, Лидка, — Зинка бочком, бочком, пятилась подальше от разъярённой Шурки.

Отойдя на безопасное расстояние, она злорадно добавила:

— Не зря тебя в дурке столько раз держали!

Шурка заорала благим матом, схватила ком болота и метнула в Зинку. На фуфайке расплылось грязное пятно.

— И дочурка дура набитая, вся в мамашу!

Шурка бросила ком опять, правда на этот раз промахнулась.

— Идиотка! На! Любуйся! Вот тебе срака! — заверещала Зинка, отбежала подальше, куда невозможно было добросить грязь, сняла штаны и показала нам рыхлую белую задницу.

— Ты хоть бы подмылась, чушка! — обидно расхохоталась Шурка и опять швырнула грязь.

Но Зинка уже унеслась.

— Ты же не прописала его? — подозрительно глядя на меня, тревожно спросила Шурка.

— Нет, конечно, — ответила я, — таких желающих из нашей деревни ого сколько. У меня столько квартир нету, вас всех прописывать.

— Не пускай её больше в дом, — велела мне лидочкина мать, — а я с ней еще разберусь.

— Я планирую переехать в Москву и разменять обе квартиры на одну, там отец обещал помочь, — сказала я. — Так что никого я прописывать не буду, ни Ростислава, ни Лариску.

— Ладно, Лида, — устало сказала лидочкина мать, под глазами у неё залегли тени, плечи ссутулились, казалось, она постарела лет на десять, — езжай, делай своё счастье. А мы тут уж сами как-нибудь…

Мне её на миг даже стало жалко, но я не повелась на эти манипуляции.

— Хорошо, — просто сказала я.

— Ты возле отца будешь? — напоследок спросила она.

— Да.

— Скажи ему, что я его не забыла, — тихо сказала мать, махнула рукой и, тяжело ступая, пошла в дом.

А я порулила к дому Лариски.

У Ларискиного дома грязи хоть и было чуть поменьше, но всё равно — пока доехала, настроение испортилось ещё больше — машину забрызгало так, что мыть придётся теперь долго.

Подъехав к воротам, посигналила.

К моему удивлению, из дома вышел Витёк, а не Лариска. Был он заспан, сто лет небрит, всклокочен, старые треники обильно пузырились на коленях, а залатанную фуфайку, видимо впопыхах, он набросил прямо на голое тело.

Но при этом он был абсолютно трезв. Хоть на лице красовались следы злоупотребления спиртным.

Я вышла из машины.

— О! Лидка! — удивился он, — а ты чего к нам?

— Нельзя? — усмехнулась я невесело.

— Да просто я не думал…

— Лариска дома? — прервала я его бормотание.

— Не, она к Гальке ушла. Это надолго, ты ж её знаешь.

Я знала.

— Ладно, значит, не судьба, — сказала я, — тогда пока, я уехала.

Я уже развернулась идти к машине, как Витёк вдруг окликнул меня:

— Погоди, Лидка.

— Чего тебе? — нелюбезно ответила я.

— Пока Лариски нету, давай поговорим.

— О чём нам с тобой говорить, Витя? — удивилась я.

— Я хотел тебе сказать, что не обижаюсь на тебя, — выдал Витёк.

— Да мне как-то по-барабану, обижаешься ты там или нет, — немного изумлённо усмехнулась я, — ты вон не особо задумывался, когда женился на Лариске — обижаюсь ли я.

— Да, нехорошо получилось. Ты меня прости, Лида, сам не знаю, что на меня тогда нашло, — покаялся Витёк, — я как в тумане был. Кроме Лариски никого больше не видел, понимаешь? А потом в один момент вдруг глянул на неё — и аж тошно стало, сам не пойму, как я так вляпался.

— Перелюбил, значит, — не удержалась от сарказма я, — ну что же, и такое в жизни бывает…

— Да не любил я её никогда, — рассердился Витёк.

— Ну что ж, сочувствую, — равнодушно сказала я и добавила. — Ладно, поговорили и хватит. Мне пора. Бывай!

— Ну подожди, Лида! — попросил Витёк, — может, в дом зайдёшь?

— Не хочу. — Покачала головой я, — да и тебе потом от Лариски попадёт, когда вернется и узнает.

— Плевать мне на неё!

— Ого, какой храбрый стал, — засмеялась я. Разговор начал утомлять.

— Слышь. Лидка, а давай я к тебе перееду? — внезапно предложил Витёк и я сильно удивилась.

— Зачем?

— Жить будем вместе. Детей заведём.

— Жить? А на что жить? — хмыкнула я.

— Ну ты же хорошо зарабатываешь, — Витёк достал цигарку и с третьей попытки раскурил. Руки его мелко тряслись. То ли от волнения, то ли от беспробудного пьянства.

Меня этот разговор всё больше и больше забавлял. Интересно, если бы на моём месте была настоящая Лида, как бы она отреагировала?

— Я хорошо зарабатываю, есть такое, — не стала отрицать очевидного я. — А ты, значит, решил мне на шею сесть, да? Альфонсом заделаться?

— Ну, Лидка, ну зачем ты так? — декоративно-обиженно попенял меня Витёк, — я же не это имел в виду. Я тоже работать пойду.

— Работать? И кем? Кем ты можешь работать, Виктор?

— На завод пойду, — не совсем уверенно сказал Витёк и закашлялся от цигарки.

— Чтобы на заводе работать, тоже квалификацию иметь надо, — ответила я, — а у тебя, Виктор, кроме восьми классов и образования никакого нет.

— В дворники тогда пойду! — вскинулся Витёк. — Или сторожем!

— Замечательно. И сколько зарабатывает дворник? Или сторож? Ты сможешь семью содержать? А ведь у меня дома еще бабушка и дочка есть. И запросы у нас высокие. Те же платные уроки для Светки в месяц как зарплата дворника и сторожа вместе стоят.

— Ну что ты, Лидка, как Лариска, всё деньгами меряешь? Есть же любовь.

— Любовь, Витя, хороша для юного поколения, когда вся жизнь впереди и силы идти вперёд есть. А когда у тебя полжизни уже прошло, а за спиной ничего так и нету — тогда нужно в первую очередь не о любви думать, а о крепком материальном тыле. А любовь уже потом, и то, как украшение достатка и смысл жизни в комфорте.

— А знаешь, Лидка, — вдруг задумчиво посмотрел на меня Витёк, — ты какая-то такая стала…

— Какая?

— Злая, что ли.

— А это потому, Витя, что учителя хорошие были. Вот ты, на пример.

— Ты так и не простила, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс Витёк.

Я промолчала.

— Пропадаю я, Лидка, — вдруг выпалил Витёк. — Если не заберешь меня к себе — сопьюсь к чёрту! Или в сарае повешусь! Не могу больше!

— Ничего, Витёк, — равнодушно ответила я, — я вон, после твоей свадьбы вообще с катушек съехала и в дурку угодила. И ничего. Теперь — заместитель директора депо «Монорельс». Смогла же выкарабкаться? Смогла. И ты, если захочешь — сможешь. А не сможешь, то Вселенная от твоей смерти ничего особо не потеряет.

— Я не смогу, Лида, — опустил голову Витёк, — я не знаю, как жить дальше. Понимаешь, как гляну на Лариску — аж с души воротит! До тошноты! Иду к мужикам и пью. Или сам-один пью. С работы меня скоро выгонят. Дома все на соплях, руки опускаются. Не могу я!

— Так а в чём проблема, Витя? Я не пойму, — удивилась я.

— Не могу я так больше жить! — со слезой в голосе вскричал Витёк и сердито бросил окурок на дорогу.

— Ну так не живи так, — пожала плечами я. — Кто же тебя заставляет?

— Жизнь…

— Жизнь, Витёк, выбираем мы сами, — покачала головой я. — Не нравится жить с Лариской в деревне Красный Маяк — так перед тобой весь Советский союз! Огромная страна с огромными возможностями. Выбирай любую точку на карте — и вперёд! Меняй свою жизнь так, чтобы жить хорошо было именно тебе. Чтобы нравилось именно тебе. Нельзя быть терпилой и проживать жизнь кое-как, как черновик! Она пролетит быстро, потом в старости жалеть будешь, что не сделал то-то или то-то, а уже всё — поезд ушел.

— Тебе легко говорить, — вздохнул Витёк.

— Да, легко, — согласилась я. — Я свою жизнь, как могу, стараюсь изменить, улучшить. А вот ты привык всю жизнь идти по наименьшему сопротивлению. Была под рукой я — решил жениться на мне. Подсунули Лариску — и так сойдёт. А ведь за свои поступки рано или поздно отвечать придётся…