Быков уже занял столик и, в ожидании меня, что-то записывал в блокнот.

— Четверг — рыбный день, а я варенную рыбу не сильно и люблю, — проворчала я, заглядывая меню. — Хотя моя Римма Марковна рыбу-фиш готовит так, что все рестораны Европы стыдливо краснеют.

«Опиюс» решил, что это шутка и добросовестно немножко похихикал.

— Салат из сельди, салат из морской капусты или килька с луком, — ворчливо прочитала я, — рыбный рассольник или уха, рыбные котлеты с гречкой или рыба под маринадом с картофелем. Зашибись выбор.

— А что бы ты хотела? — хмыкнул Быков, терзая вилкой кусок салата «шуба».

— Ну, на пример, обжаренные ломтики савары в облегчённом сливочном соусе Бер Блан и с чёрной икрой. Крем-суп из морского гребешка с трюфелями и эстрагоном. И запечённые устрицы в сморчковом соусе, — мечтательно вздохнула я, вспомнив гастрономические туры с Жоркой по мишленовским ресторанам.

Быков вылупился на меня, как на диковинку.

— Но что имеем, то и придется есть, — подытожила я и заказала рыбную котлету.

— Что-то ты сильно не в духе, — внимательно посмотрел на меня Быков, — устала? Или неприятности?

— Мать продолжает войну, — пожала плечами я. — Мало ей писем во все инстанции. Теперь сама лично приехала разборки устраивать. И мало того, что перед людьми позорит, так ещё вчера вечером припёрлась ночевать ко мне. Со скандалом.

— Надеюсь, ты за вечер с нею помирилась? — нравоучительно сказал Быков с видом доброго дедушки.

— С чего бы это? — удивилась я, — наоборот, выгнала её.

— Что, на ночь глядя?

— Ну да, а что?

— Лида, родную мать? Выгнала?

— Выгнала. И пусть скажет спасибо, что без членовредительства. Практически мирным путём.

В эту минуту принесли заказ, и он умолк.

Я пододвинула тарелку с рыбой и обречённо посмотрела на еду:

— Так что я должна сделать в командировке?

— Нужно встретиться с одним человеком и передать ему пакет.

— Пакет? А что там? Оружие? Наркотики? — настороженно спросила я.

— Шутница, — проворчал Быков, правда без улыбки, и добавил. — Это обычные бумаги. Там всего лишь медицинская карточка.

— И всё?

— В первый день передашь. В третий день — заберёшь обратно. Имя-фамилию и адрес получишь перед выездом вместе с пакетом.

— Ну ладно, — чуть растерянно пожала плечами я и, спохватившись, спросила, — а в какой город я хоть еду? Билеты же взять надо.

— Билеты тебе заказали уже. А едешь ты в Кисловодск.

Стоит ли говорить, что настроение у меня сразу скакнуло в верх и даже рыбные котлеты я доела с энтузиазмом, правда небольшим, но всё же.

Напоследок я спросила у Быкова:

— Вы не подскажите, Лев Юрьевич, где бы мне посмотреть списки парторгов нашего района, в деревнях которые были.

— Так зайди у Марины глянь.

— Мне за сорок девятый год нужно, — сказала я.

— А зачем?

— Курсовую в институте пишу, — выкрутилась я.

Мне не хотелось говорить о том, что я решила найти родного отца Лиды. Нет, я не ожидала поддержки и остального, мне от родной матери вполне хватило. Но мне нужно понимать, что за родня у Лиды, а то внезапно явится ещё и папаша и начнет тоже права качать, согласно Конституции. Хотелось подстраховаться.

— В пятницу после обеда будет Бэлла, — поморщился Быков, вспоминая, — зайди, я ей скажу, пусть архив посмотрит. Там у неё всё должно быть.

Соответственно и на работу я прискакала вся воодушевлённая и почти добрая.

А на работе меня сразу же вызвал Иван Аркадьевич и дал задание нам с Кашинской подготовить план совершенствования подготовки специалистов с высшим и средним специальным образованием без отрыва от производства согласно свеженькому постановлению Совмина СССР № 552.

Я «взяла под козырёк» и пошла работать.

Но только-только ввела Кашинскую в курс дела и разделила роли, кто из нас чем будет заниматься, как прибежала Людмила и сообщила, что меня опять вызывают к Колодному.

Хорошее настроение начало стремительно опускаться вниз. Нет, была ещё небольшая надежда, что там просто расписаться по результатам устного внушения нужно, но интуиция вопила, что всё будет ой как плохо.

И моя интуиция не ошиблась.

— Добрый день, — я вошла с лёгкой улыбкой.

В кабинете у секретаря парткома сидели лидочкина мамашка и сестра Лариска. И если Шурка изображала несправедливо обиженную неблагодарной и злой дочерью мать, то Лариска вся прямо светилась от злорадства и торжества.

Правда при виде моего югославского брючного костюма, сестричку серьёзно так перекосило, что слегка примирило меня с данной ситуацией.

— Товарищ Горшкова, проходите пожалуйста, — махнул рукой в сторону стула Колодный.

Я сначала даже не поняла, что за изменение в его поведении такое. Прошлый раз он держался совсем по-другому. Сесть мне тогда не предложил, наезжал. А тут прямо обрадовался, как родной.

Однако не заморачиваясь по поводу такой дипломатии, я дисциплинированно села на предложенный стул и приготовилась слушать.

— Лидия Степановна, — продолжил Колодный и уточнил, — гражданка Скобелева — ваша мать?

— Да, — подтвердила я.

— Мы вчера с вами провели беседу по жалобе вашей матери, — попенял мне Колодный, — высказали вам устное внушение. Было такое?

— Было, — подтвердила я.

— Вам было рекомендовано помириться с матерью. Было такое?

— Было.

— Тогда почему вы не выполнили предписание парткома?

— Так вы же срок дали две недели, — примитивно отмазалась я, — а прошло меньше суток. Не успела.

— А вот ваша мать пришла ко мне в слезах и утверждает, что вы выгнали её из дома в непогоду, на ночь глядя?

— Выгнала, — согласилась я.

— Почему?

— Мать и сестра начали оскорблять и выгонять Римму Марковну, которая проживает у меня. Она — фронтовичка, ветеран Великой Отечественной войны. Да и просто пожилой человек. И явно не заслужила такого неуважительного и хамского отношения. Вот я и сделала выбор.

— Неправда! — вспыхнула Лариска, — эта приживалка в нашей квартире живет! Незаконно! Ещё и шубу ей купила!

— Я бы попросил не употреблять такие выражения, — резко оборвал Ларискины причитания Колодный и повернулся ко мне, — вам есть что сказать?

— Конечно, есть. Да, действительно, у меня живет Римма Марковна. У неё слабое здоровье, а в её комнате в коммунальной квартире условия для пожилого человека плохие, у соседей много детей, они шумят постоянно. А у меня дома тихо, комфортно. Вот я и предложила ей некоторое время погостить у меня, пока она не поправит здоровье. Сердце, знаете ли. Недавно вон инфаркт был. Могу справку принести показать.

— Да у неё там не одна приживалка! — мстительно фыркнула Лариска, игнорируя мои слова, — устроила притон из нашей квартиры!

— И это правда. Ещё у меня в квартире живет Света. Девочка, семи лет, сирота. Это дочь сестры моего бывшего мужа. Отец у неё умер, мать сбежала заграницу. Не хотелось ребёнка в детдом отдавать. Дети должны жить в семье. К сожалению, моя семья не поддерживает это моё решение. Отсюда и все конфликты.

— Врёт она все! — закричала Лариска. — не слушайте её!

— Да что вы ей верите! — наконец, раскрыла рот и Шурка. — Она же у нас дурочка, в дурдоме лечилась! Вот и чудит. Вы бы, товарищ, заставили её к родной матери ездить и помогать. А то совсем разленилась! Как завела приживалок этих, так к нам и носа не сует!

Мы с Колодным переглянулись.

— Гражданка, — сказал Колодный, — ваш вопрос ясен. Вы заявление написали?

— Написала, — прошипела Шурка, злобно зыркнув на меня.

— Вот и хорошо. Оставляйте тогда заявление. Будем разбираться дополнительно.

— Как разбираться? Долго? — опешила Шурка.

— От двух недель до двух месяцев, — сказал Колодный, — нужно заново комиссию создать. Проверить все факты. Поехать к вам в деревню, на месте посмотреть…

— Так это когда ещё всё будет! — возмутилась Лариска, — а я что, сама два гектара сахарной свеклы зачищать буду?