Император улыбнулся:

— Не стоит, Константин Александрович. Благодарю вас. Вы всё сделали правильно.

— Что он сделал? — изумился Борис.

— Если я правильно понимаю, господин Барятинский только что испытал ваше новое оружие в действии, Ваше высочество, — с поклоном пояснил Витман.

— Моё оружие? — переспросил Борис.

— Браслет, — пояснил Витман. — Это ведь, в некотором роде, тоже оружие. Защита от Тьмы. И надо сказать, что испытание прошло успешно. Хотя, разумеется, со стороны господина Барятинского это был крайне дерзкий поступок! — Витман укоризненно посмотрел на меня. — Вам следовало предупредить Его высочество о том, что вы собираетесь делать, капитан.

— В этом случае, боюсь, исчезло бы то, что в науке принято называть чистотой эксперимента, Эрнест Михайлович, — примирительно сказал император. — Если бы великий князь был готов к испытанию, боюсь, он повёл бы себя по-другому. Вы ведь этого опасались, Константин Александрович? Потому и действовали без предупреждения?

— Именно, — кивнул я.

— Исключительно разумное решение, — кивнул император. — Однако, господа, если мы закончили, прошу вас вернуться в зал. Эта локация рассчитана на присутствие одного человека. Ваше появление здесь — исключительный случай, мне не хотелось бы перегружать магический фон.

Мы встали посреди лаборатории и снова взялись за руки — так же, как в Большом зале.

Миг — и опять стоим на узорном паркете, под плафоном с колоннадой, а окна пронзают яркие лучи солнца.

Борис прохода через портал как будто вовсе не заметил. Он о чём-то сосредоточенно размышлял.

— То есть… — пробормотал Борис — обращаясь ко мне и будто продолжая уже начатый разговор. — То есть, сейчас, с поединком… это ты меня испытывал?

Я поклонился и повторил:

— Приношу свои извинения, Ваше высочество.

Борис нетерпеливо махнул рукой:

— Да нужны мне твои извинения! Я просто никак не возьму в толк, чего ты добивался?

— А ты подумай, — предложил я. — Вспомни, что ты испытывал обычно — когда понимал, что проигрываешь. Когда что-то вдруг шло не по-твоему. Не так, как хотелось бы тебе.

Борис задумался. Протянул:

— Во-от оно что… — И признал: — Знаешь, а ты ведь прав! Из-за выбитой шпаги я бы, пожалуй, расстроился.

— Расстроился? — фыркнул я. — Да тут Тьма уже изо всех щелей бы пёрла! Хотя потом, стоя над моим размазанным по полу трупом, ты, конечно, сказал бы: «Это не я! Я не при чём».

Борис расхохотался и протянул мне руку.

— Спасибо, Костя. Знаешь, вот с одной стороны — столько неприятных вещей, сколько наговорил мне за несколько дней ты, я не слышал за всю свою жизнь. А с другой стороны — от кого бы ещё я мог это услышать? Пообещай, что будешь иногда заглядывать ко мне. Не по делу, просто так. Я буду рад тебя видеть.

— Постараюсь, — кивнул я.

Окинул взглядом зал и помрачнел. Пообещал:

— Через месяц — уж точно загляну.

До поединка за место в Ближнем Кругу оставался месяц.

Стоя посреди зала, я призвал цепь, укоротил её так, чтобы использовать скорее для ударов, чем для захватов, и сказал:

— Ну, давайте.

Никто не шелохнулся. Ни Платон, ни члены моего супер-отряда Воинов Света. Они окружали меня, сжимая своё личное оружие — так, будто их заставляли меня казнить.

— Костя, а ты уверен? — спросила Полли, которая даже не призвала до сих пор стрелу. — А если мы тебе навредим?

— Это простой спарринг, — вздохнул я.

— Спарринг обычно проводится между двумя соперниками, — произнёс Андрей.

Они смотрели на меня и искренне не понимали, чего я от них хочу. Ну, все, кроме Кристины. Кристина-то отлично знала, что схватки один на один — это не самая частая ситуация в жизни. Собственно, вообще ситуация из ряда вон. Как правило, если тебя хотят убить или скрутить, то кидаться будут втроём-вчетвером как минимум.

Но в этом аристократическом мире всё было не так. Здесь, если на тебя нападают три-четыре человека, значит, случилось что-то невероятное. Ведь дворянину подобает выяснять все вопросы в поединке. А когда против тебя выступают несколько человек — видимо, что-то пошло не так. Ты где-то оступился, и тебя пришли арестовывать. В таком случае дворянин вовсе не должен оказывать сопротивления.

Разумеется, в Чёрном Городе могли налететь и толпой на одного, но… не на мага. Хорошо одетого и умеющего себя держать человека видно сразу. И такой человек, с высокой долей вероятности, окажется магом. Чёрным или белым — большой вопрос. Если чёрным — то нападающие запросто могут распрощаться с жизнью, а магу за это даже ничего не будет.

— Значит, сейчас мы проведём необычный спарринг, — миролюбиво сказал я.

— Я могу понять всё, — вмешался Платон. — Кроме участия госпожи Нарышкиной.

— Да, меня тоже это смущает, — закивала Полли.

— Что именно? — спросил я.

— Саблю или меч можно задержать в последний миг. Колющим оружием можно ударить плашмя или только наметить укол, — вновь заговорил Андрей. — А стрела тебя просто пронзит, и всё.

— Если в тренировочном бою меня пронзит стрела, значит, туда мне и дорога, — проворчал я.

— Ты думаешь только о себе! — внезапно прорвало Мишеля. — А Полли?

— А что Полли? — посмотрел я на него.

— Как ей жить, зная, что она убила тебя⁈

«С гордостью», — едва не ляпнул я.

Осторожно потряс головой и увидел, что там действительно что-то накрепко сбилось. Раз от разу уровень угрожающей мне опасности не понижался, а, напротив, возрастал. В результате я уже просто не воспринимал всерьёз угрозу расставания с жизнью. Когда играешь со смертью каждый день, смерть превращается в игру.

Хотя не стоит забывать, что это касается только меня. Остальные присутствующие в зале условно могут считаться нормальными людьми.

— Я не погибну, — пообещал я.

— Откуда тебе знать? — спросила Полли.

Очевидный ответ был: «Если бы я чисто физически мог вам проиграть, я бы сейчас здесь не стоял». Но обижать ребят не хотелось.

— Ходил вчера к прорицательнице, — солгал я.

И, судя по выражениям лиц, это был аргумент. Прорицателям в этом мире доверяли не на шутку.

— Ну… Если к прорицательнице, — Полли подняла лук, и на тетиве появилась стрела.

— На счёт три, — сказал я. — Приготовились! Полли, не попади в других! Про них прорицательница ничего не говорила… Все готовы? Раз, два, три!

На счёт «три» всё пришло в движение, и мой мозг моментально переключился в боевой режим, откинув лишнее. Только быстрый анализ ситуации и реакции. Причём, анализ вообще уходил куда-то в подсознание, не засоряя кристально чистый разум. Он выбрасывал туда лишь готовые решения — которые даже не формулировались, а просто переходили в действие.

Лишь одна блокировка, которую я выставил заранее, осложняла дело: нельзя никому навредить.

Цепь спасла меня от первых ударов. Я провёл её так, что она отбила все клинки. Затем, уйдя в наклон, я чиркнул цепью понизу, норовя подсечь Платона. Но мой учитель тоже умел учиться, и на эту уловку, которая повергла его год назад, не купился. Платон подпрыгнул, и цепь пролетела под ним.

Стрелу Полли я не увидел — почувствовал. И кинулся на пол. Очень вовремя. Ощутил затылком движение воздуха, а потом — удар в пол где-то поодаль.

Я вскочил, цепь обмоталась вокруг предплечья. Я взмахнул рукой, отбивая удар. Встретил взгляд широко расшитых глаз Анатоля.

Шаг вперёд, захват локтем за горло, удар под колено. Я буквально бросил Анатоля на пол, сам наклонившись — надо мной просвистел меч Кристины.

Разворот. Цепь слетает с руки и оплетает ноги Кристины. Рывок и одновременно — шаг в сторону. Кристина уже летела спиной на пол, а я этого даже не видел, только чувствовал.

С саблей Мишеля разминулся на сантиметр, она пролетела мимо моего уха. Оказавшись с ним лицом к лицу, ударил головой. Бросок вперёд! Я перелетел через упавшего Мишеля, пропустив над собой ещё одну стрелу.