— Мама, это даже отдалённо нереалистичный вариант, — начинает Черч, но она успокаивает его, прищёлкнув языком.

— О, тише, Черч. Держи, дорогая. А ты как думаешь?

Она протягивает мне платье, и я благоговейно беру его, опуская взгляд на расшитый бисером лиф, а затем снова поднимаю взгляд на её лицо. Конечно, я встречаюсь с её сыном, но… Я также встречаюсь с четырьмя другими парнями.

«Какого чёрта я здесь делаю?!»

Элизабет выглядит такой взволнованной перспективой женитьбы сына на мне в этом платье; она верит в олдскульную любовь с первого взгляда. Что произойдёт, если из этого ничего не выйдет?

— Миссис Монтегю… — папа вздрагивает, глядя на неприличное платье так, словно предпочёл бы сжечь его, чем смотреть, как я выхожу в нём замуж.

— Примерь его, — подбадривает она, махая мне руками в перчатках, а затем протягивает руку, чтобы поправить шляпу.

— Ты не обязана, если не хочешь, — мягко говорит Черч. Я поднимаю на него взгляд, а затем перевожу его на остальных парней. Они все… пялятся на меня. Все уставились на меня. Кто-то пытается убить меня. Как я вообще тут оказалась?

— Конечно, она хочет, — произносит Элизабет, пока я ошеломлённо ковыляю в направлении ванной на первом этаже. Позади меня раздаются голоса, когда я проскальзываю в туалет и закрываю за собой дверь, прислоняясь к ней спиной. Я включаю вентилятор, чтобы не слышать, о чём они говорят.

— Что я делаю? — удивляюсь я, глядя вниз на, по общему признанию, красивый вырез в виде сердечка на платье. Конечно, оно белое, но, когда я поворачиваю его к свету, на мерцающей ткани появляется едва заметный розовый отблеск. Оно выглядит старинным, и не только как платье мамы Черча, но и как антиквариат. Если и её, и моё обручальные кольца были куплены в антикварном магазине, то и платье тоже?

Выскользнув из школьной формы, я натягиваю платье через голову и стою, уставившись на себя в зеркало в полный рост возле двери.

Платье приталено, с бретельками, которые начинаются широкими на плечах и сужаются к низу лифа. Вышивка бисером сверху изящная, переплетающаяся в цветочные мотивы, которые переплетаются спереди и по бокам, переходя к спинке и свободным лентам, скрепляющим корсетную спинку. В то время как лиф облегающий, юбка пышная, верхний слой из атласа поверх нескольких слоев тюля.

Смотреть на свое отражение — всё равно что смотреть на незнакомку.

Где девушка-серфингистка с бронзовой кожей? А как насчёт придурковатого парня в очках?

Вместо этого я ловлю себя на том, что смотрю на кого-то совершенно другого. И дело не только в платье? Это просто жизнь, догоняющая меня.

Я медленно открываю дверь и, шаркая, вхожу в прихожую.

Элизабет зажимает рот руками, в то время как мой папа приобретает оттенок красного, который ещё не был идентифицирован в природе. Он похож на чан с клюквенным соусом.

— Шарлотта, — выдыхает Спенсер, его челюсть сжимается, когда он оглядывает меня. — Ты прекрасна.

— Так мило, — бормочет Рейнджер, закрывая глаза от этого зрелища, его кожа слегка розовеет.

— Ты выглядишь… хорошо, Чак, — говорят близнецы, удивлённо моргая, как будто не совсем уверены, как реагировать.

Единственный, кто хранит молчание — это Черч.

— Ну что, сынок, разве тебе нечего сказать невесте? — мать отчитывает его, бросая на парня очень острый взгляд.

Его янтарные глаза прикованы к моему лицу, но мне трудно понять, о чём именно может думать Черч. Неужели он разочарован во мне? Похожа ли я на ту невесту, о которой он всегда мечтал? Почему я вдруг чувствую себя такой чертовски застенчивой? Медленно, осторожно он открывает рот, чтобы заговорить.

Я обрываю его.

— Мне… нужно кое-что взять, — говорю я, и Черч замолкает, с любопытством глядя на меня.

— Кое-что взять? — эхом отзывается Спенсер, когда я подхожу к двери и засовываю ноги в резиновые сапоги. — Что значит «кое-что взять»? Откуда?

— Просто… из своей комнаты, — говорю я, полностью осознавая, что не совсем ясно соображаю. Если вы когда-нибудь видели фильм «Предложение» с Райаном Рейнольдсом и Сандрой Буллок в главных ролях, вы поймёте. У них фиктивная помолвка, и она убегает. И она убегает, потому что… любит его. Ну, и она не хочет причинять боль его семье.

— Шарлотта Фаррен, — предупреждает папа, но я уже открываю сетчатую дверь и задираю юбки так высоко, как только могу. — Что, чёрт возьми, ты делаешь?

Я начинаю бежать по тропинке, ветер развевает светлые локоны вокруг моего лица.

— Я Сандра Буллокаю! — кричу я, проносясь мимо группы других студентов, работающих над проектом по микологии — это модно говорить о грибах — и направляясь прямиком в общежитие. Сейчас полдень, и повсюду люди, так что меня не так уж сильно беспокоит этот дурацкий культ или их кровное посвящение.

Я не прекращаю бежать, пока не проскальзываю в свою комнату в общежитии и не прислоняюсь спиной к двери, чтобы закрыть её. Только она не закрывается полностью, потому что кто-то пробивается внутрь с другой стороны.

Я поворачиваюсь, и мои мокрые резиновые сапоги скользят по полу, сбивая меня с ног, когда Черч входит в комнату позади меня. Он закрывает и запирает дверь, глядя на меня, вопросительно приподняв бровь.

— Мисс Карсон, — произносит он почти как мягкое наказание, отчего я морщу нос. — Ты сбежала от меня.

— Я не сбегала от тебя, — слабо протестую я, отводя взгляд в сторону чудесно чистого пространства под моей кроватью. Никогда в жизни мне не удавалось содержать комнату в чистоте, но Черч убирает её за нас. Он говорит, что ему нравится это делать, и я не могу решить, то ли он врёт как дышит, то ли это действительно доставляет удовольствие его ОКР (обсессивно-компульсивный синдром) или что-то в этом роде. — Мне просто нужно было кое-что забрать.

Черч садится передо мной на корточки, и я неохотно отрываю взгляд от зоны, свободной от клочьев пыли, и возвращаюсь к его аристократическому лицу. Выдающиеся скулы, кожа как алебастр, рот, который может излучать солнечные лучи, но в то же время остёр, как нож. Моё сердце и так колотится как сумасшедшее после безумного спринта по кампусу, но теперь я чувствую, что могу потерять сознание.

— Ты пробежала весь этот путь сюда в свадебном платье и резиновых сапогах, чтобы что-то забрать? — он задаёт вопрос, и я киваю. Слова не приходят на ум. Я не уверена, что и сказать. Я даже не уверена, что должна чувствовать. — Расскажи где.

— В ящике моей тумбочки, рядом с искусственным пенисом.

Черч улыбается и встаёт, обходя меня, чтобы выдвинуть ящик и достать оттуда маленькую деревянную коробочку. Она отделена от старых журнальных фотографий, просто какая-то реликвия с урока рисования в начальной школе. Но когда он откроет её, откинув крышку и заглянув внутрь, он увидит это: заколку для волос моей мамы, украшенную жемчугом и кружевами. Она надевала её на свою собственную свадьбу с моим отцом, когда была ещё подростком.

— Это? — спрашивает он, возвращаясь и присаживаясь на край моей кровати. Черч наклоняется вперёд и убирает несколько моих светлых локонов назад, используя заколку, чтобы удержать их на месте. — Расскажи мне об этой заколке, Шарлотта.

— Она принадлежала маме, — говорю я, глядя на свои пухлые колени. — Она надевала её, когда выходила замуж за моего отца.

— Ты проделала весь этот путь сюда, чтобы забрать её? — Черч снова уточняет, и я пожимаю плечами, мои чёрные резиновые сапоги торчат из-под пышных юбок. — Почему?

— Ты видел «Предложение»? — спрашиваю я, поворачиваясь в сторону, чтобы посмотреть на него. Он такой… безупречно выглядящий, одетый в накрахмаленный блейзер цвета шампанского и слаксы, с прямым галстуком и без единой складки на рубашке.

— Лишь один раз, — добавляет он, кладя локоть на колено и внимательно наблюдая за мной. — А что?

— У них тоже фиктивная помолвка, но в конце концов девушка убегает со свадьбы.

— И это то, что ты имела в виду, говоря о «Сандра Буллокаю»? — спрашивает Черч, и я киваю. Его улыбка становится немного шире. — Интересная идея превратить имя актрисы в глагол. Мне нравится ход твоих мыслей, Чак. — Он на мгновение замолкает, обдумывая моё объяснение. — Значит, тогда заколка была действительно несущественной. Ты сбегала.