Мика подкрадывается и дважды проверяет, заперта ли дверь, прежде чем присоединиться к нам.

У нас осталось три страницы, три страницы, которые Рейнджер уже видел и которые выводят его из себя до чёртиков. Я должна продолжать читать.

«В этом году у них только два новобранца. Иногда их бывает больше. Иногда их вообще нет. Но посвящение есть всегда.

Всегда есть немного крови.

Папа знает. Он один из них. И я знаю, что он сделал.

Я использовала ключ, чтобы следовать за ними по туннелям. Они свободно говорят там, внизу, о своих благословениях, привилегиях и жертвах, на которые они более чем счастливы пойти, чтобы сохранить себя. Братство Священнослужителей — это древний культ, истоки которого восходят к католической церкви.

И они пугают меня.

Нет, нет, они ужасают меня.

Чем больше я узнаю, тем меньше мне хотелось бы знать.

Моё имя всплывает всё чаще, чем мне бы хотелось».

Следующая страница.

Честно говоря, я не удивлена, увидев рисунок с лисьими масками, которые мы со Спенсером подсмотрели в лесу.

«Дорогой дневник, я хотела бы сказать тебе, что всё поняла. Но это не так. Иногда люди совершают поступки, которые не имеют особого смысла для остальных из нас. Иногда люди, которых мы любим, предают нас. Это случается, и мы ни черта не можем с этим поделать.

Сегодня я перевожу свои вещи в общежитие для девочек.

В воскресенье, когда Джек вернётся, я уйду. Я бы уехала раньше, но не могу сейчас послать за машиной. Потому что он узнает.

И он никогда не отпустит меня.

Ни один из них меня не отпустит.

Они сказали друг другу: — Поймайте для нас лисиц, маленьких лисят, которые грабят виноградники, потому что наши виноградники в цвету».

Глубокий вдох. Я поднимаю взгляд и ловлю взгляд зелёных, как мох, глаз Мики поверх рисунка, когда Черч медленно переходит к последней странице. Дженика была таким интересным человеком, и она перенесла много боли. Чтение этих страниц убивает меня.

— Жаль, что она не могла быть немного прямолинейнее, — говорит он, и Рейнджер издаёт рычащий звук, который привлекает наше коллективное внимание… прямо к его члену. В данный момент он не возбуждён, что, вероятно, хорошо для меня, но у него голая задница, и его мускулы словно выточены богами.

— Вытри слюни, — шепчет Тобиас, протягивая руку, чтобы промокнуть уголок моего рта концом рукава своего блейзера. Я шлёпаю его, пока Рейнджер набрасывает на шею белый фартук с оборками и очаровательным лимонным узором. Он поворачивается, демонстрируя тугую задницу остальным из нас.

— Чак, если ты не возражаешь… — выдавливает он, а я удивлённо моргаю, глядя на его великолепный зад.

— Я не собираюсь трогать твои яйца, — выдыхаю я в ответ, указывая на других парней. — Особенно не перед ними.

— О боже, Чак-лет, — стонет Спенсер, проводя рукой по лицу. Черч и близнецы просто улыбаются, когда моё лицо становится ярко-рубиново-красным. — Он хочет, чтобы ты завязала ему фартук, мой милый маленький микропенис.

— Но приятно, что ты думаешь о моих яйцах, — невозмутимо произносит Рейнджер, глядя на меня через плечо тёмными глазами.

— Вообще-то нет, — бормочу я, хотя мои протесты — безнадёжное дело, и я уже потерпела полное фиаско… Имею в виду, что я сама не своя. Осторожно, чтобы не коснуться его обжигающей кожи, я начинаю завязывать завязки фартука в гибкий бант. Рейнджер хватает меня за руки и оборачивает их вокруг своей талии, прижимая мои ладони к передней части фартука. Я чувствую твёрдость его пресса под ней, когда пытаюсь расслабиться, прижавшись к его почти обнажённой спине.

«Его кожа пахнет кожей и сахаром, и он такой чертовски тёплый».

— Просто… постой так минутку, — говорит он, и я закрываю глаза, прижимаясь щекой к его коже и стараясь не потерять сознание от головокружительного галопа моего сердца. Мой первый день посещения Адамсона в качестве девочки, я впервые обняла Рейнджера Вудраффа обнажённого. О, и культ. Не забывайте о культе. Что за день.

— Тогда я прочту последнюю страницу вслух, — говорит Черч, выдыхая, как будто он уже взглянул на страницу и знает, что будет дальше.

«Я встречаюсь с Джеком у статуи ангела, в том великолепном месте, где мы с Лайонелом провели наш первый раз».

Рейнджер издаёт сдавленный звук, но не перестаёт помешивать начинку для пирога.

«Я собираюсь попросить Лайонела сбежать со мной; не знаю, придёт ли он. Он хороший человек, но пугливый. Доброе сердце не создаёт воина. Если он этого не сделает, ничего страшного; я не уверена, что Братство знает, что он тоже наблюдал. Я просто хочу, чтобы он был в безопасности. Я просто хочу выбраться отсюда. Я просто хочу жить».

Черч перестаёт читать, но, когда я делаю движение, чтобы отойти от Рейнджера, он меня не отпускает. Он прижимает одну из своих рук к моим ладоням, удерживая меня неподвижно, прижимая к себе.

— Вы ведь знаете, что это значит, верно? — спрашивает Рейнджер, звук его глубокого, сердитого голоса эхом отдаётся в его теле и проникает в моё. Если раньше я была в замешательстве по поводу того, какими именно должны были быть наши отношения, что ж, тогда это многое проясняет. Я прижимаю его чуть крепче.

— Это значит, что мы всё ещё ни хрена не знаем? — спрашивает Спенсер, и я слышу шелест старых страниц, когда, по-видимому, он берёт их, чтобы просмотреть. — Итак, мы должны поверить, что в этом кампусе существует секта, охотящаяся на студентов?

— Это чертовски смешно, — говорит Рейнджер, но, когда он, наконец, отпускает меня, и я оглядываюсь, чтобы взглянуть ему в лицо, то вижу, что парень глубоко погружён в свои мысли. — Но зачем Дженике лгать в своём собственном дневнике? Это было только для её глаз. Там нет ничего, кроме суровой правды и печальных реалий. — Рейнджер снимает кипящую смесь с горячей конфорки, перекладывает её на холодную и вкладывает венчик мне в руку, горячие пальцы ласкают мою кожу, когда его глаза встречаются с моими, вызывая острую дрожь от головы вниз до кончиков пальцев ног. — Продолжай помешивать, не дай ему подгореть. — Он переключается на стеклянную миску с яичными белками и взбивает их сильными, резкими движениями рук. Он даже не потрудился взять электрический миксер. Я ценю его преданность делу — и открывающийся вид. — Вы видели, как она упоминала моего отца? — ещё взбивание, стук, стук, стук венчика о стенки стеклянной чаши усиливается как по интенсивности, так и по объёму. — Этот кусок дерьма.

— Очевидно, что твой отец был замешан в этом, — начинает Черч, переходя на противоположную сторону островка, чтобы посмотреть на лучшего друга. Его лицо холодное и мрачное, та серьёзность, которая раньше так пугала меня, всплывает на поверхность. Однако после знакомства с его семьёй всё это приобретает гораздо больше смысла. Они безжалостны в бизнесе, безжалостны в защите тех, кого любят, но они не злые, не психопаты и не что-то ещё. Моё сердце сильно бьётся, и я снова смотрю на пузырящуюся жёлтую смесь в кастрюле. — Итак, что ты хочешь сделать?

Рейнджер начинает постепенно добавлять сахар к яичным белкам, превращая смесь в пышную пену, которая будет красиво ложиться поверх пирога, когда он будет готов. В духовке звенит, и я с трудом надеваю прихватки в форме розовых лап мишки, открываю её и вынимаю форму для выпечки, которую начал печь Рейнджер, пока она не подгорела. Я осторожно выливаю смесь для пирога в форму, а Рейнджер подходит ближе, чтобы распределить безе по верху.

Близнецы и Спенсер обходят вокруг и встают рядом с Черчем, четверо великолепных парней в одинаковой форме, от которых у меня учащённо бьётся сердце, все ждут, что скажет Рейнджер, как он хочет, чтобы мы действовали дальше.

— Я хочу, чтобы вы все убрались отсюда, — осторожно произносит он, зорко наблюдая, как я беру пирог руками в рукавицах и осторожно ставлю его обратно в духовку. Он кивает, довольный тем, что я, по крайней мере, чему-то научилась за время, проведённое в Кулинарном клубе. В прошлый раз, когда он позволил мне взять такой незаконченный пирог, я уронила его и забрызгала всех вишнёвой начинкой.