— Ха! — слово срывается с моих губ, и мои щёки вспыхивают от неуместности моей вспышки. Я не хотела проявить неуважение к Дженике или что-то в этом роде. Но когда Рейнджер смотрит в мою сторону, на его губах появляется хотя бы тень улыбки. Однако это длится недолго. Как только он поворачивается обратно к мистеру Мерфи, то снова хмурится.

— Она боялась Рика, и, как бы мне ни было больно это признавать, я тоже боялся. Мы начали встречаться втайне, — признаётся мистер Мерфи, и на его губах появляется улыбка, чертовски похожая на ту, что только что подарил мне Рейнджер.

«О боже мой, они точно делали это!» — думаю я, но крепко сжимаю губы от этого откровения.

Чёрт возьми, я ведь всё равно могу ошибаться, верно? Рейнджер и я ещё не сделали этого… пока. Кх-м. Кашель. Тот раз в его комнате, когда кончик едва просочился внутрь, не в счёт. Нет. Нет, нет, нет.

— Мы также… — мистер Мерфи снова замолкает, когда Рейнджер хватает конверт и осторожно, накрашенными чёрным ногтями, вскрывает его. То, что он вытаскивает, меняет всё.

Недостающие страницы из дневника Дженики падают на поверхность стола, рисунки чёрными чернилами, перечёркнутые красным. Конечно, это ещё не всё, потому что я сосчитала вырванные страницы, как могла. Даже по самым скромным подсчётам, у меня пропало две дюжины листов, а мы смотрим только на шесть.

— Остальные страницы — слишком личные, — говорит мистер Мерфи, снова опуская взгляд на стол. — Я бы предпочёл не делиться этим, если вы не возражаете.

— У вас был доступ к её дневнику, — медленно произносит Рейнджер, всё ещё не глядя ни на несколько страниц в своей руке, ни на те, что упали на стол. Его внимание полностью сосредоточено на нашем добросердечном учителе английского языка, который в буквальном смысле слова слишком мил, чтобы убить муху. В буквальном смысле муху. Он очень усердно трудится, чтобы выпустить их на улицу. Как бы сильно я сама не любила мух, нельзя насмехаться над добротой других, даже если тебе кажется, что это чересчур. Доброта, при условии, что она не приносит больше вреда, чем пользы, никогда не бывает чрезмерной. — После того, как она умерла.

— Да, после того, как она была убита, — произносит мистер Мерфи, снова поднимая на нас глаза. — Я даже не должен был вам ничего из этого рассказывать.

— Да, — начинает Спенсер с резким смешком, — За исключением того, что Чак поймал вас с поличным, когда вы оставляли ту ужасную грёбаную записку на её двери. Больше некуда бежать, чувак. Просто признайтесь.

— Я написал эти записки только потому, что пытался защитить её, — умоляет он, и искренность в его голосе убедительна. Мистер Мерфи встаёт из-за стола, заламывая руки, его лицо искажено душевной болью. Но я держу в уме слова Черча о психопатах, на всякий случай.

— Значит, вы признаёте это? — небрежно спрашивает Черч, в его голосе слышатся стальные нотки, хорошо замаскированные под благородными манерами.

— Я признаю, — шепчет мистер Мерфи в ответ, его глаза встречаются с моими, и меня охватывает озноб. — Я просто пытался уговорить Чака уйти из Адамсона. Я не знал, что они последуют за ним.

— Кто последует? — спрашивает Черч, пока Рейнджер перекладывает одну страницу на следующую, всё быстрее и быстрее, пока снова не возвращается к началу. Его подведённый карандашом взгляд поднимается к мистеру Мерфи, горящий с такой интенсивностью, что заставляет меня поёжиться.

— Культ? — спрашивает Рейнджер хриплым от недоверия голосом. — Вы хотите, чтобы я поверил, что моя сестра была убита… чёртовым культом?

Мистер Мерфи смотрит прямо на нас, чертовски серьёзный.

— Они учились в этой школе с самого начала, с тех пор, как она была основана в Сент-Луисе. Аббатство Августина. Вот откуда взялись туннели.

— А это? — спрашивает Рейнджер, вытаскивая ключи из-за пазухи. Меня убивает, что он вот так носит их на шее. В этом есть что-то такое милое, но в то же время такое грустное, как будто это должны быть руки его сестры, крепко обнимающие его, а не пара ожерелий с ленточками, на которые она аккуратно нанизала ключи. — Мы знаем, что один из них открывает дверь в общежитии для девочек, и что она была с ним, когда умерла. Но как насчёт этого, золотого?

— Где вы его нашли? — спрашивает мистер Мерфи, прикусывая нижнюю губу и поглядывая в сторону двери. Тихая музыка «Enya», которая играла всё это время — заткните мне рот ложкой, определённо не мой выбор мелодии — становится громче, как будто он пытается заглушить любые посторонние уши.

— В одном из столбиков её кровати, — добавляю я, и мистер Мерфи вздыхает, проводя рукой по лицу.

— Я повсюду его искал, — признаётся он, и от этого покрывала печали его плечи опускаются. Я всё ещё злюсь из-за злобных записок, которые он мне писал, но я не лишена сочувствия. — Так вот как вы попали в туннели?

— Кто-то привёл нас к туннелям, — говорит Мика, его голос резкий и жёсткий, с той безжалостной резкостью, которую я всегда замечала, что отличает его от Тобиаса. — Специально. Дождь, возможно, был случайным, но то, что нас заперли, — нет.

Мистер Мерфи снова садится за свой стол и делает осторожный глоток чая, в то время как на заднем плане играет «Only Time». Это совсем не создаёт нужное настроение. Нам нужно что-то… зловещее, пугающее, предвещающее недоброе. Я имею в виду, Рейнджер только что сказал «культ»?

— Я рад, что у тебя есть ключ от комнаты Дженики; думаю, это сделало бы её счастливой. Она потратила недели на поиски подходящей ленты… — лицо мистера Мерфи смягчается от воспоминаний, и наступает этот долгий, неловкий момент, когда он явно оказывается в другом уголке времени. Когда он поднимает глаза, нежность этих воспоминаний сменяется холодом страха. — Золотой ключ мы нашли в лесу. Один из них уронил его.

— Один из кого? — огрызается Рейнджер, ударяя кулаком по столу. Сейчас он дрожит, но я не могу его винить. Это слишком много для восприятия, даже для такого человека, как я, который никогда не встречался с Дженикой. — Один из, блядь, кого? Извините, но я просто не куплюсь на эту культовую чушь.

Лицо мистера Мерфи внезапно меняется, тревога отражается на его красивых чертах.

— О, это не чушь. Это очень похоже на правду, и именно поэтому я пытался уговорить Шарлотту уйти из Адамсона. Как только они выбрали её, я начал оставлять записки.

— Вы ДжР, не так ли? — я спрашиваю, склонив голову набок. — Младший. Предсмертная записка Дженики, она было для вас.

— Это была не предсмертная записка, — шепчет Лайонел Мерфи, закрывая глаза от воспоминаний. — Мы должны были встретиться у статуй ангелов…

— Я, чёрт возьми, так и знал! — ревёт Рейнджер, ударяя кулаком по столу, а затем наклоняется вперёд, чтобы схватить учителя за ворот его бледно-голубой рубашки. Он дёргает его вперёд с такой силой, что зубы мистера Мерфи стучат у него в черепе. Я кладу руку Рейнджеру на плечо, предостерегая его от грани насилия. Через несколько недель ему исполнится восемнадцать, и обвинения в физическом нападении чертовски серьёзны. Хотя… Я думаю, его мама, вероятно, заплатила бы копам так же, как семья Спенсера платит Джеку, а? — И ты ничего не сказал? Моя мама — глубоко религиозная женщина. Она верит, что её дочь попала в ад. И ты думал, что это нормально — держать всё это в секрете?

— Они убьют меня, если узнают, что я разговаривал с вами, — шепчет мистер Мерфи, дрожа. Он действительно слишком мил для этого мира. Ну, если только он не психопат. Чёрт! Похоже, что даже получение ответов на некоторые из моих вопросов оставляет больше места для сомнений. — И они убьют и вас тоже, если узнают, что вы знаете.

— Знаем, что?! — огрызается Рейнджер, отталкивая мистера Мерфи назад, а затем запуская пальцы в свои волосы. Он отходит от всех нас и прислоняется лбом к двери. Я решаю пока оставить его в покое и поворачиваюсь обратно к пугливому учителю английского, когда Черч выходит вперёд и кладёт ладони на парту. Он выглядит таким… аристократичным. И зная, что он типа какой-то крутой эксперт по боевым искусствам? Успокойся, моё бьющееся сердце.