Хуже наказания доя Ржевского и не придумаешь.

— А мне его так-таки не отдашь? — вяло попытался дернуться Пронский.

— А ты его строже накажешь?

Боярин сник. Строже — только казнь, а это на Руси только по приговору. Ну или по желанию царя.

— В обшем, куда я сказал, туда Ржевский и отправится. В том моё боярское слово!

И я ударил посохом о пол. Предварительно глянув, чтобы никому по ноге не угодить. Эффект смажется.

— Викентий Георгиевич… — осторожно поинтересовался Ржевский, отпив чаю, — А насчет Сибири… Вы пошутили?

Особой надежды в его голосе не было. Боярское слово — тверже гороха, и если уж я пообещал отправить Ржевского в сторону Сибири…

— В саму Сибирь ты, конечно, не поедешь.

— А…

— Правильно — А. Алтай тебя ждет.

— Алтай⁈

— Да.

В лице Ржевского было столько горя и порушенного доверия, что я решил дальше не глумиться:

— Ржевский, ты кто?

Все же он был умным человеком, поэтому замешкался с ответом всего на секунду:

— Твой поручик.

— Что это означает?

Глаза вспыхнули радостью:

— Это не ссылка? Ты меня с поручением отправляешь⁉

— Конечно. Я думаю присмотреть себе в тех краях вотчину, но сначала нужно разузнать, что там и как. Вот ты это и разузнаешь. Докладывать будешь ежедневно.

Ржевский удивленно открыл рот — и закрыл его. Да, он был умным. И про зеркала Александра он знал

Прошло несколько дней. Ржевский отправился в «ссылку», в сопровождении двух «конвоиров», сиречь — моих стрельцов.

Да, стрельцов. Бывшие бойцы рода Осетровских продолжали стягиваться в Москву, приводили своих детей, некоторые — и внуков, так что моя личная армия уже состояла из сотни с небольшим человек. Поэтому я смог подать в Стрелецкий приказ прошение о включении мои ребят в списки полков, так что теперь я гордый владелец стрелецкого полка Осетровских — кафтаны черно-зеленое, «осетрового цвета», колпак и сапоги — зеленые. Стяг моего полка — а у каждого стрелецкого полка было свое знамя, а как же — корреспондировал — надеюсь, я правильно употребляю это слово, у меня по русскому четверка была — с формой: черный поле, белый крест, зеленая кайма. Для пущего понта я заказал вышить им на шапках знак рода, того самого осетра, который на крокодила похож.

Не просто бойцы — орлы! Нафаня, свежеиспеченный сотник, выстроил мое воинство во дворе терема — кафтаны, как шинели, колпаки не такие высокие и остроконечные, как здесь привыкли, скорее, похожи на отороченные мехом вязаные шапочки, ну, те, что в нашем времени носят несколько неприличное название. У каждого — мушкет, через плечо — перевязь, на которой висит сабля, на груди свисают с этой перевязи деревянные футлярчики-берендейки, смахивающие на китайские бамбуковые колокольчики ветра.

Орлы!

Блин, на это орлиное оперенье ушли остатки моих денег и большая часть той нычки, которая была припрятана у Сисеевых и которую нашла своим Золотым Словом девочка Ав-Ав… блин еще раз — надо прекратить ее так называть, а то забудусь и в лицо к ней так и обращусь. Конечно, боярин может обращаться к своим людям, как захочет, хоть «Навоза кусок!», но, если ты хочешь чтобы тебе служили не за страх, а за совесть — лучше так не делать.

Была у меня мысль отправить ее с Ржевским, мол, пусть там сразу золотые россыпи поищет. Но потом подумал, что отсылать маленькую девочку зимой неизвестно куда, чтобы там, в этой неизвестно куде, бродить о лесам и горам в описках золота, попутно отбиваясь от волков и… и кто там еще на Алтае живет. Нет, пусть Ржевский сначала все разведает, от кого конкретно придется отбиваться — тогда уж всем скопом и поедем. А деньги… Есть у меня одна мыслишка, если прокатит — как говорил один гном-любитель пива: «Батистовые портянки будем носить, крем „Марго“ кушать». Кстати, этот крем меня еще в прошлой жизни заинтересовал, я погуглил — это такая разновидность мороженого, украшенное взбитыми сливками, фисташковым сиропом и виноградом.

Но это — если прокатит. А пока катит только мой верный поручик. Уже даже успел сообщить с помощью волшебного зеркала о том, что все в порядке, добрался до переправы через реку в какой-то Гусской волости. Да, я два раза переспросил — так и называется. Таки Гусская, так сказать. Все у Ржевского было в порядке, свою культурную программу, то бишь «вино, женщины и мордобой» он не устраивал, правда, чуть помявшись, он признался, что на постоялом дворе сыграл в кости. Я успел мысленно представить, как Ржевский бредет пешком по заснеженной дороге, таща на себе седло — все, что у него осталось после проигрыша, но, как оказалось, свое реноме он блюл и у заезжих купцов выиграл. В этот раз я представил, как разъяренные купцы гонятся за ним, размахивая канделябрами и обзывая шулером и костарем. И опять обломился — выигрыш был не настолько большой, игроки расстались довольные друг другом и проведенным временем.

Словом — у Ржевского все было настолько хорошо, что это даже настораживало.

Вот у меня все было не настолько радужно.

Нет, так-то — все тихо и спокойно, но…

Меня настораживала та история с Пронскими. На первый взгляд — забавная, практически комедийная ситуация, но, если присмотреться…

Бояре не требуют у других бояр выдачи их людей для наказания. Просто потому, что ни один боярин своего человека не отдаст. Сам накажет, если посчитает нужным, но не отдаст никогда. Спрашивается в задаче — с чего тогда Пронский этого требовал? Да еще угрожая обратиться к царю, если я его требования не выполню? По сути, я попадал в вилку — или я отдаю Ржевского, чем роняю свою репутацию в ноль и лишаюсь возможности обратиться за помощью к кому бы то ни был, потому что выдать своего человека, это зашквар, либо не отдаю и тогда отвечаю за действия своего поручика перед царем. А там ситуация такая, что оправдаться было бы крайне сложно. И царь-государь вполне мог недвусмысленно сверкнуть глазами и лишить меня своего расположения, после чего жить мне останется примерно… ну, сколько там понадобится отряду стрельцов, чтобы доскакать до моего терема? Ну, плюс еще с полчаса жизни, пока бояре решают, кто именно меня прикончит.

Сначала я решил было, что это была хитро подстроенная ловушка, но потом, поразмыслив, решил, что — нет. Не совсем. Во-первых, в боярских стычках бить по чужим людям — дурной тон он же вышеупомянутый зашквар. Во-вторых же — слишком велика цепь случайностей, приведших Ржевского в баню Пронских. Он мог и не решить напиться, пойти в любой другой кабак, клюнуть на первую попавшуюся девку или отправиться к любой другой, не заметить, что Настенька идет в баню… Нет, отказаться от мысли добраться до нее, потому что слишком сложно — Ржевский как раз не мог. Да и если бы сыночек не приперся не вовремя — опять-таки ничего бы не было. Скорее, это не ловушка, а импровизация на скорую руку, прокатит — не прокатит. Хотя… Нет, теоретически, можно было бы постоянно следить за домом, ожидая, пока мой поручик из него выйдет, потом поймать его на Повелении, сделать так, чтобы он напился, потом отправился к Пронским, а там уже Настенька на изготовке и сыночка Олежек — там же. Теоретически — так могло быть. Практически — нет. Здесь наоборот — слишком серьезный план, тот, кто такие планы составляет, не допустит, чтобы все провалилось только потому, что я решил наказать Ржевского сам. Да и Настенька, насколько я знаю об этой боярышне — не та личность, которую можно задействовать в такой схеме. Не те актерские способности и не то умение держать язычок за зубами.

Однако — пришло в голову одному, придет в голову и кому-нибудь посообразительнее. Надо быть готовым к тому, что бояре, не найдя способ достать меня грубой силой, пойдут путем интриг и морем крови… нет, море крови — не из этой песни. Путем интриг и подстав, скажем так.

Блин. Или это все же и была — ловушка? Жаль, что Ржевский уже уехал, нельзя его проверить на то, под Повелением он или нет. А через зеркало Повеление не действует… или действует? Блин, а ведь мы этого ни разу не пробовали! Интересно…