— Мне тележку нужно забрать. — ответила я. — Они видели меня с тележкой.

— Понятно, а вещи эти откуда?

— Из палаты какой-то украла.

— Украла? Так, понятно. Вези тележку, а вещи оставь здесь. Я избавлюсь. А этим, мордоворотам, если что скажешь, что просто помогала развозить еду…на добровольных началах.

Так мы и поступили. Изображать мать, потерявшую дочь, мне было легко, потому как я и правда ее потеряла. Временно, конечно, но от этого не легче. Перед глазами стояло ее личико, искаженное мучительной судорогой от нехватки воздуха, холодная глазурь льда, покрывшего все ее тело, толстый пластик в который ее упаковали, словно труп перед отправкой в крематорий.

Вспоминая все это, слезы сами текли из глаз моих. Я лишь как полоумная приговаривала:

— Найдите мою дочь, найдите мою доченьку.

Вскоре амбалы покинули нашу палату и я в изнеможении уснула прямо в одежде.

Ксюша

Ночь выдалась беспокойная. Во сне я все время от кого-то убегала и кого-то прятала. Но я все не могла разглядеть кого именно.

Проснулась с первым утренним сигналом по общей связи, который оповещает о наступлении утра. В коридорах постепенно разгорался свет и я решила больше не ложиться. Мне нужно привести себя в порядок, ведь сегодня Марка выводят из медикаментозного сна. Будет нехорошо, если он увидит меня в таком виде.

Встав с кушетки, я почувствовала, как меня повело в сторону. Ухватившись за стену, я попыталась отдышаться и понять, что со мной. Ну конечно, последний раз я принимала пищу вчера утром. Мы с Моникой спокойно позавтракали в палате, ещё не представляя, что нас ждёт в этот день.

Воспоминания о Монике снова отдались болью в сердце, а на глазах проступили слезы.

— Да что же ты в самом деле! Что же ты ревешь? Все с ней будет хорошо! — шептала я сама себе, пока ковыляла в ванную.

Аэрозоль с запахом морского бриза немного взбодрил и успокоил, но сейчас мне как никогда не хватало полноценного душа. Чтобы тугие горячие струи воды били по плечам до покраснения кожи, а потом резко переключить на ледяную. Вот о таком душе я мечтала, а не это влажное недоразумение. Ну, по́том не воняет и ладно! Так сойдёт.

Вернувшись в палату, я с брезгливостью посмотрела на вчерашнюю пропотевшую одежду, но другой у меня не было. С вечера у меня совсем не было сил отправить одежду на чистку, так что придется повонять этот день.

Одевшись, я отправилась в столовую, где мне выдали порцию питательной жижи. Я засунула ложку в рот и тут заметила, что за мной внимательно следят.

Съев пару ложек, я ещё долго ковырялась ложкой в чашке, делая вид, будто очень переживаю.

Напряжение нарастало. С такими темпами мои нервы просто не выдержат! Что им ещё от меня нужно? Или не верят мне? Думают, что я прячу Монику?

Отправив тарелку в утилизатор, я направилась к своей палате, но мне перегородили дорогу два качка.

— Что? Что такое? Что вам надо? — растерянно закидала их вопросами.

— Вас вызывает руководство станции. Пройдёмте с нами! — ответил один из них.

— А вы что, вы нашли Монику? Вы нашли мою девочку? — я добавила истерических ноток в голосе да так, что один из амбалов скривился.

— Вам все объяснят. Пройдёмте с нами!

— Что? С ней что-то не так? С ней что-то случилось? — я сделала вид, что сейчас потеряю сознание и повалилась на одного из них.

Тот отпихнул меня и зашипел:

— Ни с кем ничего не случилось. Не нашли вашу дочку. Потому и ведём вас на допрос.

— Рот закрой, дебил. — рявкнул второй. — Гражданочка, вопросов не задаём и молча идём за нами. Ключевое слово — молча! Все ясно?

— Яснее некуда! — промямлила я.

" Да чтоб вас понос продал, сволочи! Не видать вам моей девочки!" — пронеслись мысли в моей голове и я с трудом сдержала злую улыбку.

Так, нужно поосторожнее себя вести, чтобы не выдать свое злорадство. И как можно более печально.

— П-простите, но мне нужно к моему сыну, в палату! У него сегодня важная процедура.

— Без тебя процедуру проведут. Я сказал — МОЛЧА! — рявкнул он.

Да уж, пожалуй, не стоит на таких нарываться.

Шли мы долго. Оказывается, отсек руководства находится так далеко. Преодолели несколько постов с вооруженными людьми. Это что же на станции происходит, что здесь так запросто оружием размахивают? Погрузившись в свои проблемы и в заботу о детях, я и не заметила, насколько напряжённой стала ситуация на станции.

Пока мы шли, нам встретилось несколько людей. Некоторые из них меня знали. Кто-то знал хорошо. Но ни один из них не поинтересовался, что случилось и почему меня сопровождают двое вооруженных людей. Они просто опускали глаза и старались пройти мимо, как можно скорее.

Мне действительно стало страшно. Похоже права была Ульяна, когда говорила, что, когда все рушится, люди проявляют свою истинную сущность.

Только вот вопрос, с какой сущностью теперь предстоит встретиться мне?

Я бы и рада остаться без ответа на этот вопрос, да вот не судьба.

Мы подошли к двери, которую охраняли двое людей, причем один из них беззастенчиво грыз настоящее яблоко. И это при том, что вся станция питалась исключительно синтетической питательной жижей. Даже детям прекратили выдавать натуральные продукты, а тут яблоко! У охранника! Чем же тогда питается руководство?

Мы остановились и один из охранников, тот, что без яблока, спросил:

— Лаврентьева?

— Угу — ответил за меня мордоворот.

— Чё так долго? Он уже ждёт ее. Сейчас доложу. — и с этими словами он скрылся за дверью.

Ждать пришлось недолго. Охранник вынырнул из отсека и жестом пригласил войти.

Обстановка в отсеке руководства повергла меня в шок. Честно говоря, я ожидала увидеть мрачный строгий кабинет и громилу Багровича. Но я никак не могла даже и представить себе, что власть на станции мог захватить этот…этот… Лягушонок! По-другому я никак его не могла назвать.

Невысокий, невзрачный толстопуз, на коротеньких тоненьких ножках. Лицо его украшали пухлые губы-пельмешки и маленькие бегающие поросячьи глазки. Это что за недоразумение?

Пока я разглядывала Багровича, он не остался в долгу. От его сального, оценивающего взгляда хотелось прикрыться, а ещё лучше пойти помыться.

— Ничего так… — ухмыльнулся он.

— Что простите? — обалдела я от его приема.

— Я говорю ничего не хотите? Чай? Кофе? Сок? Может закуски? — быстро поправился он.

— Н-нет спасибо. Я только что из столовой.

При упоминании столовой, Багрович скривился, словно проглотил что-то противное.

Ну да, синтетическая пища, которой приходится питаться большинству на станции не претендует на бутерброды с красной икрой, пусть и тоже синтетической, что стояли на столе у нового руководителя станции.

Заметив мой взгляд, Багрович выпятил грудь колесом, растянул свои губищи в улыбочке и с царским жестом указал на стол.

— Да вы не стесняйтесь! Угощайтесь! На станции вы больше нигде такого не увидите. А хотите шампанского?

— Нет-нет. — поспешно ответила я, ведь неизвестно как мне потом придется расплачиваться за все это гостеприимство. — Я не голодна.

— Ну как знаешь! — улыбочка сползла с его лоснящегося лица. — А я ведь хотел по-хорошему!

Он прошествовал к столу, обошел его и уселся в свое кресло.

Мне присесть он, конечно, не предложил. Вот дура, надо было взять этот долбаный бутерброд. Не в моих интересах ссориться с этими людьми.

— Так…Ксения…Андреевна. Правильно? — протянул он, заглядывая в какую-то папку.

— Да, все верно. — тихо ответила я.

Буду вести себя как скромная мышка. Не нужно привлекать к себе лишне внимание.

— Итак. Где вы прячете свою дочь? — с неприязнью спросил он.

— Что? — удивилась я. — В каком смысле, где я прячу свою дочь? Она пропала вчера! Ее забрали ваши люди…

— Мои люди? — с угрозой переспросил он.

— Н-ну, может, не ваши. Я не знаю. Пришли люди и сказали, что Монике нужно пойти в лабораторию для каких-то тестов. Она ушла и все. А потом пришли ваши люди и я поняла, что случилось что-то страшное