Карета проезжала по улицам Петербурга, спеша довезти до нужного адреса, но всё же дорога не везде оказалась хорошо выложенной. Наехав на один из выступающих камней, карета вздрогнула, а колесо резко надломилось, отчего весь экипаж встряхнулся, и извозчику пришлось внезапно останавливать тройку лошадей.
Отделавшись лишь испугом, Габриэла при помощи извозчика и нескольких прохожих удачно вышла из экипажа и скоро сидела на скамье. Наблюдая, как трудно и долго чинят колесо, чтобы продолжить путь, она уже собиралась взять городскую повозку, как отвлекла проходившая по улице старая цыганка:
– Милая, – сказала она.
В глазах была видна тревога, забота и желание как-то поддержать или помочь. Цыганка остановилась перед Габриэлой и покачала головой:
– Не возвращайся к мужу. Брось его... Тебя ждёт любовь иная, судьба лучшая.
– У меня дети, – поразилась Габриэла. – Как вы такое можете говорить и... откуда знаете...
– Они вырастут, и ты им будешь не нужна, – перебила её цыганка.
– Нет, – усмехнулась Габриэла, а у самой душа сжалась от страха, словно поверила, что так всё и случится.
Цыганка медленно уходила, словно её больше ничего не волнует. Она не оглянулась, погрузилась опять в свои мысли и скоро исчезла из вида. Габриэла смотрела ей вслед ещё долго, а сердце билось сильнее от растущего страха.
Казалось, в жизни давно происходит что-то не так. Не так она хотела жить: не за того вышла замуж, не встретила вовремя настоящую любовь... Подчинение правилам, нормам, воспитанию... Чем больше Габриэла прокручивала в памяти свою жизнь, тем становилось больнее. И больше всего – за детей.
В страшном предчувствии сидела она скоро вновь в карете, увозящей к дому Аминовых. Глядя перед собой, Габриэла видела только пустоту и черноту. Счёт времени потерялся, как и ощущение реальности. Хотелось лишь одного: вернуться домой, забрать детей и убежать от этой жизни вместе с Карлом, чтобы где-то начать жить так, как мечтается, как молит душа:
– Мои мальчики... Нет, я приеду к вам. Нет, не оставлю... Мальчики мои, – прослезилась она, представляя перед собой своих сыновей.
Они где-то ждут её и скучают. Они так привязаны к ней, их матери, так любят её. Их ласковые мягкие ручки всегда тепло обнимают и гладят. А какими сладкими оказываются их поцелуи – как подарки ангелочков, что вдохновляют и вселяют силы жить и бороться за прекрасное. Да, именно так... Любимые и любящие детки и мама...
– Я скоро к вам приеду. Я так виновата перед вами... Простите ли вы меня когда-нибудь?
Слёзы навернулись на глаза, но Габриэла стала смотреть в окно, за которым уже показался дом Аминовых.
– Всё будет хорошо, – прошептала она себе и глубоко вздохнула.
Оставаясь ещё сидеть в карете, Габриэла на миг закрыла глаза и стала улыбаться. Она представляла своих детей, как они всегда приносили ей в душу радость, как звучат их ласковые звонкие голоса, как резвятся или балуются, смеются или капризничают. Любимые,... самые нежные и дорогие,... самые нужные и ненаглядные...
– С днём рождения мой младшенький, мой Виллиам, ласковый, как котёнок, – еле слышно прошептала она, зная, что сегодня как раз день рождения её младшего сына и вспомнила, как дети пели для неё песню, которую сами сочинили.
Тогда был её день рождения, она танцевала с детьми, а они дружно и весело напевали:
Мама, я пою тебе
О бескрайнем небе, о полях просторных.
Радость подарив тебе,
Снова светит солнце, словно в чудном сне.
Снегом вся полна земля, и метель кружится.
Все деревья в кружевах, всё вокруг искрится,
В этот день спешу тебя, мамочка, поздравить
И здоровья пожелать, и улыбок радость.
Пусть исполнятся мечты, все твои желания,
Пусть уйдут с дорог твоих беды и страдания.
Я с тобою навсегда, моя ты дорогая,
С Днём Рождения тебя, мамочка родная!
– Я скоро приеду к вам, и мы больше не расстанемся, клянусь, – открыла Габриэла глаза, полные слёз...
Глава 47 (беседа Петра с Врангелем...)
Пётр с Ионой только успели собраться к новому дню, как Врангель, которому накануне присылали записку с просьбой прибыть для важного разговора по поводу пропажи Колумбины, приехал. Его сразу проводили в кабинет и принесли кофе на две персоны. Следом за слугой вошёл и Пётр.
Пожав друг другу руки, он и Врангель молча сели к столу и, когда остались наедине, взглянули в глаза друг друга.
– Итак, – выдержав паузу, Врангель сделал глоток ароматного горячего кофе. – Колумбину похитили?
– Да, граф, – кивнул Пётр и тоже сделал глоток кофе, после чего более расслабленно откинулся на спинку своего кресла. – Скажите о связи вашей супруги с Россией? Она говорит без акцента, а моя супруга тоже всего не знает, как мне кажется. Дедушка был русским, как-то графиня рассказала Ионе... И няня?
– О таком не всегда сразу все и рассказывают, – усмехнулся тот. – Вас каждый день спрашивают о ваших корнях?
– Нет, разумеется, нет.
– Да, есть у неё русская кровь, и няня учила русскому языку. Кстати, потому моя супруга и темноволосая, и дети почти все в неё. Дед её был княжеской крови. Жил где-то на юге России. Не узнавал точно, не нужно было, – рассказывал Врангель дальше и с глубоким вздохом тоже опрокинулся на спинку своего кресла. – Видать, это сблизило её с любовником... А вы всегда говорите загадками, кстати. Зачем вам это всё?
– Увы, привык к загадкам. Люблю дразнить, – хитро улыбнулся Пётр.
– Вам бы дразнить свою супругу, – не скрыл недовольства Врангель.
– О, поверьте, я дразню её в нужной мере.
– Возможно, стоило мне свою побольше дразнить, не бегала бы по любовникам.
– В данном случае, насколько это сейчас видится, ваша супруга – жертва, – сообщил Пётр, и граф удивился:
– Вы шутите.
– У меня своя мозаика, которую пытаюсь сложить. Не хватает пары деталей, и я могу сказать, кто во всём виноват, кто что украл и почему.
– Вы шутите, – повторил Врангель, но видел, как теперь Пётр смотрел на полном серьёзе и настолько строго, будто хотел обвинить его.
– Я люблю шутить, кстати, – признался тот. – Но сомневаюсь, что делаю это сейчас.
– Вы странный. Как вы можете расследовать, если в себе не уверены? Я зря просил вас о помощи.
– Время покажет, что зря или нет. Я люблю путать людей и смотреть на их реакцию. Это помогает мне.
– Ваша тактика. Вы подозреваете меня? Глупо, – усмехнулся Врангель.
– Да, вы говорили. Самому красть или кого нанимать... В первую очередь, ведь в подозреваемых окажетесь всё равно вы.
– Именно.
– А может, – размышлял Пётр дальше и сделал ещё глоток кофе, видно насладившись его вкусом. – Кто-то хочет вам угодить или... отомстить?
– Вы в своём уме? – сдержанно поразился Врангель.
– Задаюсь этим вопросом каждый день, но пока сомнений не возникло, – колко выдал Пётр. – Понимаете, связь с Разумовским вижу... И шлейф за вами тянется со Швеции.
– Какой ещё шлейф? – расширились глаза Врангеля и от удивления, и от возмущения.
– Присмотритесь к событиям, – сел прямее Пётр и, держа в руках чашку кофе, смотрел в глаза. – Вы отправляетесь с супругой к Разумовскому в гости. У вас там какие-то дела. Пусть. Но почему произошла кража именно перед этим? Кто-то хотел вас остановить или лишить супруги? Кто-то, кто связан с Разумовским? Ведь именно там мы нашли Колумбину... А моя жена? Была похищена и обнаружена тоже у владений Разумовского. Кто-то, кто связан с вами, и им пытался что-то этим сказать или как-то изменить свою судьбу или вашу. Зачем? Кто? Что этот человек или люди хотели сказать тем самым?