В тот же день они снова собрались в прокуренной комнате за галантерейным магазином, принадлежавшим матери Мориса Лебра[340]. Как только Вирджиния вбежала внутрь – больше никакого старушечьего шарканья, – она открыла пояс с деньгами, застегнутый на ее талии, и протянула Морису пачку тысячефранковых банкнот: «Здесь 150 000 франков. Пересчитайте». Морис изучил пачку, прежде чем ответить: «Здесь 152 000 франков». «Посчитайте еще раз. Там точно 150 000». Морис пересчитал снова, но продолжил настаивать, что она дала ему лишних две тысячи. «Ага!» – она понимающе улыбнулась. Он прошел ее испытание на честность. Вирджиния встала, готовая уходить, и протянула им клочок бумаги с именем, адресом, находящимся на рю де Донзи в Коне и паролем: «Я пришел от Жан-Жака». В случае необходимости там они могли передать для нее сообщение[341]. Затем она ушла, оставив почти потерявших дар речи мужчин в благоговении, хотя одного из группы уже тогда, как она узнала позже, начал возмущать ее очевидный авторитет.
Вирджиния вместе с мадам Буатье отправилась обратно на север, вернувшись к своему безумному циклу организации и снаряжения групп в Центральной Франции, а также к руководству их полномасштабной диверсионной кампанией. Там никто не знал, где она была пару дней, и, конечно, не никто не смел ее об этом спросить. 17 июня она сообщила Лондону, что группа в Шамбон-сюр-Линьон насчитывает не менее двухсот «отличных ребят с хорошим руководством» и может быстро увеличиться до пятисот. Она рекомендовала срочно прислать двух офицеров, а также радиста и достаточное количество оружия. Двумя днями позже ее командир УСС поблагодарил Вирджинию за «превосходную» работу и предложил ей самой стать радистом миссии «Верхняя Луара»[342], «где, как считалось, ее необычный организаторский талант пригодится больше всего»[343]. Впервые она официально получила командование. В записях УСС от 18 июня говорится: «Планируем сделать ее ответственной за эту группу маки». Но, как всегда, не все было так просто.
Вирджиния не собиралась сразу уходить. Она хотела проследить за серией забросок с ее заказами, где вместе с оружием и боеприпасами были столь нужные хирургические принадлежности и даже велосипедные покрышки. Она также хотела помочь освоиться новым радистам, которых вызвала на замену себе в Шере и Ньевре. Однако в отсутствие новостей Файолю в Ле-Шамбон становилось не по себе. Время шло, а две недели спустя от Вирджинии не было ни весточки. Деньги пригодились, но к началу июля – спустя целый месяц после «Дня Д» – у людей все еще не было ни оружия, ни взрывчатки. Самые ожесточенные бои в регионе происходили за пределами плато, но их близость вызывала панику, особенно после того, как в битве у соседней Ле-Шелар погибли сотни бойцов и мирных жителей. К тому же немцы теперь массово двигались с юго-запада Франции в сторону Нормандии, расстреливая и сжигая всех и вся на своем пути. Без оружия люди Файоля не могли ни помочь своим товарищам, ни послать отряды, чтобы устроить в долине внизу засаду.
Наконец Файоль не выдержал. Он отправил двоих человек на поиски Дианы, поручив им вернуть ее любой ценой. Это были Жаклин Декурдеманш, учительница, чьего мужа застрелили немцы, и Эрик Барбеза, продавец книг из Ле-Шамбона. Оба согласились взять на себя эту опасную задачу, проехали на велосипеде сорок миль до Сент-Этьена, стараясь избегать немецких патрулей, и сели на ночной поезд в Кон-сюр-Луар, куда прибыли утром 6 июля. Они сошли с поезда по отдельности: Жаклин отправилась одна по адресу на улице Донзи, указанному Дианой. Чудесным образом она застала Вирджинию, хотя та теперь нигде не задерживалась более чем на несколько часов. Вирджиния объяснила своей гостье, что отправила сообщение в Ле-Шамбон, предупреждая о своем скором прибытии, но оно, должно быть, потерялось. В любом случае, она была готова идти и взяла с собой три чемодана, стоявших в коридоре. В одном была ее одежда, а в двух других – новый радиопередатчик и арсенал огнестрельного оружия. Жаклин была поражена спокойствием Дианы, зная, что им придется пройти через несколько контрольных пунктов и что, если на любом из них ее поймают, ей грозит верная смерть. И все же Вирджинию, казалось, не пугали опасности, с которыми она сталкивалась: она буквально сияла, словно обретя душевный покой в этом смертельном хаосе. Она напомнила Жаклин статую Мадонны эпохи Возрождения – «очень красивую» и наполненную «удивительным спокойствием»[344], несмотря на «содержимое чемоданов, которые она несла».
Вирджиния больше не могла полагаться на свою маскировку. Отказавшись от крестьянской одежды, Вирджиния выглядела ошеломительно (ее волосы теперь были блестяще-каштанового цвета) – и привлекала внимание. Когда она пробиралась через станцию, чтобы встретиться с Барбеза, сотрудник железнодорожного вокзала сразу же предположил, что она иностранка, и подошел к ней, чтобы шепотом предупредить о грядущем немецком контроле. Он предложил проводить их троих в депо, чтобы там спрятаться, и у них не было другого выхода, кроме как последовать за ним. Несколько нервных минут они не знали наверняка, что не попали в ловушку. Гестаповцы действительно вскоре появились для внезапной проверки – Вирджиния с остальными слышали стук тяжелых ботинок по перрону и крики на немецком, – но, к счастью, те не стали обыскивать их укрытие и ушли с пустыми руками до прибытия поезда, на который сели все трое. Они стояли в жарком переполненном тамбуре, теперь беспокоясь о том, что им делать со следующим контролем, ведь спрятаться будет негде.
Поезд тронулся. Последние лучи солнца выглядывали из-за холмов, когда вдруг раздался вой воздушной тревоги. Переполненные вагоны с визгом остановились, пассажиры падали друг на друга, чемоданы слетели с мест. Охранники поезда начали выскакивать из вагонов, рассредоточиваясь по полям в поисках укрытия. Двери открыли, и мужчины, женщины и дети, с криками толкая друг друга, последовали за ними, пытаясь – прежде, чем начнется бомбардировка, – убежать как можно дальше от поезда, ставшего легкой мишенью. Самолеты были почти прямо над ними, когда Эрику и Жаклин наконец удалось добраться до открытых дверей, но Вирджиния крепко схватила их за руки. Тихо и спокойно она посоветовала своим спутникам оставаться в вагоне. «Это бомбят англичане, – объяснила она. – Я их предупредила. Они знают, что я еду в этом поезде. Нас не тронут». Бомбы теперь сыпались вокруг них дождем, сотрясая вагоны и наполняя воздух едким дымом. Эрик с изумлением смотрел на совершенно невозмутимую Вирджинию и не мог поверить, что они переживут остаток пути, если их маршрут станет целью Королевских ВВС: «Но что будет, если ночью ударят по железнодорожному мосту в Невере?» – нервно выдохнул он. «О, да, его обязательно разрушат, – подтвердила Вирджиния. – Но только завтра утром, после того, как проедет наш поезд». Она оказалась права.
Постоянная связь Вирджинии с Лондоном означала, что она обладала полной информацией об операциях ВВС Великобритании в регионе и также могла предупредить руководство в Лондоне о своем местонахождении, чтобы самой не подвергаться ненужной опасности. Самолеты, сбросив бомбы по целям неподалеку, но не слишком близко к поезду, улетели прочь. Лишь ранним утром следующего дня, после долгой ночи, они прибыли в Сент-Этьен – но обнаружили, что машина, которая должна была их ждать, чтобы отвезти в Ле-Шамбон, так и не появилась.
Они напрасно ждали на вокзале, зная, что в широком открытом вестибюле их очень легко заметить. Наконец, поскольку Вирджиния не расставалась со своими чемоданами, Эрик оставил женщин и пошел к дому пропавшего водителя. По пути человек, которого он никогда раньше не видел, толкнул его и попросил прикурить. Когда Эрик чиркнул спичкой, незнакомец наклонился и прошептал, чтобы он никуда не ехал, так как на водителя донесли, а за его домом установили наблюдение. Он скрылся в переулке, и Эрик так и не узнал, откуда у незнакомца была эта информация. Однако было ясно, что Вирджинии и ее друзьям придется пробираться на плато самостоятельно.
