Через неделю у ее двери появилось еще одно знакомое, но на сей раз долгожданное лицо. Элизе Аллар, один из «племянников», с которыми она встречалась в Лиможе, Лионе, а затем и в Мадриде, только что десантировался в зону высадки «Ша» (фр.: «кошка») в нескольких километрах от нее. Вирджиния организовала для него и его босса Марселя Леччиа поездку в Великобританию из Испании в конце 1943 года для формального обучения в УСО, и всегда надеялась, что однажды снова будет работать с ними. Теперь он был в деревенской хижине своей «тетушки», вернувшись во Францию с Леччиа и третьим агентом УСО, которого она знала и любила, бельгийцем Пьером Гиленом. Он, конечно, ахнул, увидев новую мадам Марсель в крестьянских лохмотьях. Однако он знал, что она готова пойти почти на все, чтобы выполнить свою работу. Когда он услышал местные разговоры о пожилой женщине со странным акцентом, создавшей небольшую группу партизан, то понял, что это должна быть она.
Трем «племянникам» было поручено подготовиться ко «Дню Д», взорвав штаб немецкого военно-морского флота возле Анже и железнодорожную сортировочную станцию под Туром. Эти акты были лишь эпизодами гораздо более крупной операции союзников, состоящей из трех частей, известных как Plan Vert (разрушение железнодорожного сообщения), Plan Tortue (организация блокпостов и засад) и Plan Violet (обрыв телефонных проводов, вынуждающий немцев использовать беспроводную связь для передачи сообщений, которые было можно – в отличие от телефонных звонков – перехватить). Аллар спросил, может ли Вирджиния сообщить Лондону, что трое агентов благополучно прибыли и приступают к работе. Леччиа уехал в департамент Ньевр, но вскоре тоже должен был вернуться, чтобы встретиться с ней. Было ощущение, будто она и не покидала УСО, что было радостно, но позже оказалось также и серьезной проблемой.
Тем временем Вирджиния активизировала усилия по сбору разведданных о немецких войсках в районе. Она предложила помочь матери фермера с производством сыра, чтобы продать излишки оккупантам. Обнаружив небольшой немецкий конвой, Вирджиния подошла к ним и предложила свой товар, говоря притворно старушечьим голосом и пытаясь скрыть акцент. Немецким офицерам по всей Франции были разосланы ориентировки с ее изображением и предупреждениями об угрозе, которую она представляла для рейха, но никто в тот момент, казалось, не нашел в мадам Марсель ничего подозрительного. Немцы спокойно купили у нее сыр, дав ей возможность подслушать их разговоры (ей пригодилось знание немецкого языка, полученное в Консульской академии), которые она в тот же вечер передала по радио в Великобританию. Так Вирджиния начала рисовать картину немецких военных планов, которым было суждено оказать значительное влияние на ход войны.
Несколько дней спустя, сворачивая антенну на ферме Лопина после передачи сообщений на базу, Вирджиния услышала, как к дому подъезжает грузовик. Она подумала, что это может быть Арамис, но на всякий случай закрыла чемоданчик с радиоприемником и сунула его под ящики и старую мебель на чердаке. Она спустилась по лестнице и, как обычно, направилась к двери. Снаружи, однако, был не ее американский коллега, а – к ее ужасу – группа немецких солдат во главе с офицером, который потребовал объяснить, что она делает одна в коттедже. Вирджиния, перевоплотившись в образ крестьянки, ответила привычным скрипучим карканьем, что готовит для фермера и пасет его коров. Не удовлетворенный ее ответом, офицер приказал трем мужчинам обыскать дом. Вирджиния отчаянно надеялась, что она достаточно хорошо спрятала радио. Изнутри она могла слышать грохот и что-то похожее на звуки перетаскивания мебели. Затем она услышала, как лестница царапает люк на чердак, и начала прикидывать, как далеко она сможет уйти, прежде чем ее застрелят. Казалось, что лучшей идеей было бы продолжать играть роль и заявлять, что никогда не поднималась по лестнице и не знала, что находится наверху. Очевидно было одно: если ее поймают, они обнаружат Катберта и опознают ее. Ее судьба была бы предрешена: пытки и смерть.
Сердце Вирджинии колотилось. Солдаты продолжали переворачивать коттедж вверх дном, пока наконец не вышли к своему офицеру и не вручили ему что-то, чего она не разглядела. Она также не могла толком расслышать, о чем они говорили. Она старалась не смотреть, но офицер, наконец, подошел к ней и посмотрел прямо ей в глаза. Его дыхание касалось ее кожи. Наверняка теперь он заметил бы маскировку – поймет ли он, вглядываясь так пристально, что ее морщины были нарисованы? Вместо этого офицер узнал в ней старую торговку сыром, которую встретил на дороге, и, заявив, что ее товар очень хорош, взял себе еще сыра, бросив, уезжая, несколько монет ей под ноги. Какое-то время Вирджиния не могла пошевелиться, стоя, в изнеможении оперевшись на дверь, но ее мысли занимал вопрос: что привело «волков» к ее двери – может, ее акцент? Может быть, она вела себя слишком смело? Несколько дней спустя она наткнулась на отрубленные головы четырех дружественных жителей деревни: нацисты проткнули им шеи и оставили в диких цветах у главной дороги в качестве предупреждения. Тем, кто присоединился к Вирджинии в движении Сопротивления, приходилось платить страшную цену[306].
Вирджиния вдруг почувствовала себя очень одинокой. Она не могла упомянуть об этих ужасных событиях в своем следующем послании в Лондон, опасаясь раскрытия в случае перехвата сообщения. Вместо этого 18 апреля она попросила разрешения переместить свою базу «из-за ежедневного отключения электричества и плохих условий передвижения»[307]. Однако перед ее отъездом Аллар и Гилен вернулись с «коробкой с печеньем» – так называли меньший по размеру радиоприемник, весивший всего четырнадцать фунтов. Вирджиния запрашивала его ранее, и он прибыл вместе с очередной партией агентов. Они также принесли очередные плохие новости. Миссия «племянников» в соседнем департаменте Эндр столкнулась с трудностями. Леччиа смог найти им убежища благодаря своим двоюродным братьям – двум докторам, которых звали Лоран и Жозеф Леччиа, – однако радиста, с которым они работали, арестовали. «Там буквально на каждом углу гестаповцы», – сообщил взволнованный Аллар Вирджинии. «Все были напуганы до смерти», и теперь никто не хотел с ними работать. Леччиа уехал в Париж, «чтобы попытаться что-то придумать»
Пять дней спустя, 1 мая, из Лондона пришли тревожные вести о том, что Гилен тоже попал в плен. Его последняя радиопередача не содержала должной проверки безопасности, и с тех пор воцарилась тишина. Если Гилен сломается – а гестапо наверняка прибегнет к самым ужасным формам пыток – немцы будут знать, что их давняя цель, Артемида, вернулась во Францию. Вирджиния быстро собрала вещи и села на следующий поезд в Париж. «Конечно, я не оставила адреса», – вспоминала она. Расстроенная новостями о Гилене, она направилась прямо в квартиру мадам Лонг, чтобы обдумать свой следующий шаг.
Очевидно, она допустила ряд ошибок. Она позволила слишком многим людям узнать, где она живет, и сплетничать о том, как она говорит. Для выживания агента под прикрытием безупречное знание французского языка было почти столь же необходимо, как и боеприпасы. Отправляя Вирджинию на миссию в спешке, УСС, похоже, упустило этот факт из виду. Во время ее первого задания, когда она работала как журналистка Вирджиния Холл, это не имело значения, но, например, несколько членов злополучной сети УСО «Проспер» погибли, потому что речь выдавала в них нефранцузов.
Как всегда, Вирджиния нашла решение. Она сделала ставку на квартирную хозяйку Арамиса, мадам Рабю, которую уже через пару дней сочла благоразумной и надежной. Она попросила ее путешествовать с ней и говорить на публике, когда это необходимо. Несмотря на очевидный риск, мадам Рабю ухватилась за возможность помочь и стала, как вспоминала Вирджиния, «очень преданным и полезным другом»[308]. Нельзя было терять времени. Через сорок восемь часов после возвращения Вирджинии в Париж обе женщины уже направлялись к другому стратегическому пропускному пункту в центральной Франции. Она доказала УСС свою храбрость в Крёзе, и, поскольку время до «Дня Д» стремительно истекало, руководство позволило Вирджинии свободу перемещения, которой она добивалась. Ее новые приказы нравились ей гораздо больше и заключались в том, чтобы «изучить возможности Сопротивления, в частности их людские ресурсы, и… установить их потребности». Но, что было наиболее важно для Вирджинии, – наконец прозвучал официальный призыв к оружию: «Помогайте Сопротивлению и планируйте акты саботажа»[309]. Пришло время для ее партизанской войны. Но где она должна была начаться?
