С большим облегчением Вирджиния поспешила к своим «коллаборантам» в Лиможе. Она была особенно благодарна за самоотверженную поддержку все время оптимистичного и услужливого Марселя Леччиа, чье присутствие неизменно поднимало ей настроение. Он, великодушно сообщила Вирджиния Лондону, проделал большую часть работы, добавляя «финальные штрихи в планы по освобождению из Кастра». Гута, разумеется, не допускали к операции; Ньютоны, которых ласково называли Близнецами, хотя на самом деле между ними было девять лет, должны были сопроводить жандармов-добровольцев в Лион на заключительный инструктаж 11 ноября. Операция была запланирована на раннее утро следующего дня. Теперь трезво оценивая свое будущее, Вирджиния предупредила Близнецов, что, если что-то пойдет не так, ей придется немедленно покинуть страну, так что они не должны удивляться ее «внезапному отъезду». На всякий случай она дала им 30 000 франков на расходы и подробные инструкции, где искать помощь, чтобы пересечь Пиренеи и добраться до Испании.

Вскоре после возвращения Вирджинии из Лиможа в субботу, 7 ноября, американское консульство связалось с ней и сообщило новости об операции «Факел» от немногих оставшихся коллег из посольства в Виши. Вторжение в Северную Африку было неизбежно, а это означало, что неизбежна была и полная немецкая оккупация. Вирджиния должна либо уезжать, сказали они ей, либо быть готовой к последствиям. Даже сейчас она хотела сопротивляться неотвратимому, все еще горячо надеясь на успех операции в Кастре. Тем не менее, Вирджиния начала «ликвидировать» все свои дела, нашла радиста для Близнецов и уничтожила бумаги в своей квартире. Она передала Николасу последнюю из своих печатей для поддельных документов и несколько пустых карточек на питание. Мадемуазель Фелло она оставила 200 000 франков, чтобы та раздала их Близнецам, Вику с линии отступления и радисту Зеффу, который возвращался к работе в Лионе. Она нашла убежище для женщины-курьера, сбежавшей к дружественным монахиням в Ла-Мюлатьер. И, главное, – она в последний раз связалась с комендантом Монлюка, чтобы завершить освобождение Олива.

Рано утром следующего дня 100 000 солдат союзников под командованием американского генерал-майора Дуайта Эйзенхауэра высадились в контролируемой Виши Северной Африке в Алжире, Оране и Касабланке в ходе первого совместного массового наступления союзников. Маршал Петэн проигнорировал просьбы некоторых своих министров вылететь в Алжир и объявить, что он на англо-американской стороне. Вместо этого он приказал французским войскам дать отпор союзникам, хотя вскоре его усилия сошли на нет. Он также разорвал дипломатические отношения с Америкой и интернировал самого высокопоставленного сотрудника посольства Соединенных Штатов, временного поверенного в делах Пинкни Така, вместе со своим персоналом. (Адмирал Лихи к тому моменту уже был отозван в Вашингтон[229].) Теперь ничто не могло помешать Гитлеру разорвать соглашение о перемирии и наводнить владения Петэна на юге Франции своими людьми и танками. Любая попытка союзников нанести удар по территориям Гитлера с новой базы по другую сторону Средиземного моря будет встречена железным кулаком вермахта. Буквально за считанные часы друзья и защитники Вирджинии станут бессильны в нацистском государстве, где немецкий террор будет необузданным. Сопротивление будет сокрушено. Как она могла остаться и надеяться выжить в такой ситуации?

Вирджиния встала рано и, услышав новости, бросилась добросовестно подчищать хвосты. Спешно передвигаясь по пугающе пустынным улицам, она наткнулась на бывшего агента Второго бюро, французской секретной службы, который в прошлом ей помогал. Он «от всей души посоветовал» ей немедленно уехать. Но она не могла этого сделать, не увидев Близнецов, которые отправились на встречу с «дружественным жандармом» по вопросу операции в Кастре и должны были прийти в ее квартиру в шесть. Она вернулась на улицу Гарибальди, чтобы их встретить, но они так и не явились. Еще дольше она нервно ждала Николаса, который обещал приехать за дальнейшими инструкциями. Но и он не пришел. «Вероятно, они переживают, что приходить в квартиру небезопасно, или же они решили, что я уже уехала», – писала она в Лондон. Вирджиния снова вышла в девять вечера, чтобы разыскать агента французской разведки для дальнейших новостей, но он умолял ее немедленно исчезнуть, так как от этого зависела ее жизнь. Ни французские протекторы, ни американские дипломаты, ни журналистское прикрытие теперь не могли ее защитить. Немцы знали о ней все и, когда придут за ней, будут беспощадны. У агента даже была информация, что передовой отряд ожидается в Лионе – первом городе-мишени – где-то «от полуночи до утра». Вирджиния в последний раз посетила свою квартиру, упаковала оставшиеся деньги и сумку с одеждой и потащила их до станции. Она шла настолько быстро, насколько позволял ей Катберт, пройдя пешком две мили[230]. Она с трудом успела на последний поезд из Лиона, идущий на юг и отправляющийся в одиннадцать часов.

Вирджиния никому, даже Руссе или Жермен, не сказала, что направляется в Перпиньян, самый южный город материковой Франции, расположенный в трехстах милях[231]. Это была долгая ночь. Дорога мучительно извивалась мимо фабрик, складов с шелком и нефтеперерабатывающих заводов в направлении Марселя, где ей пришлось сделать пересадку под бдительным, напряженным наблюдением офицеров гестапо. К этому времени, предполагала она, немцы были в Лионе и готовились ее арестовать. Она еще не знала, что Алеш предоставил своим новым господам в гестапо (а он работал на любого, кто был готов платить) точное описание ее внешности; однако одна из ее маскировок наверняка помогла Вирджинии пройти через блокпосты. После бессонной ночи она благополучно прибыла в Перпиньян в двадцати милях от испанской границы у восточной окраины Пиренеев. Это был старинный мятежный французско-каталонский город с напряженной атмосферой. Вирджиния хорошо знала город, так как часто использовала его как базу, чтобы помочь соратникам бежать из Франции. Она поселилась в «Отель-де-ла-Клош», владельцы которого сочувствовали Сопротивлению. Вирджиния старалась оставаться в своей комнате до полудня, пока не узнала, что ее контакт, Гилберт, каждый день с двух до трех дня дежурил на площади. Гилберт сразу же заметил скрывавшуюся за деревьями высокую эффектную американку, которую он знал как Жермен. Он работал с ней раньше, так что дал знак следовать за ним в переулок, где они могли поговорить. Пронизывающий северный ветер пробирал до костей даже здесь, на прибрежной равнине, и в ноябре того года в воздухе уже пахло снегом. Единственный шанс на спасение Вирджинии лежал через один из самых суровых горных перевалов в Пиренеях, на высоте восьми тысяч футов[232], проходя мимо ледников и острых склонов массива Канигу. Это был коварный и иногда непроходимый даже в летние месяцы путь. Редкий беглец пытался преодолеть узкую каменистую тропу, где зимой снег мог достигать высоты пояса, а ледяной ветер, называемый трамонтаной, не давал сделать вдох. Но теперь другого способа покинуть Францию не существовало – было слишком поздно бежать на лодке или самолете, поезда через границу усиленно патрулировались, и преследователи ждали ее на всех остальных, более легких путях через горы на границе с Испанией.

Гилберт обещал попытаться найти горного проводника, готового провести Вирджинию, но предупредил, что может не добиться успеха, поскольку ставки были очень высоки. Проводники не любили брать с собой женщин при любых условиях, не говоря уже о том, чтобы идти с ними зимой. Тем более что после новостей из Северной Африки в городе должно было стать больше жандармов, а в горах – патрулей: внимательных, в сопровождении собак-ищеек, обученных брать след по снегу и искать оброненные предметы одежды. Переход через горы в так называемой «запретной зоне» без специального пропуска был строго запрещен; любого замеченного останавливали и арестовывали.