Второй запомнившийся мне заработок случился, когда я уже учился в классе пятом-шестом: нашему совхозу на зиму требовалась ромашка, и я насобирал и сдал этого полезного растения на 10-ть рублей.

И третий мой финансовый доход поступил от редакции районной газеты. Это был гонорар за мою информационную заметку о конференции отличников, прошедшей в нашей школе. В это время я уже учился в классе 7-ом или 8-ом. Сам я отличником никогда не был, но одна из моих преподавателей (учительница русского языка и литературы Надежда Александровна Ермолова) почему-то видела во мне задатки если не литератора, то публициста. Она, не жалея своего личного времени, занималась со мною журналистикой. Но думаю, что все подробности этого эпизода моей жизни Читателю не интересны.

А вообще-то, всё-таки постарайтесь представить душевное состояние подростка, который вдруг нежданно-негаданно получает гонорар за публикацию маленькой заметки в районной газете. Гонорар был около трёх рублей. Сказать точнее — два рубля семьдесят копеек.

Ну и про свою первую зарплату в совхозе я Вам уже рассказал: за не полный рабочий месяц я получил 315 рублей (за следующий полный месяц я получил 470 руб.). На производство я пошёл после окончания 9-го класса, то есть я был ещё несовершеннолетним, и государство доплачивало мне за мой труд 40 %. Но не надо думать, что хорошо в СССР зарабатывали только несовершеннолетние. Всем работникам шли всевозможные добавки и коэффициенты: районные, северные и т. д. Например, человек, проработавший в нашем совхозе один год, получал к своей зарплате 10 % (северных). Проработавший два года — 20 %. И так до пяти лет, то есть до 50 % северной надбавки.

Вот так мы и жили «под гнётом» советской власти.

***

Воспитывавшая меня Уразова Ефросинья Николаевна (мать моего отца) умерла в 1986 году. И, как я уже сообщал, окончив девятый класс средней школы, я перевёлся на заочное обучение и пошёл работать в совхоз. В это время ко мне приехала жить моя мать, а следом за ней приехал и отчим (раньше они проживали в другом селе и в другом районе). Я пишу об этом, потому, что мой отчим был ветеринаром, а это в моём рассказе немаловажная деталь. И вот однажды, летом 1987 года, я, получив зарплату, решил скататься до областного центра (г. Томск) пошататься по магазинам, да бабушку с дедушкой (родителей матери) попроведать. А своего отчима я попросил, если я вдруг задержусь, отдежурить за меня смену. Работал (пас совхозное стадо, дойный гурт) я тогда сутки через двое. В Томске я задержался на один день больше, чем планировал. А когда вернулся, то узнал следующее…

После того, как мой отчим, отработав за меня смену, вернулся домой, к нему приехал главный зоотехник совхоза. Сказал, что требуется произвести плановую обработку скота. (Что это была за обработка, я не знаю, я не ветеринар. Возможно, это была плановая обработка пестицидами от клеща, возможно, ещё от чего-то…) Но, узнав, что мой отчим только-что вернулся с суточной смены, зоотехник сказал, что справится без него и уехал со своим помощником-шофёром.

То, что произошло потом на летнем пастбище, я знаю из рассказа очевидца-пастуха. Стадо бычков загнали в загон и обрызгали лекарственным (?) раствором. Сначала всё было нормально, но потом, через очень непродолжительное время, бычки стали вести себя беспокойно, а потом и вовсе взбесились, сломали загон и бросились по поляне в сторону леса. Около леса они резко остановились и, развернувшись, бросились в сторону загона. На пути от леса к загону они стали падать и подыхать. Ощущение было такое, — рассказывал пастух, — как будто их кто-то из пулемёта косит. Погибло почти всё стадо. Выжило чуть более десятка голов.

Хорошо, что зоотехник не успел уехать для обработки дойного гурта. Иначе бы…

Через несколько дней после этого невесёлого события я по чистой случайности лично присутствовал при следственном эксперименте, проводившимся районной прокуратурой. Помню, как главный прокурор, указав на канистру, в которой когда-то находилось то роковое «лекарство», спросил: «И сколько тут было этой заразы?».

Вот такая вот невесёлая история произошла в 1987 году в Томской области, в Бакчарском районе, в совхозе «Сибирь».

В этой истории с гибелью стада молодых бычков меня поразило многое.

Во-первых, произошло всё как-то тихо и незаметно: ну, угробили сто голов скота — и ладно, ничего особенного. Не припомню, чтобы в совхозе состоялось какое-нибудь собрание по этому поводу, чтобы кто-нибудь из работяг или начальников сильно возмущался. В районной газете, в которой освещались события и куда меньшего масштаба, об этом чрезвычайном происшествии я тоже никаких публикаций не припоминаю. А ведь на дворе полным ходом шла «горбачёвская перестройка», «гласность» и всё такое…

Во-вторых, в то время ходили слухи, что есть и другие совхозы, где произошло то же самое… Разумеется, был слух и о том, что в канистрах находилось не лекарство, а отрава: на областных складах перепутали (а перепутали ли?).

И, в конце концов, в третьих, интересно, почему прокурор района назвал лекарство заразой?

Вы думаете, что я тогда бегал по различным инстанциям в поисках истины, бил в набат? Да ничего подобного! Я, как и все, подумал, что всему виною наша халатность и непрофессионализм (ну не вредительство же…!). А знаете, когда я стал относиться к этому случаю подозрительно? Тогда, когда захватившие власть «демократические» силы стали показывать в своих агитках по телевиденью кадры хроники, где советские люди (в самом начале девяностых) чуть не дерутся, стоя в очередях продовольственных магазинов, вырывая друг у друга из рук куски мяса, неожиданно выброшенные в продажу. Не забуду и ехидный голос диктора за кадром: «А кто говорит, что мы плохо жили?».

Вот когда нам стали крутить эту унижающую СССР кинохронику, тогда я и вспомнил то стадо молодых бычков, загубленное в моём совхозе в 1987 году. А может быть, не стадо, а стадá?!

Помню, уже в 1993-94-м годах, когда я только начинал серьёзно интересоваться некоторыми непонятными перипетиями нашей жизни, то расспрашивал своего отчима (ветеринара) о том трагическом событии. Но почему-то он мне ничего внятного рассказать не мог. Вообще ничего! Он просто уходил от ответа. Может, он (довольно опытный ветеринар) стеснялся того, что сам ничего не понял в том, что тогда произошло?..

***

Я этой книгой, как уже писал выше, не очень-то доволен. Я ожидал от неё гораздо большего. Конечно, в ней есть много интереснейшей информации, но ещё больше непонятностей, вопросов без ответов и спорных моментов. Рецензировать всю работу Михаила Хоружика я не собираюсь, но на одну непонравившуюся мне детальку укажу. Дело в том, что Михаил Иосифович очень хвалит и защищает Юрия Владимировича Андропова, а стоит ли его хвалить и защищать? В частности, Хоружик пишет следующее:

«Горбачёв стал везде говорить, что они с ним (с Андроповым) большие друзья, дружат семьями. Это был большой блеф, который до сих пор через газету „Наша версия“ излагается народу как истина в последней инстанции. Когда я попытался опубликовать в „Нашей версии“ материал, опровергающий эту ложь, мне в этом отказали. Видимо кому-то очень хочется связать одной верёвочкой кристально честного Юрия Владимировича с американским прихвостнем Горбачёвым. Истина же такова. Если на первых порах Андропов относился к Горбачёву терпимо, то позже он перестал его принимать. В последние месяцы жизни Андропов приглашал к себе в больницу других членов Политбюро, но только не Горбачёва. И лишь накануне ухода из жизни Андропов встретился с Горбачёвым и Лигачёвым».233