— Да, это я.

Мой отец делает шаг вперёд, на его лице радостная улыбка, а руки расходятся в стороны для объятий, но у меня другие планы. Я достаю пистолет и навожу на отца:

— У меня пара вопросов, потом обнимемся.

Да-а, он никогда не простит мне того, что я наставил на него пушку, но и не сдаст. Сын такой шишки может быть жертвой бандитов, но не одним из них. Если выяснится, что я действовал заодно с бандой Тэнъякса — карьере отца конец. Я прошёл слишком долгий и сложный путь, чтобы упустить этот шанс. В любой другой ситуации папа выкрутится, соврёт, отмажется, соскочит с темы. Но под дулом пистолета, когда в двух десятках шагов слышны выстрелы, врать будет сложно. Надеюсь, я замечу, если он соврёт.

— Айдж? — уже неуверенно повторяет отец и делает шаг назад, выставляя руки перед собой. Испуг, удивление, понимающая улыбка: — Ты наконец-то понял, да?

В этот момент указательный палец протеза нажимает на курок, а во лбу директора института противодействия ИИ образуется ровная круглая дырочка.

Я трясу рукой и выбрасываю из неё пистолет, как ядовитую змею, которая так и норовит меня ужалить.

Можно ли считать себя человеком, если смерть близкого не вызывает никаких чувств, кроме беспокойства за свою дальнейшую судьбу?

По идее, я должен быть в отчаянии, в ужасе, но я, как обычно, лишь думаю об этих эмоциях, а не испытываю их. Почему так? Две секунды назад я хотел получить ответ на этот вопрос от отца. Две секунды назад он был жив. Пистолет на него направил я, а на спуск нажал кибер-протез, но мне всё равно никто не поверит.

Идеальный план. Раньше я был бы рад достойному противнику, но теперь, впервые в жизни, я чувствую беспомощность. Первое настоящее чувство, а не мысль о чувстве.

Всё, что я делал до этого момента, вело меня сюда с одной-единственной целью: чтобы я нажал на спуск. Как наивный котёнок, прыгающий за пятнышком от лазерной указки, я прошёл по сложному лабиринту, следуя чьему-то плану. Кто-то весьма талантливый заставил меня отпилить себе кисть и установить протез, получить пистолет, прийти сюда и поднять руку с оружием.

Полиция в Нижнем Городе — редкость. Обычно ментов днём с огнём не сыщешь. Ни разу не сомневаюсь — по мою душу.

Сдаться — самый разумный вариант. Бежать — явно не худший. Вне всяких сомнений, тот, кто спланировал убийство, рассчитывает на один из этих двух разумных вариантов. В эту точку меня привела длинная цепь логичных и правильных решений. Значит, настало время для нелогичных и неправильных.

Единственное, что может меня спасти — нужно делать то, чего я никогда и ни за что делать бы стал, особенно в здравом уме и трезвой памяти.

Кому из всех здесь присутствующих я доверяю меньше всего? Инфон, сообщение:

"Никки, цель мертва, ваша цель — мой отец. Меня подставили, и если это была не ты, то у нас общий враг".

Нет, это всё равно был довольно логичный шаг. Сдаться — пожизненное, бежать — пристрелят, а так… А плана получше, как теперь стало обычным, у меня попросту нет! Голосовое от Никки приходит почти сразу.

"На второй этаж!" — судя по тону, я её как минимум удивил.

Я выбегаю из комнаты. Впереди меня несётся Белка, сзади Скот пыхтит, как загнанный бегемот. Мы несёмся по тесному коридору, освещенному яркими неоновыми огнями, которые отражаются в металлических стенах. Звук шагов гулким эхом отскакивает от стен. Вентиляционные решетки на потолке издают приглушенный шум.

Уродливые морды граффити смеются со стен, наблюдая за нашей нелепой попыткой убежать. Куда мы денемся? Наверху, через два десятка этажей крыша. Но на неё не прилетит волшебник в голубом вертолёте, чтобы бесплатно развезти по домам.

Матюгальник снаружи всё громче и всё настойчивее требует прекратить сопротивление и сдаться.

Как только моя голова поднимается выше уровня площадки, в висок упирается что-то твёрдое, а по ушам бьёт крик:

— Стоять.

Хорошо, что мы бежали вверх, а не вниз, иначе Скот точно бы в меня врезался и задавил нафиг. С его-то массой даже в экзоскелете по лестницам не побегаешь.

— Стою.

— Оружие.

Я протягиваю пистолет вперёд и кошу взгляд вправо, там Никки тычет мне пушкой в голову. Она забирает оружие и резко спрашивает:

— Ты привёл ментов?

— Технически, я застрелил отца и сяду пожизненно. Я, конечно, идиот, но не полный.

— Что значит технически?

— На спуск нажал протез. Протез ставила Даша.

В долю секунды ствол, который только что был моим и перекочевал к Никки, теперь упирается в пупок Белки.

— Да твою ж налево, а можно мы потом друг друга перестреляем? Всё, что тебе надо знать сейчас, это то, что я не вызывал полицию. Я потом расскажу, если не поверишь — пристрелишь, но потом. Я не хочу в тюрьму!

Впервые в жизни моё сердце колотится так быстро. Рядом со мной смертельная угроза, позади — пожизненное. А в мою историю я и сам бы ни за что не поверил. Всё это выглядит, как череда невероятных совпадений, но таких совпадений не бывает.

— Белка, оружие.

— Верка, хрена лысого тебе, а не оружие! Нас всех перестреляют! Я ставила ему эту грёбаную хваталку, да, и что? Это обычная хваталка, без модификаций, без чипов. Ты даже труп не видела, а уже гонишь на меня!

Точно, девяносто пять процентов протезов не предусматривают чипы в конструкции. Все боятся угрозы ИИ, а так можно надеятся, что тебя не убьёт твоя же рука. Но почему я нажал на курок? Я этого не хотел! Не планировал! Не собирался я стрелять! Как это могло произойти?

Никки матерится сквозь зубы.

В окна залетают дымовые шашки. Мы начинаем бежать, в глазах мутнеет, сердце молотом стучит в голове. Похоже, это не простой дым.

***

Я открываю глаза. Над головой серый потолок. Осматриваюсь — стены того же цвета.

Резкий стук металла об метал бьёт по ушам. Вслед за ним раздаётся противный сиплый голос:

— Начальник! Начальник! Очухался! Этот ваш! Начальник.

Противный звук ударов мучает меня ещё секунд десять, пока его не обрывает крик снаружи:

— Сиплый! Уймись!

Я принимаю сидячее положение и в тот же момент исторгаю изо рта фонтан вонючей жижи.

— Сука, да если б тебя не забрали, я б тебя утопил в твоей блевоте!..

— Тише, дружище, тише, — я узнаю мягкий голос Скота.

— А то что? — не унимается Сиплый. — Тебе цеплялки-то понерфили, ты ими ничего тяжелей штанов не поднимешь!

Я пытаюсь понять, о чём они говорят, в это время от двери раздаётся скрежет засова. В тюрьмах протезы сразу перепрошивают. Сложные модели, как у Скота — программным методом, мой — бесчиповый, насколько я знаю, надо разбирать и отвёрткой подкручивать. Я беру правой кистью левую ладонь и пытаюсь сжать. Даже не больно. Мера весьма разумная, но для меня сильно неприятная. Надеюсь, они не делают то же самое с кардиопротезами? А то бедолагам, у которых они стоят, придётся нелегко.

— Одевайся, — командует голос, звучащий откуда-то сверху.

Борясь с раскалывающей голову болью и тошнотой, я перевожу взгляд на себя. На мне только трусы, на том спасибо, хоть не голый.

— Одежда под тобой, — помогает мне сориентироваться голос сверху.

Я покорно облачаюсь в тюремную робу, такую же серую, как и всё здесь. Кое-как нахожу под койкой пластиковые шлёпанцы и следую за человеком в форме на выход. Снаружи нас ждёт ещё один охранник.

Заперев камеру, сопровождающий командует следовать за ним, и мы маленькой колонной из трёх человек со мной посередине отправляемся петлять по длинным тюремным коридорам. Звук моих шагов отражается от железобетонных стен и почему-то напоминает мне похоронный марш. Воздух насыщен запахами пота и унижения, а слабый свет из ламп на потолке бросает пляшущие тени.

Мы проходим мимо закрытых камер, из которых доносятся приглушенные звуки ударов и громкие крики. Моему провожатому глубоко плевать.

Стражник поворачивает на следующий перекресток, и резко бьёт отвратительный скрип металлической двери. Я хочу закрыть уши руками, но вовремя одёргиваю себя. На мне не надеты наручники! Это странно! Хотят убить при попытке к бегству?