Можно ли считать себя человеком, если смерть близкого не вызывает никаких чувств, кроме беспокойства за свою дальнейшую судьбу?

По идее, я должен быть в отчаянии, в ужасе, но я, как обычно, лишь думаю об этих эмоциях, а не испытываю их. Почему так? Две секунды назад я хотел получить ответ на этот вопрос от отца. Две секунды назад он был жив. Пистолет на него направил я, а на спуск нажал кибер-протез, но мне всё равно никто не поверит.

Идеальный план. Раньше я был бы рад достойному противнику, но теперь, впервые в жизни, я ощущаю беспомощность. Первое настоящее чувство, а не мысль о чувстве.

Всё, что я делал до этого момента, вело меня сюда с одной-единственной целью: чтобы я нажал на спуск. Как наивный котёнок следуя за пятнышком от лазерной указки, я прошёл по сложному лабиринту, повинуясь чьему-то плану. Кто-то весьма талантливый заставил меня отпилить себе кисть и установить протез, купить пистолет, прийти сюда и поднять руку с оружием.

Полиция в Нижнем Городе — редкость. Обычно ментов днём с огнём не сыщешь. Ни разу не сомневаюсь — по мою душу.

Сдаться — самый разумный вариант. Бежать — явно не худший. Вне всяких сомнений, тот, кто спланировал убийство, рассчитывает, что я поступлю одним из этих двух способов. В эту точку меня привела длинная цепь логичных и правильных решений. Значит, настало время для нелогичных и неправильных.

Пытаясь найти выход из безвыходного положения, я быстро-быстро прокручиваю в голове все те события, которые заставили меня очутиться здесь, сейчас и с дымящимся пистолетом в руке.

Я точно знаю, что началось это два дня назад, когда я ещё был почти приличным мальчиком-мажором с натуральными конечностями и без проблем с законом.

— Айдж, ты вообще меня слушаешь? Отец инфон забыл! — слова матери заставляют меня вынырнуть из размышлений.

Теперь слушаю. Ещё как. Ни за что не упущу шанс в него заглянуть! Секунду назад я думал о том, что мне нужно просто признать, что я психопат, а сейчас я замираю с блинчиком на полпути ко рту.

Мать сидит напротив, поглаживает кудри и ждёт ответа. Она и не подозревает о моих проблемах. Уверен, что если бы на моём месте сидел котёнок, немой китаец или говорящий динозавр — она с не меньшим энтузиазмом подкладывала ему блинчики в тарелку и рассказывала о пустяках. Я её дитя, а всё остальное значения не имеет.

— Да, сейчас доем и отнесу, — быстро тараторю в ответ.

Я не слушаю её бесполезные уточнения, я анализирую. Время — девять часов пятнадцать минут, хоть я и спал, но у меня нет ни малейших сомнений, что отец вышел из дома полтора часа назад. Даже если бы случился новый ядерный удар, уверен, он не опоздал бы ни на минуту. Директор института исследований и противодействия ИИ находится на работе. Без связи. Это невозможно.

— Только оденься поприличней, — не унимается мать.

Наверное, будь я нормальным — я бы возразил, что мне восемнадцать уже три месяца как, я и сам могу справиться с этой задачей. Напомнил бы, что сейчас конец двадцать первого века, а не середина двадцатого, всем глубоко плевать, кто и во что одет. Будь я нормальным — гиперопека меня бы злила, по крайней мере, именно такую реакцию рекомендует изобразить мозг, чтобы сойти за нормального. Но мысль о том, что я должен злиться — это вовсе не злость. Я просто учитываю, что мне придётся потратить примерно на одну минуту больше на сборы. В данный момент это весьма неприятно, но любое возражение приведёт лишь к ссоре, а это потеря куда большего количества времени.

Самое печальное — у меня недостаточно данных, чтобы рассчитать, сколько времени займёт исследование отцовского девайса. Нифига он его не забыл, он пошёл туда, где не хочет, чтобы его отследили.

Да и как можно забыть такую вещь? Я вообще никогда не снимаю инфон, сейчас, как всегда, он тонкой ниточкой обнимает моё запястье. Его экран — линза в моём глазу. Она улавливает движение зрачка и, повинуясь ему, переключает модуль управления причёской. Острый ёжик белесых пирамидок из волос превращается в нейтральную безобидную стрижку русых.

Прошлёпав в гардеробную, я скидываю футболку, надеваю чёрную рубашку и серую куртку. Сую аэроборд под мышку, теперь я готов в путь. Показываюсь матери, читая на её лице что-то вроде: "ну ладно, для ребёнка не так уж плохо он выглядит". Она протягивает мне инфон отца, и я отправляю его в карман. Время пошло. Терпеть не могу действовать, не имея всей информации, я не знаю, когда вернётся отец, но… не убьёт же он меня за эту проделку.

Скоростной лифт несёт меня к выходу, а я в сотый раз воспроизвожу в памяти последний разговор с отцом по поводу моих эмоций. И предпоследний. И тот, что был перед этим. При первых попытках докопаться до истины у него мгновенно появились срочные дела. Потом на вопрос, почему я такой, он обвинял меня в том, что я спрашиваю об этом потому, что не желаю заводить друзей или не люблю его, или просто-напросто вспоминал мой старый косяк.

Всегда спокойный и уравновешенный отец не вёл себя подобным образом при других обстоятельствах. Значит, я задаю правильный вопрос, но он не даст мне ответ. Он же сам вынуждает искать истину самостоятельно. Только бы он не вернулся раньше меня!

Лифт тихо дзинькает. Миновав двери, оказываюсь на улице и бросаю аэроборд под ноги. Он стабилизируется, выпустив по бокам пропеллеры, и зависает у самого асфальта. Бешено вращающиеся винты поднимают небольшое облачко пыли, хотя казалось, тротуар идеально чист. Эх, если бы не ядерная заварушка — наверняка бы у меня была настоящая доска с антигравитацией, как в том древнем фильме. Увы, аэроборд не более чем дрон, который летает на пропеллерной тяге. Прошивка не разрешит ему подняться выше четырёх сантиметров от земли и разогнаться быстрее ста километров в час. Не так уж плохо, да и ограничения я могу выключить в любой момент. Взломать аэроборд было делом принципа, и я сделал это два года назад, сразу, как он попал мне в руки.

Я прыгаю на доску и мчусь вдоль тротуара со скоростью потока. Узкая улица кишит бесконечными одноместными такси-беспилотниками, мчащимися в обе стороны. Дома, будто тонкие иглы металлических кристаллов, стремятся проткнуть густые серые облака. Тысячи прилизанных, аккуратных и одинаковых, как муравьи, людей торопятся по тротуарам. Я обгоняю их, с максимально дозволенной скоростью двигаясь над тонкой белой полосой, которая выделена специально для счастливых обладателей "летальных" аппаратов вроде моего.

Друзей у меня нет, а приятелей — хоть отбавляй. Чтобы добраться до нужного человека, уходит три с половиной минуты.

Я чуть было не пролетел мимо одной из полутысячи вывесок на последней сотне метров. Узкая автодверь испуганно убирается с пути, и мои кроссовки отбивают бодрую дробь по ступенькам в подвальчик.

Сверкающая чистота нержавеющего металла и белого самоочищающегося бетона остаётся наверху, как фальшивое наваждение. Ещё одна дверь отъезжает в сторону. Внизу серо, тесно и душно. Сделав лишь шаг от лестницы, я упираюсь в высокую стойку, за которой прячется лысый лопоухий парень. Он сидит среди кривых столбиков небольших пластиковых коробок и контейнеров и, судя по отсутствующему взгляду и едва заметному блеску в глазах, смотрит на то, что отображают линзы его инфона.

— Привет, Чиж!

Я нетерпеливо жду, пока он поднимет голову и ответит. Как же долго. Прищурившись, он несколько секунд всматривается в моё лицо, пока, наконец, я не замечаю, что его зрачки слегка расширяются, а уголки губ приподнимаются. Рад меня видеть, выходит? Это ненадолго.

— Даров, Айдж.

Мы не друзья, даже не приятели, так что танцевать прелюдию вежливости с узнаванием, как личная жизнь, бизнес и влияет ли на него курс кредита, я не буду:

— Мне нужен комплект для вскрытия и взлома инфона, — вытаскиваю из кармана отцовский гаджет и показываю и кладу его на стойку.