Хорошее было время, несмотря на то, что многого из этого уже давно нет. Ни ларька, ни карточек, ни тех гаражей, ни Ани. Только панельки стоят по прежнему в объятиях деревьев. Но и им предстояло когда-то исчезнуть, хоть и не скоро. Когда нас самих, наверное, уже и не станет. Я вздохнул и провел ладонью по спине жены. Она посмотрела на меня и улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. Оставалось лишь жить настоящим. И я был этому рад.

— Молодежь, мы почти пришли, — подал голос Дед. Мы свернули в дворы, укрывшись от света вечернего солнца под кронами деревьев, бросающих повсюду солнечных зайчиков. — Я напоминаю, это место нелегальное. У входа будет стоять охранник. Мы называем пароль, заходим, платим за вход, потом идём в главный зал. Внутри от меня ни на шаг. Людей там будет уйма и потеряться проще простого, так что держимся вместе. Поняли?

— Поняли, — ответили мы синхронно.

— Отлично. Тогда готовьтесь, ибо будет жарко. Мы почти на месте.

Пройдя ещё один двор, мы оказались напротив длинного и невысокого здания, напоминающего большой ангар. Если идти быстрым шагом, будучи погруженным в свои мысли, его можно было и не заметить. Рядом стоял ряд гаражей и старая детская площадка с чередой кустов, облепивших здание со всех сторон. Оглянувшись по сторонам, Дед подошёл к железной двери и дважды в неё постучал по два раза с коротким интервалом. Изнутри раздался голос:

— Что сказал Бродский на слова судьи про стихосложение?

— «Я думал, это от Бога».

Послышался звук снимаемых железных засовов и дверь отворилась вовнутрь. Перед нами стоял огромный охранник, лица которого мы не видели в сумраке помещения.

— Проходите.

Внутри всё оказалось не совсем так, как мы представляли. Вместо огромного пространства ангара мы попали в маленький закуток, в углу которого вниз уходила крутая, винтовая лестница. Остальную часть здания перегораживала огромная стена. Сам закуток освещала иногда мерцающая, жёлтая лампа. Я видел, как от неё вверх уходили нити паутины. Самого паука видно не было.

— Подвигали, — Дед двинулся по лестнице вниз, а мы за ним. Шли удивительно долго — примерно полторы-две минуты, пока не услышали крики и громкую музыку. Ещё через минуту наш путь, освещаемый такими же жёлтыми лампами, завершился, и мы вышли в небольшой холл. Перед двустворчатыми дверьми стоял, судя по цвету, кедровый стол, а за ним сидела пышная женщина. Оглядев нас равнодушными, жабьими глазами, она сказала:

— Поздновато вы, бои давно начались.

— Пламя тлеющего табака — последний свет, — Дед подмигнул ей.

Она посмотрела на него ещё более равнодушно, если это было возможно.

— Девятьсот рублей.

Дед выложил деньги.

— Идите.

Едва мы отворили дверь, раздался такой рёв, что мне показалось, будто мы попали в ад. Но я ещё не подозревал, что так оно в действительности и было.

Пространство, которое мы увидели, ошеломило нас. То есть нас с Зоей, Дед-то тут уже бывал. Огромное помещение, словно зал для чемпионата мира по боксу, только всё-таки в более скромных масштабах. Несколько рядов трибун, и, по меньшей мере, три сотни человек. В центре и находилась та самая арена. Роль канатов, ограждающих ринг, играли обычные веревки, привязанные к железным столбам. И внутри было двое. Два бойца. Пройдя чуть дальше вглубь толпы, мы остановились рядом с мужиком смахивающем на какого-то мексиканского торговца наркотиками. Дед хлопнул его по плечу.

— А, мой добрый друг, это ты! — сказал он с лёгким акцентом. Точно мексиканец. — Привёл друзей?

— Точно. Это Штиль и Волна, а это — Мерокко.

— Рад знакомству, — мы пожали руки. — В первый раз здесь? — Тут один из бойцов упал и толпа оглушительно взревела.

— Да, — я глянул на упавшего человека. Из носа на подбородок у него текли две кровавые струи.

— Ну, добро пожаловать в «Преисподнюю», — мексиканец улыбнулся и почесал свою типичную мексиканскую эспаньолку. — Это Первый Бойцовский Клуб Москвы.

— Вот как...

— Друг мой, ты пришел делать ставки? — Наш новый знакомец обернулся к Деду.

— Верно. Следующий бой между Датчем и Элленом?

— Именно.

— Я хочу поставить семь пятьсот на Эллена, — Дед повернулся ко мне и многозначительно поднял брови.

— Мы ставим пятнадцать тысяч на Эллена, — сказал я Мерокко.

Мексиканец присвистнул.

— Вы, видно, доверяете своему другу. Что же — доверие штука ценная, хоть и редкая. Уверены? Это будет очень интересный бой. Датч сильный боец.

— Сильный, но всё-таки Эллен даст ему пизды, — встрял Дед. — Эти два парня дерутся почти как Гатти и Уорд. Но мы уверены в выборе.

— Хорошо, — барыга вытащил из кармана рубашки папиросу и задымил. Мы отдали ему деньги. — Тогда ждём боя, недолго уже осталось. Походу Лепина сегодня порвут в клочья...

Лепин, парень, у которого из носа текла кровь, повис на верёвках. Его противник, здоровяк с эспаньолкой, схожей на бородку Мерокко, нанёс ему оглушительный и мощный удар в челюсть. Молодой человек грохнулся на пол и больше не шевелился.

— А он злой, — заметил я.

— Очень злой, — согласился мексиканец. — Злость хороший источник энергии.

— Но не всегда надёжный, — подала голос Зоя.

Мерокко посмотрел на неё уважительно.

— Да, миледи, это точно.

Бой был завершён. Толпа начала расходиться, снова сходиться, менять свое положение. Мы протиснулись чуть ближе к рингу и сели, Дед с нашим новым знакомым чуть ближе, мы с Зоей прямо над ними, в шаге позади. Был своего рода перерыв между боями. Кто-то ходил покупать алкоголь к бару, который мы заметили лишь сейчас — в другом углу зала находилась достаточно широкая барная стойка с длинным рядом стульев. А ещё неподалеку от неё находились несколько дверей, но куда они вели мы не знали, хотя предположения и были. Вообще, только теперь, наконец, мы внимательнее осмотрели помещение. Над самим рингом была огромная лампа-прожектор, светившая бледным, жёлтым светом вниз, по форме она напоминала огромную солнечную батарею. Стены Преисподней были забиты бесчисленным количеством плакатов с изображениям различных бойцов, среди которых нашли свое место Брюс Ли, Рокки Марчиано, Жан-Клод ван Дамм и многие другие люди, так или иначе имеющие отношение к боевым искусствам. Где-то висели боксёрские груши. Видимо для того, чтобы во время поединков болельщики могли выпустить пар. Освещалось всё это миллионом тусклых лампочек, горящих в темноте как звёзды в туманную ночь — их свет был слаб, но всё же этого было достаточно, чтобы видеть куда идти. Невольно я вспомнил одну из ночей на фронте, которую мы с сослуживцами провели неподалёку от моря, но тут же выбросил эти мысли из головы. Я не хотел об этом вспоминать.

Но всё же время от времени вспоминал.

Тут неожиданно, непонятно откуда, на весь зал проиграло мощное гитарное соло.

— Это сигнал к бою новых бойцов, — объяснил нам Мерокко. Люди начали сходиться в ожидании появления своих фаворитов. — Сейчас будет самое интересное, господа и дама. Это один из самых ожидаемых боёв последних месяцев.

— Если не самый ожидаемый, — пробурчал Дед и нервно сунул в рот сигарету. Чиркнул спичками — забыл зажигалку — и дым маленькими клубочками начал уходить к потолку. Тут мы с Зоей заметили, что закурил сейчас не только наш друг, а несколько десятков человек вокруг. Не мы одни боялись потерять деньги.

На арену вышел человек в деловом костюме. На вид ему было около сорока, одет был в серую рубашку с закатанными рукавами и черную жилетку. Красный галстук почти полностью опускался до чёрных брюк. Внешне он чем-то походил на Джоша Хэмилтона, только несколько дней не бритого.

— Итак... — начал он достаточно звонким, медийным голосом. — Вечер сегодня был что надо, все участники были великолепны. Но впереди нас ожидает главный бой — Эллен против Датча!

Толпа взорвалась аплодисментами.

— Я напоминаю, — сказал он, сверкнув белоснежной улыбкой. — Что этот бой покажет нам предстоящего чемпиона Турнира Бойцовского Клуба. А тот, кто станет Чемпионом, будет иметь честь попытаться стать уже Чемпионом Смертельной Битвы!