— Я же теперь в Новгороде живу, так что тоже должен идти на помощь.

На что я просто покивал, подождав еще с полчаса, мы выдвинулись в путь, в общей сложности нас вышло семнадцать человек.

Отойдя недалеко от поместья, мы просто начали тонуть в снегу, ведь он был почти по пояс, и двигаться привычным маршрутом в город оказалось невозможно, так что пришлось его менять и идти по льду замерзшего Волхова.

За пару часов мы добрались до города, и чем ближе мы подходили, тем сильнее в нос бил запах случившегося пожарища, а над самим Новгородом курились дымки как от домашних очагов, так и не до конца сгоревших построек.

Поднявшись на заснеженный берег, я окинул город взглядом и ужаснулся, часть плотницкого конца с частью предместий полностью выгорела. Черные пепелища пожаров были везде, а вокруг города лежал белый девственно чистый снег, что давало просто ужасный контраст.

«Это ж какой силы вчера был пожар? Да как вся сторона не выгорела при таком пожаре?» — возникли у меня в голове вопросы.

Повсюду раздавался многоголосый вой и плач, меня аж до самого нутра пробрало.

Вот человек сидит в обнимку с черной от копоти коровой и нежно ее обнимает, у самого же остекленевший взгляд.

Чуть дальше кое-как одетая женщина рыдает на коленях возле нескольких обгоревших трупов детей и взрослых, а рядом с ней, с трудом держась на ногах, стоит еще не старый мужчина, сжав руки в кулаки, и подобных картин хватало. Они были разными, но везде была видна боль и потеря.

Трагедия, просто ужасная трагедия, да и выжившим не позавидуешь, остаться зимой без крова, без еды и без родичей, в одно мгновение потерять все.

Отовсюду веяло ощущением смерти, что не добавляло здешней атмосфере ничего хорошего.

Новгородцы, конечно, помогут: поделятся едой и приютят кого смогут, но всем явно помочь не сумеют, иначе запасов еды может и самим не хватить, а обрекать собственную семью на смерть никто не будет.

Когда первый шок от увиденного схлынул и я присмотрелся повнимательней, заметил, что здесь будто собрался весь город. Горожане пытались помогать погорельцам, кто-то готовил на костре еду, кто-то разбирал завалы и вытаскивал трупы, а кто-то тушил снегом еще тлеющие остовы домов.

Особняком стояли с десяток костров, на которых в огромных чанах готовили еду, а рядом — несколько телег с провизией. Чуть дальше группа людей в богатых одеждах и с десяток дружинников, присмотревшись, среди них я узнал Добрыню, значит, рядом и князь Владимир, видимо, это его помощь.

Чуть в стороне собирали погребальные костры, и к ним приносили тела людей, вой и плач до небес, там вовсю руководили местные жрецы, выделяющиеся своим одеянием на всеобщем фоне.

— Ужас. Бедные. Как же они теперь, — раздались причитания женской части моего отряда. Мужчины лишь молча смотрели на происходящее, желваки играли на их лицах. Видимо, каждый представил себя на месте погорельцев.

Скинув заплечный мешок на землю, я развязал тесемки и достал небольшой мешочек, в котором было пяток «горючих камней», прикоснувшись к ним, я их активировал, и они сразу начали греть.

— Ирина, вот, держи, — протянул я их сестре Димитра.

— Э, спасибо, а зачем? — об этих артефактах она знала.

— Сейчас идете на подворье брата, растапливаете очаги и подогреваете воду, камни же разложите во всех строениях, чтобы было тепло. Мы там раненых будем размещать: амбары, стайки, неважно. Припасы тоже забирайте. Они тут ни к чему и пригодятся, чтобы раненых кормить, о которых мы позаботимся. Людьми, которых принесут, сразу начинайте заниматься и лечить. Думаю, Ружица разберется, — к моим словам все внимательно прислушивались.

— Поняла, — кивнула она.

— Гостивит, Дален, Ростик, Могута, Вторак, со мной останетесь, я буду раненых отбирать, а вы на подворье к Димитру носить. Так что забирайте подходящие шкуры, чтобы было сподручно таскать людей, остальное отдайте, — распорядился я и, подав пример, просто сунул свой заплечный мешок Димитру. И двинулся в сторону причитающей над телами с детьми матери.

Работы предстоит немало.

Пострадавших было много, с разными ранами, из которых ожоги различной степени самые распространенные. Отбирать я старался только тех, кому реально мог помочь и спасти, не сильно тратя магию жизни. Тех же, кто пострадал достаточно сильно, я оставлял. Было трудно и тяжело обрекать людей на смерть. Мне приходилось делать выбор: спасти одного тяжело раненого или пятерых тех, на кого уйдет меньше моих сил. Не зря говорят, что у каждого врача за плечом свое персональное кладбище.

Некоторых раненых приходилось вырывать с боем. Убеждать их самих или их родичей, что я могу помочь. Причем многих на подворье к Димитру сопровождали родичи, не желая расставаться с близкими.

После того как я закончил отбирать раненых, парни уже еле стояли на ногах, устав их носить на подворье Димитра. Сколько их было, я не считал, но много. Цифра явно приближалась к сотне.

Придя на подворье, я первым делом выпил горячего взвара и немного передохнул, лишь потом приступил к лечению.

Ружица и остальные не сидели без дела, в меру своих сил помогали.

В первую очередь я занялся переломами, вправлял кости и накладывал шины и тугие повязки. Открытые раны обрабатывали девчонки и вполне справлялись без моей помощи. Я же задумался о том, чтобы начать лечить тех, кто получил ожог, или тех, у кого было обморожение конечностей, в основном это касалось пальцев на руках и ногах. Но была и парочка более тяжелых случаев. Немного поразмыслив, я все же предпочел заняться ожогами, а обмороженных оставил на потом, если останутся силы.

После трех людей, которым я обработал ожоги, у меня выстроился четкий алгоритм по работе с ними.

Первым делом я погружал людей в сон, наполнял поврежденные участки силой жизни и наносил целебную мазь, а после и повязку сверху. Накладывал аккуратно, а если на коже были пузыри от ожогов, старался быть еще бережнее.

Хоть мой источник и вырос, но сила все равно убывала достаточно быстрыми темпами, и, к сожалению, она закончилась быстрее, чем я смог обработать всех больных с ожогами, последней семерке я делал лишь повязки с мазью.

До людей с обморожениями я не дошел, присел за стол передохнуть, выпить горячего взвара да съесть чего, так с ложкой в руках и вырубился.

С утра проснулся на какой-то измятой кровати, укрытый шкурой.

Состояние было, будто вчера много хмельного пил и у меня похмельный синдром. Вялость и усталость. Ну еще бы, я вчера свой источник досуха выжал, помогая раненым.

Ружица и девчата уже пошли делать перевязки, а часть бойцов ушла на место пепелища помогать разгребать завалы. Я же прикинул, сколько сейчас на подворье народа ютится, и понял, что еды, которую мы захватили, никак не хватит. Так что оставшихся отправил в поместье, чтобы принесли запасов.

Направившись в туалет, я заприметил, как один из вчерашних больных, который был со сломанной рукой, пристроился у стенки на корточках и с упоением кряхтит, испражняясь.

— Да ты охренел, — вырвалось у меня. — Тебе что, не показали, где туалет и как туда ходить? — моему изумлению от подобной наглости не было предела.

— А чаво я туда пойду. Там воняет, — прошамкало беззубое чудовище в человеческом обличье и сморщило носик.

У меня аж глаз задергался после таких слов.

— Да от тебя больше воняет, мы что, должны теперь по твоим лепехам ходить и их аромат ощущать, — рыкнул я.

— Да чаво уж, — попытался возмутиться мужик, не прерывая своего занятия.

— А ну, вон пошел. Чтобы я тебя здесь больше не видел, и говно свое забери, засранец!

— Чаво это, я свободный человек, — и он, поднявшись, завязал штаны и воинственно выпятил свою бородку.

— Ну, засранец, — процедил я и с разворота засадил ему кулаком по морде.

— Ай, — только и успел пискнуть он и свалился.

Я же схватил его за волосы и начал тыкать в собственное дерьмо, ежели не понимает человек по-хорошему, я ведь могу и по-плохому.