— Вот и славно, вот и договорились, а то я только вчера прибыл, хороших друзей своих пока не встречал, а к плохим сам идти не хочу, — рассмеялся толстяк, держась за бока.

Я кивнул, и мы договорились, где встретимся вечером. Забавный малый, да и весьма харизматичный, подумал я, глядя на удаляющуюся спину Бендта. К тому же мне не помешает и свои знакомства и связи заводить, а то в последнее время я только врагов наживаю.

Закончив торговлю, я вечером встретился с Бендтом, и мы неплохо посидели, он мне многое рассказал о делах его родины.

О том, что Харальд Синезубый и его сын, Свен Вислобородый, приняли христианство пару лет назад. История крещения Харальда вообще вызвала улыбку, так до этого христианских проповедников гоняли по всей Скандинавии. Однако у Харальда спина болела, так те самые проповедники ее вылечили. Натирая медвежьим жиром и прогревая. Харальд посчитал исцеление спины за чудо и уверовал.

Вот только у меня в голове от имен, которые он произносил, полная мешанина произошла.

— А ты сам сейчас откуда прибыл сюда? — поинтересовался я, делая большой глоток кисловатого пива.

— Из страны полночного солнца[2], — со смешком ответил Бендт, — там только одна война закончилась, как новая разгорается.

— Это ты о чем? — с любопытством спросил я.

— Так война между сыновьями Эриком Кровавой Секирой и Хаконом Добрым закончилась. Он своих племянников перед смертью наследниками признал. Конунгом самый старший стал, Харальд Серая Шкура. Конунг из него так себе, не зря Хакон своего братца Эрика со всей семьей в Англию тогда спровадил, — рассмеялся Бендт.

Я вопросительно на него посмотрел, и Бендт пояснил:

— Так Хакон Добрый и Эрик Кровавая Секира родными братьями были, тот его и сместил и даже позволил в Англию убежать.

— Понятно, — только и смог протянуть я.

— Так Харальд сейчас правит, ну как он, скорее его мамаша, та еще ведьма, многие ярлы его власть не признают, там что-то на пиру очередном произошло, и погиб хладирский ярл Сигурд Хаконссон. Его же сын Хакон Могучий, заручившийся поддержкой, поднял восстание, и там сейчас идет война, вот такие дела.

Я лишь кивал и подливал Бендту пива.

Он горько вздохнул и продолжил:

— Да и из родного края не самые лучшие вести доходят. Эрик Сеггерсель[3] после смерти отца правил со своим братом Олафом Бьернссоном. Брата своего он отравил и сейчас правит единолично. А сын Олафа, Стирбьерн Сильный, прибился к Йомсвикингам и добился там уважения, а теперь водит походы, разоряя родные берега.

Бендт готов был рассказать еще и о датских делах, но мне и этих рассказов хватило, голова шла кругом. Ну на хрен эти норманнские междусобойчики.

В долгу перед Бендтом я не остался и рассказал о ромейских делах и о том, что происходит в славянских землях. Просидели мы с ним до самой темноты и расстались если не друзьями, то добрыми знакомыми.

Утром я выкупил себе двоих англичан, на которых до этого положил глаз, и мы отправились из Хедебю.

Как только мы вышли в море, нас сразу встретили два драккара, пытаясь взять в клещи.

На одном из них я рассмотрел знакомое лицо Магнуса и его родичей.

— Вот сука неугомонная-то, — пробормотал я со злостью. Ничего, сейчас угомоним, раз и навсегда. Видимо, решил, а зачем драться из-за одного раба, когда можно взять приз получше.

— Могута, ты силой ветра сможешь ударить по тому кораблю? — указал я на вражеское судно.

— Смогу, но у меня слабо получается, хоть Венетий и научил, — признался брат.

— Ничего страшного, — подбодрил я брата.

Драккары приближались, десять метров, семь, пять, и дожидавшись расстояния для точного поражения. Я призвал силу ветра и запустил сначала воздушную косу по экипажу, а после и тараном ударил в борт. Одного тарана было маловато, так что пришлось добавить, и корабль, на котором был Магнус, пошел ко дну.

Расправившись с ним, я обернулся, другой же драккар удирал от нас, увидев быструю расправу над своими союзниками.

На его бортах были видны сколы и пробоины, да, действительно, не смог Могута.

— Ладно, хрен с ними, идем в Волин, — распорядился я, после того как окинул море взглядом, и не увидел среди спасшихся и держащихся на воде Магнуса Однорукого. Народ убрал щиты и уселся на весла.

В Волине же прошло все достаточно хорошо и быстро, дядька смог распродать только два мешка, мог бы и больше, но цену не хотел ронять.

Закупаясь в Волине броней и оружием, пришлось, конечно, потратиться, но я все равно остался в плюсе, несмотря на то что еще выделил своим людям по серебряной монете как долю с добычи янтаря. Да и соли пару бочонков я еще прикупил.

В Устке, забрав Берту, мы отправились в Новгород. По пути два раза в шторм попали, и пришлось пережидать непогоду на берегу, в остальном все прошло спокойно.

Новгород остался позади, и «Щука» приближалась к моей загородной резиденции.

— Какого хрена? — вырвался из меня возмущенный крик, когда я увидел на берегу сгоревшие остатки моей малой ладьи, да еще и сарай, который Фома выстроил как лесопилку, был сгоревший.

[1] Кордовский халифат вошел в историю как средневековое государство мусульман, которое располагалось с 929 г. по 1031 г. на Пиренейском полуострове на территории современных Португалии и Испании. Название это государство получило от своей столицы — города Кордова. Основной язык в Кордовском Эмирате был арабский.

[2] Страна полночного солнца — Норвегия, ее еще называли Северное королевство.

[3] Эрик Сеггерсель — король Швеции.

Глава 4

— Какого черта здесь произошло? Кто посмел? — прошипел я, оглядывая округу. Забор цел, ворота на месте, даже охранники виднеются.

Когда «Щука» клюнула берег, я спрыгнул на землю и метнулся к обгорелым останкам своей ладьи, не переставая материться.

— Гандольеры гребаные, как? Как они умудрились просрать мою ладью? — причитал я, разглядывая головешки, у меня были планы на нее.

Ко мне подошла моя ватага, спрыгнувшая вслед за мной, и с интересом уставилась на то, что же я такое разглядываю.

— Говша, веди всех туда, — и я кивнул на ворота, — и позови сюда Филиппа, — с горечью произнес я.

— Все за мной, — вскричал мой кормчий и повел всех к воротам. Я же ловил на себе недоуменные взгляды уходящих людей, включая моих друзей.

Сам же потопал к остаткам лесопилки, которую соорудил Фома. Меня переполняла злость и досада, обидно черт возьми.

Чьих это рук дело, было понятно, хотелось мчаться в Новгород и снести одну тупорылую башку, почувствовал он, видите ли, себя обиженным и угнетенным, а то, что сынка надо лучше воспитывать или тренировать хотя бы. Сначала все же стоит выслушать рассказ Филиппа о произошедшем, а потом и с Димитром переговорить. Тяжко вздохнув, я продолжил шляться среди пепелища, через минуту и Филипп появился, идущий ко мне.

— Здравствуй, друг, — поздоровался я с ним. — Рассказывай, как уж так вышло, — и я, присев на корточки, начал выводить похабное слово в саже, краем глаза смотря на него.

— Здравствуй, Яромир, — вздохнул он, а после заговорил, словно в темный омут нырял. — Моя вина, не уследил, я даже и не подумал, что кто-то подобное сотворит. — Филипп отвел взгляд в сторону и продолжил: — Ночью подожгли, в час волка, в самую темень. Пока охранник сообразил и крик поднял, пока поднялись да вышли из ворот, все полыхало, тушить уже, почитай, и нечего было, — махнул рукой Филипп.

— Кто это сотворил, вы не видели? — уточнил я.

— На реке силуэт лодки мелькнул, — проговорил с чувством Филипп.

— Ага, получается, ночью на лодке в темноте подошли и то, что было рядом и не охранялось, подожгли, и ушли себе преспокойненько? — подняв бровь, я прямо посмотрел на него.

— Видимо, — кивнул мой друг.

— Не вини себя, нет здесь твоей вины, — вздохнув, проговорил я.