Ставили генералов и командармов в тупик и тактические хитрости Махно. Именно он, а не буденовцы впервые стал широко применять тачанки. И сам прекрасно вел пулеметный огонь. Впервые догадался сформировать свою разведку в основном из особ женского пола. Долгое время они, не вызывая подозрений, просачивались во все районы, в воинские части и передавали ценные сведения. Благодаря им и услугам местного населения Махно всегда имел исчерпывающую картину происходящего у противника и потому нападал внезапно на слабейшего или не подготовленного к бою.

Красные в начале 1918 года боролись против засилья на Украине немцев и уже этим были союзниками Махно. Кроме того, главковерх Антонов-Овсеенко, боровшийся с Радой во имя Советов, был поборником партизанских методов войны, видел громадную силу в Махно, Григорьеве, Шинкаре и им подобных атаманах, умело льстил им, обещал полную власть в пределах «их» уездов и губерний.

В итоге Махно и Григорьев, по существу, изгнали немцев, а потом Петлюру с Украины, а недавно созданная необученная 25-тысячная «украинская» армия Советов лишь триумфально шла по расчищенным атаманами дорогам и за 4 месяца получила в свое распоряжение богатейший край. Махно стал орденоносцем и героем большевистской прессы, Антонов-Овсеенко позволял ему распоряжаться у себя в войске, как он хочет. Ни слова не сказал, даже когда Махно отослал (пешком) военспецов, присланных главкомверхом, оставив себе лишь Васильева в качестве начальника штаба.

В конце 1919 года все, что группировалось вокруг Махно, носило общее название — «Армия имени батьки Махно».

Сам Махно и все его организации считались подчиненными исключительно революционному военному совету армии под председательством анархиста В. Волина. На самом деле, конечно, единолично всем руководил Махно, в совете он только утверждал те решения, которые считал необходимыми. Совет же самостоятельно проводил культурно-просветительную работу среди населения (постоянно выходили две газеты — «Известия» и «Набат»), митинги, крестьянские съезды, распределял по деревням награбленное. Политическое свое кредо, между прочим, совет сформулировал так: коммунистическая партия и все московское правительство есть контрреволюционеры, захватившие власть обманом и ведущие революцию по ложному пути к гибели.

Кстати, не имеют оснований обвинения Махно в антисемитизме. Как анархист, он был за равенство всех народов, а среди его ближайшего окружения было немало евреев, в частности начальник контрразведки армии Л. Задов (Зиньковский).

В 1920 году Махно не допустил сбора продналога на Украине. «С анархо-кулацким развратом пора кончать», — заявил Л. Троцкий. При взятии Перекопа войска Махно были брошены на самый тяжелый участок и выбиты почти полностью (они брали «в лоб» Турецкий вал). Около 5 тыс. бойцов, оставшихся в живых, тут же расстреляли по приказу Л. Троцкого. Уйти удалось немногим.

Сам «батько», тяжелораненый в это время находился в Старобельске (а всего за 4 года войны он был ранен 12 раз, потерял ногу). Узнав о том, как «отблагодарили» его за службу красные, он собрал оставшихся товарищей и начал мстить. Жестокость его не знала предела. Кровавый след оставил он после себя на Украине и в России: комиссаров, коммунистов, продотрядчиков, чекистов и других советских работников не щадил. Образ только такого Махно, непримиримого врага Советской власти, и сохранила для нас официальная история. Фактически вся освободившаяся от борьбы с белыми Красная Армия была брошена на Махно. Руководил операцией М. Фрунзе, его старый боевой товарищ по Гражданской войне. В августе 1921 года Махно вместе с остатками своей регулярной армии сумел выскочить из окружения и уйти в Румынию.

Из воспоминаний М. Алданова:

«Я именно один раз видел Нестора Махно — и не вынес от его наружности впечатления на всю жизнь. Несколько лет тому назад мне показали Махно на кладбище, в Париже, где «жесточайших приказаний» он отдавать не мог. Он шел за гробом старого политического деятеля, который с ним поддерживал добрые личные отношения. Я минут десять шел в двух шагах от него, не сводя с него глаз: ведь об этом человеке сложились легенды. Ничего замечательного в его наружности не было. У Махно был вид очень слабого физически, больного, чахоточного человека, вдобавок живущего под вечной угрозой нападения. Здесь было бы уместно клише: «озирался как зверь». На этих похоронах он и в самом деле не мог себя чувствовать в дружеской или хотя бы только привычной обстановке (его присутствие вызывало у многих крайнее негодование). Махно быстрым, подозрительным взором оглядывал всякого, кто к нему подходил. Этим он напомнил мне одного знаменитого русского террориста, — тот в Париже, давно порвав с революцией, не любил ходить по тротуару; держался по мостовой, точно на него — из подворотни бросятся люди.

Со всем тем внимание окружающих, смешанное с другими чувствами любопытство, которое он возбуждал, было, кажется, приятно Махно. Он не прочь был, по-видимому, и познакомиться. Глаза у него были злые; но выражения «все знающего», «раз навсегда покончившего со всеми сомнениями» и т. д. я в них не видел: самые слова эти тут совершенно не подходят. Нет, ничего демонического в наружности Махно не было: все это литература.»

За границей Н. Махно жил небогато. Посланный в Россию, чтобы раскопать клады, верный начальник контрразведки Л. Задов перешел на службу в НКВД и назад не вернулся. Махно сам работать не мог — он тяжело болел. Умер Нестор Махно от старых ран во Франции в 1934 году и похоронен на парижском кладбище Пер-Лашез. На скромном памятнике написано, как он и просил: «Советский коммунар Нестор Махно».

Машину террора Сталин стал разгонять после убийства Кирова 1 декабря 1934 года, почти сразу же направив ее против бывших вождей большевизма. В начале 1937 года сталинское НКВД через своего агента генерала Скоблина запросило у гестапо компрометирующие данные на Тухачевского, каковые и были изготовлены с благословения и по приказу самого Гитлера; подборка этих «документов» в мае 1937 года куплена агентами НКВД. Видный сотрудник службы безопасности Вальтер Шелленберг, сообщая об этих фактах, заключает в своих «Мемуарах»: «Дело Тухачевского явилось первым нелегальным прологом будущего альянса Сталина с Гитлером, который после подписания договора о ненападении 23 августа 1939 года стал событием мирового значения».

Учиненный после процесса над М. Н. Тухачевским погром командных кадров Красной Армии имел трагические последствия для Вооруженных Сил и всего народа страны в годы Великой Отечественной войны. «Из пяти Маршалов Советского Союза как жертвы террора погибли трое: М. Н. Тухачевский, А. И. Егоров, В. К. Блюхер. Остались живы К. Е. Ворошилов и С. М. Буденный. Погибли оба армейских комиссара первого ранга — Я. Б. Гамарник и П. А. Смирнов. Из пяти командармов первого ранга погибли трое: И. Э. Якир, И. П. Уборевич, И. П. Белов. Погибли оба флагмана флота первого ранга — В. М. Орлов и М. В. Викторов. Погибли все командармы второго ранга: П. Е. Дыбенко, М. К. Левандовский, И. Н. Дубовой, А. И. Корк, Н. Д. Каширин, А. И. Седякин, Я. И. Алкснис, И. А. Халепский, И. И. Вацетис, М. Д. Великанов. Погибли оба флагмана флота второго ранга. Погибли все 15 армейских комиссаров второго ранга. Из 67 комкоров были репрессированы 60, из них погибли 57. Погибли все 6 флагманов первого ранга. Из 28 корпусных комиссаров репрессировано 25, из них погибли 23. Из 15 флагманов второго ранга погибли 9. Из 199 комдивов репрессированы 136, из них погибли 125, возвратились из заключения 11 человек. Из 97 дивизионных комиссаров репрессированы 79, из них погибли 69. Из 397 комбригов репрессированы 221, из них погибли 200… Только в армии с мая 1937 года по сентябрь 1938 года был репрессирован 36761 военачальник, на флоте — свыше 3 тысяч. Следовательно, менее чем за 1,5 года подверглись репрессиям около 40 тысяч командиров Красной Армии и Военно-Морского Флота. Мировая история не знала случаев, чтобы перед надвигавшейся войной с таким неистовством и размахом уничтожались военные кадры в собственной стране.