Перед Штейном встал мучительный вопрос: что делать со «взрывоопасной информацией»? Решил он так: забрал папку и полетел в Киев, где вручил ее своемудругу — главе НКВД Украины В. Балицкому. Балицкий посвятил в тайну заместителя 3. Кацнельсона. Затем, тщательно проверив подлинность документов, они передали папку члену Политбюро ЦК ВКП(б) Станиславу Косиору и командующему войсками Красной Армии на Украине Ионе Якиру.

Круг лиц, посвященных в ужасную тайну, расширялся: Якир вылетел с документами в Москву, к Тухачевскому. Тухачевский доверился Гамарнику… Орлов описывает дело так: «Высшие начальники решились поставить на карту свою жизнь ради спасения страны и избавления от вознесенного на трон агента-провокатора». 15 или 16 февраля 1937 года, когда состоялась встреча Кацнельсона с Орловым, генералы Красной, Армии находились в состоянии «сбора сил».

Планы их были таковы. Под благовидным предлогом убедить наркома Ворошилова попросить Сталина созвать конференцию по проблемам округов и регионов, командующие которыми посвящены в планы заговорщиков. В определенный час или по сигналу два отборных полка Красной Армии должны были перекрыть главные улицы, ведущие к Кремлю, чтобы заблокировать движение войск НКВД. Одновременно заговорщики объявляют Сталину, что он арестован, собирают Пленум ЦК и расстреливают изменника. Надо ли расстреливать Сталина до или после созыва Пленума — об этом заговорщики еще не условились.

Сообщение о Сталине-провокаторе и о заговоре против него ужаснуло Орлова в парижской клинике. О расправе Сталина над высшими командирами он узнал из экстренного сообщения по радио 11 июня 1937 года, когда ехал на, своей машине в Барселону. Позже ему стало известно о расстреле Кацнельсона, самоубийстве Штейна, гибели тысяч офицеров.

Радослава Островского не любили ни свои, ни чужие, но его ценили и его услугами пользовались, не забывая потом тщательно умыть руки. Он был из числа тех предателей, от которых стремились отмежеваться их же недавние соратники. И все же эту фигуру не назовешь малозначительной или малоизвестной, хотя известности ее едва ли кто-нибудь позавидует. Островский, пожалуй, единственный из активных коллаборационистов времен Великой Отечественной войны, которому посвятила (еще при его жизни) отдельную статью «Белорусская Советская Энциклопедия». Кто же он, что за зловещая, но видная «звезда» на небосклоне нашей истории? Вот что сказал о нем военный преступник, нюрнбергский висельник, гитлеровский «министр оккупированных Восточных земель» Альфред Розенберг: «Свой человек, хотя фамилия у него не немецкая». А вот оценка конкурента — «президента» с 1947 по 1970 годы призрака «Белорусской Народной Республики» Николая Абрамчика: «Островский — беспринципный и вредный тип политического авантюриста. Не было в Белоруссии оккупационной власти либо враждебной белорусскому народу силы, которой преданно и подхалимски он не служил бы».

С точки зрения Советского государства и советской историографии, Радослав Островский всегда был не чем иным, как ярым антисоветчиком, изменником, предателем, агентом сначала польской дефензивы, потом немецко-фашистских спецслужб, а еще позже — английской и американской разведок. В то же время недруги из стана белорусских националистов уличали его еще и в связях с коммунистическим движением, даже с ОГПУ и НКВД. Чем заслужил этот деятель столь разноречивые, но все же по большей части негативные оценки из уст самых разных людей? Чтобы объяснить это, придется описывать его жизнь с самого начала. Сделаем это вкратце, уделив основное внимание периоду Великой Отечественной войны.

Радослав Казимирович Островский (1887–1976) родился в фольварке Заполье Слуцкого уезда в дворянской семье. С детства проникся идеями национального и социального освобождения белорусов, уже в 1905 году стал членом партии Белорусская Социалистическая Громада. Был исключен из Слуцкой гимназии за руководство белорусским национальным кружком. С 1908 года учился на математическом факультете Петербургского университета, где руководил слуцким землячеством. В 1911 году за участие в революционном движении некоторое время сидел в тюрьме, был исключен из университета, куда вновь поступил в 1912 году. Оттуда он перевелся на физико-математический факультет Юрьевского университета, который, наконец, и окончил в 1913 году.

В 1914–1917 годах Островский преподавал в Минской гимназии и Минском учительском институте. Быть бы ему, наверное, на счастье всем до конца дней учителем физики и математики, если бы не Февральская революция 1917 г. Островский вернулся к активной политической деятельности. До начала 20-х годов он стоял на последовательных национал-социалистических (еще не фашистских), антибольшевистских позициях. Был комиссаром Слуцкого уезда (от Временного правительства), делегатом 1-го Всебелорусского конгресса, офицером у генерала Деникина, активным участником антисоветского Слуцкого восстания (1920 год), вместе с участниками которого отступил в Западную Белоруссию, под власть Польши. По некоторым сведениям, именно тогда, в 1921 году, Р. Островский стал агентом польской тайной полиции — дефензивы.

С 1924 по 1936 год он работал директором Виленской белорусской гимназии, продолжая активно заниматься политической деятельностью, которую его арест в 1926 году разделил на два разительно не похожих этапа. В 1924–1926 годах Островский слыл крайне левым. Он сотрудничал с ЦК Компартии (большевиков) Белоруссии и Компартией Западной Белоруссии (КПЗБ), являлся членом последней с 1926 года, опекгш нелегальную комсомольскую организацию в своей гимназии, возглавлял Белорусский кооперативный банк (финансировался из Минска), наконец, занимал пост вице-председателя ЦК Белорусской крестьянско-рабочей Громады — широкого народного движения левой, национально-освободительной просоветской ориентации, возглавлял которую известный языковед Бронислав Тарашкевич.

В 1927 году Островский был арестован польскими властями по делу Громады, в феврале — мае 1928 года вместе с другими руководителями этой организации его судили в Вильно во время громкого «Процесса пятидесяти шести». Островского оправдали, а его товарищей приговорили к длительным срокам тюремного заключения — от 3 до 12 лет. По утверждению белорусского советского историка В. Романовского, Островский еще раньше выдал Громаду дефензиве за 200 000 злотых.

Выйдя в 1928 году на свободу, он продолжил директорство в гимназии, но круто изменил политическую ориентацию, начал пропагандировать идею сотрудничества с польским националистическим, полутоталитарным режимом. За это и прежние увлечения коммунизмом деятели белорусских партий подвергли его в 1934–1935 годах общественному суду и остракизму. Островскому ничего не оставалось кроме как устроить себе перевод в Лодзь на место учителя польской школы, где он и прозябал до 1939 года (как в 1914–1916 годах в Минске). Но уже с 1939 года он активно сотрудничал с германской военной разведкой (абвером) и нацистской службой безопасности (СД), с 1940 года возглавлял Лодзинское отделение откровенно прогитлеровского Белорусского Комитета Самопомощи и с нетерпением ожидал нападения Германии на Советский Союз. Когда 22 июня 1941 года это стало фактом, «спадар Радослав» направил А. Гитлеру поздравительную телеграмму.

Скоро Островского увидели уже в Минске. 10 июля 1941 года его назначили шефом администрации Минского округа. В то время это был наивысший возможный для белоруса пост в нацистском оккупационном аппарате.

Островский, проявляя инициативу, старательно исполнял волю СД и СС, под разговоры о возрождении и культуре силами подчиненной ему полиции вел кровавую борьбу со всеми, кто словом или делом восставал против гитлеровской политики геноцида.

В декабре 1943 года, когда белорусская земля уже дышала преддверием полного краха оккупационного режима и советские войска стояли у стен Могилева, Островский срочно понадобился начальнику СС и полиции «Белорутении» группенфюреру СС Курту фон Готтбергу, исполнявшему после гибели В. Кубе обязанности генерального комиссара. Так случилось, что в данный исторический момент интересы карьериста Островского и эсэсовского наместника в Белоруссии Готтберга совпали.