— Как дела, вольница? Все воюем? А трофеи есть?

Поев, он опять брался за молоток или сшивал дратвой кожу. Работы мастерам хватало. Новая обувь в продаже появлялась редко, и жители Грачей ремонтировали старую, а кто имел в запасе «товар», заказывал себе сапоги или туфли по мерке.

Окно в мастерской было, как всегда, отворено, и Василий, сгорбившись над ботинком, надетым на колодку, подравнивал ножом только что прибитую подметку.

Тесня друг друга, мы всунулись в окошко, заслонив свет.

— Василий! Мы получили письмо!

— С фронта!

— Скажи, что такое ВНОС?

Василий неторопливо зачистил края подметки рашпилем, прошелся по ним рантовкой, вытер руки о фартук:

— Где письмо? Покажите.

Прочитав его, Василий улыбнулся:

— Ваша посылка попала в часть ПВО, а там служат девчата.

— А что такое ПВО? Противовоздушная оборона, да? — спросил Петька.

— Точно! Противовоздушная оборона. А служба ВНОС расшифровывается так: Воздушное наблюдение, Оповещение, Связь. У девчат там наблюдательный пункт. Они следят за воздухом, то есть за небом. Заметят немецкий самолет, определят направление, куда летит и сообщают данные в штаб. А из штаба дают команду зенитчикам, летчикам-истребителям. Вот что такое ВНОС. Поняли?

— Поняли.

Вернувшись домой, мы хотели было написать девушкам ответное письмо, но раздумали.

— Что такое две пачки печенья на службу ВНОС? — досадовал Петька. — Пустяки. Стыдно так мало посылать. Наверное, и по одной печенюшке им не досталось!

— Мы же не знали, что посылка попадет девушкам, — сказал Сережка.

— Надо собрать новую посылку, — задумчиво ероша черный вихор, произнес Петька. — Хоть и трудно собрать, а надо отправить девчоночью посылку. Без кисетов и папирос…

— А что в нее положить?

— Шут его знает… шелковые чулки, например…

— А где их взять? Не так-то просто сейчас найти шелковые чулки, да еще не одну пару…

— А головные платки? — неуверенно предложил Петька.

— На что им платки? У них есть пилотки.

Что посылать военным девушкам? Вот задача! Мы долго думали, что бы такое им подарить.

— А духи! — воскликнул Петька.

— Духи — можно. И губную помаду.

Граф, как всегда, предложил самое неожиданное:

— Надо п-п-послать им цветы.

— Скажешь тоже! Завянут в пути.

— Б-бумажные не завянут.

— Зачем им бумажные цветы? Чепуха!

— Ну, т-тогда гармонь.

— Гармонь? Ты рехнулся, Граф! — поморщился Сережка. Зачем им гармонь? И где ее взять?

— Г-гармонь затем, чтобы им было весело.

— Лучше помолчи! — оборвал братишку Сережка.

— Знаете, что пошлем? — пришло мне в голову. — Гитару! Девушки любят петь под гитару.

— А примут такую посылку?

— Почему не примут? Примут! — уверенно поддержал Петька. — Соберем денег и купим гитару.

Граф показал пальцем на письмо, лежавшее на столе:

— Сережка, а мне там привет есть?

— Есть, есть, — успокоил его брат.

— Я от себя тогда пошлю им дом. Примете меня в посылку?

— Какой дом? Ты что, Юрка?

— Н-нарисую. Цветными карандашами. Во такой! — Граф широко развел руками.

— Ладно, рисуй, — согласились мы. — Только смотри, не стащи что-нибудь из посылки, как тот кисет.

Граф сказал снисходительно:

— У девушек я тащить не буду.

Через несколько дней мы, собрав компанию из ребят соседних домов, задумали провести большую военную операцию — разведку боем. Перед этим мы посоветовались с Василием, и он рассказал нам, как это делается.

Нас собралось около десятка. Сережка, Петька и я остались в прежних должностях. Назначили командира разведгруппы, сапера — проделывать проход в минном поле, санитара.

Роль «языка» отводилась Графу. Сначала он не соглашался стать пленным, но мы втолковали ему, что прежняя должность неприятеля остается за ним, и что он может так искусно спрятаться в зарослях кустарника, что разведчикам придется долго его искать. Они могут и вообще его не найти, если он проведет всех.

Мы пошли к штабу, но там нас ожидал неприятный сюрприз. На двери вагона был приделан крепкий засов и висел огромный амбарный замок.

Наш телефон валялся под березами, карта — тоже. На одной из березок виднелся жестяной умывальник, и земля под ним была влажная от воды.

Сомнений быть не могло: в вагоне кто-то поселился. Мы подкатили бочку к окошку и поставили ее «на попа». Петька, забравшись на бочку, заглянул в окно.

— Плохо видно, — сказал он. — Ужо пригляжусь, — он приставил ладони ребром к стеклу и стал приглядываться, а потом сообщил: — На столе котелок, тарелка. Еще что-то в бумагу завернутое. У стены топчан, на нем матрац, одеяло, подушка. Ясно, ребята: тут поселился квартирант.

Он спрыгнул с бочки, и мы откатили ее в кусты.

Что делать?

— Сорвать замок, выкинуть все вещи и играть! — запальчиво сказал Петька.

— Нельзя. Прав на это не имеем, — угрюмо возразил Сережка. — Придется идти куда-нибудь в другое место…

— Нет, надо вытурить его из вагона! Ведь мы первые заняли теплушку! Пожалуемся Бежевому! — настаивал Петька, и глаза его сердито сверкали.

— Ну, Бежевый тут нам не помощник, — отозвался осторожный Сережка. — Пусть уж здесь живет эта личность. Может, ей квартиры не дают в поселке.

— А что за личность? Кто такой? Может, нехороший человек, раз в кустах прячется, на отшибе!

— Потом узнаем, — сказал Сережка. — Айда к водокачке, там будем играть.

Мы пошли к водокачке и устроили там командный пункт. Но игра не получилась. Ребята перессорились. Когда все улеглось и «поиск» начался, «языка» нигде не могли обнаружить. Граф, наверное, удрал домой.

Вечером мы сидели на лавочке у нашего крыльца. Со станции доносился грохот товарного состава. Как всегда, в это время грачевцы возвращались с работы.

Разговор у нас что-то не клеился. Опасливо, бочком, косясь на нас, подошел Граф. Одна штанина у него была закатана до колена, другая волочилась по земле — штаны были Сережкины, старые, и Граф за неимением новых донашивал их.

— Ты чего штанину распустил? — спросил Сережка.

— Эт-то не я. Собака! — ответил Граф. — Я шел, а она вцепилась в штанину и р-распустила. Я ее палкой — она и убежала.

— А почему ты удрал из игры?

— В-вы там все переругались, а я буду ждать, когда меня придут веревкой связывать? Нашли д-д-дурака!

— Ну и парень! — восхищенно покачал головой Петька. — Ухо режь — крови не увидишь! Что из него будет, когда вырастет?

В руках у Юрки была палка. От нечего делать он водил ею по балясинам крыльца. Получалась звонкая надоедливая дробь.

— Перестань! — одернул его Сережка.

— Перестал, — сказал Граф и поднял палку. — Видишь?

— Что «видишь»?

— Палка.

— Ну, палка…

— А если подойти ночью к в-вагону да пугнуть его? Знаешь как? Палкой легонько постучать по стеклу и завыть — у-у-у! Испугается! Подумает — нечистая сила и уйдет.

— Сам ты нечистая сила! — сказал Сережка.

— А что если и в самом деле попробовать? — оживился Петька. — Раз попугать, другой раз попугать, третий… Надоест ему и уйдет. Давай сегодня нагоним на него страху.

— Сегодня?

— Да.

— Ночью?

— Конечно! Ночью страшнее.

— Давай попробуем, — согласились мы с Сережкой.

— Меня разбудите! — попросил Граф.

— Ладно. Разбудим.

Графа мы, конечно, будить не стали. Пусть спит. Ровно в полночь мы собрались в поход. Обычно Петька в такое позднее время, чтобы не тревожить мать, спускался из своего окна по веревке с узлами. Я ждал его внизу. Пошли будить Сережку — подергали за шнурок, который он привязал к ноге. Минуты через три он осторожно смотал шпагат, продернутый с улицы в форточку и присоединился к нам. За пазухой у него что-то шевелилось и приглушенно пищало. Это Сережка захватил с собой бродячего черного кота, известного всем жителям Грачей. Обитал он неизвестно где, питался в основном мышами и воробьями, охотясь на них круглые сутки. За черную масть и привычку шляться ночами по улицам коту дали кличку Леший.