Бум… бум… бум…
— Теперь снаряды рвутся ближе к цели, — сказал я. — Надо еще левее!
— Еще левее! Огонь!
Бочка снова загудела. Но пулемет не умолкал.
— Еще огонь! — крикнул я.
— Огонь!
Тут Граф перестал крутить трещотку и скатился за пригорок, скрывшись из виду.
— Пулемет умолк, — сказал я.
— Приготовиться к атаке! — приказал командир.
Я быстро спустился вниз. Схватив деревянные трещотки, мы цепью рассыпались по перелеску и стали его прочесывать. Миновав перелесок, закидали вражеские траншеи гранатами — кульками с песком и рванулись в штыковую атаку.
— Ура-а-а!
Мы кололи штыками, били прикладами воображаемого противника, расстреливали его в упор из автоматов. А где же главные силы неприятеля? Мы стали усиленно искать их, добрались до «огневой точки» и остановились удивленные: Граф, положив под голову трещотку, дремал на солнцепеке, на склоне пригорка. Петька ринулся на него, крича:
— Живьем берем! В плен!
Он навалился на Графа. Тот спросонья стал отчаянно отбиваться руками и ногами и угодил пяткой по Петькиному носу. Тот взвыл и зажал нос рукой. Из-под ладони показалась кровь.
— Комиссара ранило! — крикнул Сережка. — Где санитары? Перевязать!
Петька промычал:
— М-м-м… перевяжусь сам…
Он спустился к канаве, в которой было немного воды, и стал примачивать нос. Граф виновато смотрел, как Петька, стоя на корточках, запрокидывает голову и льет из ладони воду на лицо.
— Я неча-а-янно, — тянул Граф, беспокойно посматривая на Сережку и, видимо, ожидая взбучки.
— Ничего, — сказал я. — На войне всякое бывает. Хорошо, что еще не до смерти!
— А ты чего уснул? — спросил Сережка у Графа.
— Скучно. В-вы б-б-бухаете в бочку, я кручу трещотку. Разве это война? На войне совсем не так! — Он помолчал, посопел и опасливо отодвинулся от Петьки, который, остановив кровотечение, присоединился к нам. Сережка порылся в карманах и достал предусмотрительно взятый из дому бинт.
— Из мамкиного сундука, — подмигнул он нам. — Давай, комиссар, перевяжу.
— Не надо. У меня уже все прошло, — отказался Петька.
— Ну, как хочешь. — Сережка спрятал бинт. — А ты, Юрка, знаешь, что бывает, когда солдат на посту заснет?
— Н-не знаю, — Граф посмотрел на брата широко открытыми невинными глазами.
— Такого солдата арестовывают и за измену посылают под суд военного трибунала! Вот мы и будем тебя сейчас судить.
— М-меня судить н-нельзя.
— Почему нельзя? Очень даже можно.
— Нельзя! Я н-не ваш солдат. Я — противник. Как же будете м-меня судить? Скажите спасибо, что я задремал и не стрелял в вас! Вот!
— Хитер. Ловко вывернулся! — захохотал Петька. — А все-таки, Граф, как можно так воевать — пяткой?
— А на в-войне не разбирают. Бьют ч-чем п-попало.
— Опять изловчился. Ну и Граф! За тебя голыми руками не ухватишься.
Сережка сунул свою трещотку под мышку и встал:
— Надо собрать побольше ребят и тогда война будет интереснее. Ну, бой окончен. Пойдем, закроем штаб.
Мы спрятали оружие в вагон и навесили на дверь старый замок.
Глава седьмая
ЧТО ТАКОЕ ВНОС?
С утра небо обложило серыми клочковатыми облаками, и зарядил дождь. Мать ушла на работу, я валялся на диване с книжкой. Потом читать надоело — глаза устали, да и книжка попалась неинтересная. Поев на кухне картошки с подсолнечным маслом и заперев дверь на замок, я отправился к Сережке.
У Ванеевых никого из взрослых тоже не было дома: ушли на работу. Граф возился с игрушками на полу, Сережка стоял у окна и рассматривал какой-то конверт.
— Нам письмо, — сказал он, когда я вошел. — Только что принесли.
— От кого?
— С фронта. Видишь — штамп: полевая почта номер 3821, литер «П». Интересно… от кого же? Верно, от отца. От него давно писем не было… Уж не случилось ли с ним чего? Только вот номер почты не тот… И почерк не батин.
— А может, это от того, кому попала наша посылка?
— Может быть, — согласился Сережка. — Я и забыл про посылку!
Он хотел было вскрыть конверт, но я сказал:
— Погоди минутку. Надо Петьку позвать.
— Зови! Тогда и распечатаем.
Петька подметал пол сухим веником, и в комнате у него стояла туча пыли.
— Надо было веник намочить! — сказал я ему. — Кончай мести. Пойдем письмо читать.
Петька бросил в угол веник, и мы спустились на первый этаж, к Сережке. Сели за стол, Сережка вскрыл конверт. Граф, строивший в углу хитрое сооружение из кубиков и спичечных коробков, тоже подошел к нам. Его разбирало любопытство. Сережка положил на стол пустой конверт, и Юрка схватил его.
— Не трогай! — прикрикнул брат.
— Очень нужно! — Граф надулся, но положил конверт на место.
Сережка развернул письмо, быстро пробежал его. По выражению его лица я понял: пишет не отец.
— Бумага из тетрадки в клеточку. Написано химическим карандашом…
— Да читай! — нетерпеливо толкнул его локтем Петька.
— Почерк красивый, — Сережка нарочно тянул, испытывая наше терпение.
— Давай, я прочитаю! — не выдержал Петька и хотел взять письмо, но Сережка отстранил его руку и стал читать:
«Здравствуйте, дорогие ребята — Петя, Сережа и Коля! Шлем вам с фронта пламенный комсомольский привет и нашу благодарность за посылку. Ее мы получили 12 июля. Распечатали, прочли письмо и были приятно порадованы подарками.
Если бы вы знали, как дорога для нас каждая весточка из тыла! Весь советский народ отечески заботится о тех, кто воюет с ненавистным врагом, и мы всегда это помним и высоко ценим. Такая забота удесятеряет наши силы, прибавляет бодрости и стойкости.
Фронт и тыл живут одним: поскорее разгромить врагов и вернуться к мирному труду. Мы верим: Победа близка!»
Дальше фронтовики сообщали в письме, что полученными подарками поделились с бойцами соседней части:
…«Мы передали бойцам-артиллеристам платочки, бумагу, конверты, табак и папиросы (сами мы не курим). Командир батареи шлет вам благодарность и привет».
Сережка прервал чтение. Мы переглянулись: почему они не курят?
— Верно, все бросили по уговору, — заметил Петька.
Сережка стал читать дальше:
«Все девчата нашего подразделения живут дружно, одной семьей…»
— Девчата? — воскликнули мы в один голос. — Вот так штука!
«Служим мы на посту ВНОС, в прифронтовой полосе. Мы, хотя и не на самой передовой, но служба у нас очень ответственная. Еще и еще раз большое вам спасибо! Желаем хорошо отдохнуть летом, а с осени как следует взяться за учебу. Давайте и в дальнейшем писать друг другу о том, как мы живем.
С боевым приветом!
По поручению бойцов отделения службы ВНОС Таня Любезнова».
— Вот так история! — огорчился Сережка, дочитав письмо. — Посылали посылку бойцам, а получили ее девчонки!
— Не девчонки, а девушки, — поправил Петька. — И они тоже ведь воюют. Это даже очень интересно, что посылка попала к девушкам.
— А что такое ВНОС? — спросил я.
Никто из нас не имел понятия об этом. Граф, молчавший до сих пор, подал голос:
— Н-н-ну кому-либо д-дали в нос. Немцам…
Сережка схватил Юрку за нос и потянул его:
— Сам ты немец. Айда к Василию. Он все объяснит.
Василий вспомнил свое довоенное ремесло и поступил в сапожную мастерскую. Она находилась на улице Челюскинцев, в старом доме, вросшем в землю так, что окна первого этажа были почти на уровне тротуара. Мы частенько навещали Василия. Он сидел за низеньким верстаком у окошка и бойко стучал молотком, вгоняя в подошву ботинка или сапога деревянные шпильки. Во рту у него вечно торчали то шпильки, то гвоздики. Он ловко хватал их и забивал в башмак. В сатиновой рубахе, с закатанными до локтей рукавами, в фартуке из мешковины, Василий имел вид заправского мастерового. Когда Сережка подавал ему сверток с едой, он подмигивал нам:
