Подавив смех, я поднесла ложку к губам. От пьянящего аромата сливок, бекона и чеснока у меня перехватило дыхание.

Раздался звонок в дверь.

— Кто бы это мог быть? — Адель начала вставать.

Фрэнсис поднял руку.

— Я открою.

За столом воцарилась тишина, каждый прислушивался, не раздадутся ли голоса за дверью.

— Конечно. Входите, сэр. — Из холла донеслось восторженное приветствие Фрэнсиса.

Ответный мелодичный голос, который я давно не слышала, заставил меня опустить ложку. Я рефлекторно оглянулась на стул Сета, чтобы взволнованно улыбнуться ему.

Но Сета там не было.

Вместо этого я встала, вежливо повернувшись, когда Фрэнсис появился рядом с человеком, о существовании которого я не могла позволить себе забыть.

Он был одним из тех, кем дорожили, с кем так трудно расстаться.

Годы были добры к Соломону Поттеру, хотя на его черной коже появились глубокие морщины, а плечи выглядели более худыми, чем я помнила. Он улыбнулся, когда увидел меня, его глаза все еще светились тем же светом, который заставил меня полюбить его в детстве.

Он был лучшим другом дедушки, не говоря уже о том, что являлся второй половиной Darling & Potter, компании по производству солнцезащитных очков класса люкс, совместно основанной двумя нашими семьями сто лет назад.

Мистер Соломон всегда улыбался, и от него так чудесно пахло океаном после дождя, трубочным табаком и теплыми прибрежными специями одновременно. На его шее висело костяное ожерелье. Он всегда говорил нам с Сетом, что это кости безымянного пальца его жены — он взял его после ее смерти, чтобы иметь возможность продолжать чувствовать связь с ней. Он говорил это так торжественно и часто, что мы никогда не могли понять, шутит ли он.

Соломон знал все о таинственных и диких вещах, о которых я боялась спрашивать. Дедушка Алистер говорил, что религия Соломона была древней — священной, не меньше. Магия, жившая на болоте, была не похожа на ту, о которой читаешь в сказках, и даже не похожа на странные отношения между Дарлингами и нашим стеклом.

Нет, болотная магия была иной — она таила в себе и проклятия, и благословения, а иногда и нечто среднее. Как, например, наша склянка с могильной грязью.

— Соломон, — я подошла к нему вплотную, и он тепло обнял меня. Он был мокрый от дождя, но мне было все равно.

Мое горло сжалось, а глаза защипало.

— Я принес тебе кое-что, Уитни Дарлинг, — прошептал он мне на ухо.

Я указала на ожерелье из сплетенных костей на его шее.

— Скажи мне правду. Это безымянный палец твоей жены?

Его глаза сверкнули, но в них промелькнула и грусть. И я подумала, не потому ли это, что я упомянула его жену, или из-за того, что он только что потерял дедушку. Может быть, и то, и другое.

Он вложил мне в руку колючий сверток, и я, не глядя, обхватила его пальцами, узнав текстуру и пьянящий аромат шалфея и кедра. Распространенный защитный амулет здесь, в Лоукантри, восходящий к ранним племенам коренного населения. И он работал.

— Мы держимся за тех, кого любим, как можем, — сказал он.

Я кивнула и наклонилась вперед, чтобы еще раз обнять его, когда раскаты грома потрясли дом.

Холодный ветерок защекотал мне шею.

Свет мигнул один раз. Дважды.

А затем погас, погрузив комнату в темноту.

— Никому не двигаться. Я зажгу свечи быстрее, чем вы успеете поймать кузнечика, — спокойно сказала Адель.

Глаза напряглись, чтобы приспособиться, и я услышала звук шагов тетушки по направлению к серванту.

— Вот что я вам скажу, — голос Соломона был глубоким и наполненным низким рокотом. — Эта штормовая погода — нечто иное. Я не помню более холодного и дождливого начала осени.

— Это, конечно, не традиционная осень в Лоукантри, — подхватила мама.

Вдруг свет мобильного телефона озарил комнату.

Адель окинула Фрэнсиса оценивающим взглядом, как бы определяя степень тяжести нанесенного ей оскорбления.

— Никаких телефонов в столовой, — только и сказала она. Но по появившимся морщинкам в уголках ее глаз, было видно, что она была рада помощи.

— Да, мэм, — Фрэнсис одарил комнату неловкой ухмылкой. Он встал со стула и двинулся в сторону Адель, осветив ей путь. Через несколько минут два старинных канделябра засияли светом множества мерцающих свечей.

За окнами лил дождь. Небольшой мост, соединявший остров с материком, наверняка затопило.

Я повернулась к Соломону.

— Похоже, ты здесь застрял надолго. Не хочешь поужинать?

— У меня на плите стоит свежий кофе, который будет готов через минуту, — сказала Адель. — Присаживайся, Соломон.

— Да, мэм, — сказал старик и опустился в кресло напротив меня.

Кресло Сета.

Я опустила взгляд на свои колени и сжала в ладони тугой пучок шалфея и кедра, который Соломон вложил в мою ладонь. Только что сделано. Пахло болотной магией. Как дикая природа.

— Нора, иди помоги мне на кухне, ладно?

— Конечно. — Мама мило улыбнулась Соломону, последовав за Адель.

— Как поживаете, мистер Соломон? — спросила Эддисон со своего стула рядом с Фрэнсисом.

— О, я в полном порядке, юная леди. Этот ребенок скоро появится, да?

Эддисон с нежностью коснулась рукой своего живота.

— В следующем месяце, можете в это поверить?

— Я так и думал, — Соломон полез в пиджак и достал еще один сверток, небольшой бархатный мешочек, и передал его Эддисон. — Я принес это специально для тебя и твоей милой малышки. Должно помочь в благополучных родах. Никогда еще не видел, чтобы это не сработало. — Он широко улыбнулся Эддисон. — Я видел больше детей, чем могу сосчитать, а это о многом говорит. Положи это под подушку, и все будет в порядке, ты понимаешь?

— Да, сэр, — кивнула Эддисон. — Спасибо.

— Мой хороший друг, Алистер, был бы рад познакомиться с этим ребенком. Он сам мне говорил. Был бы счастлив познакомиться с этим ребенком.

В комнате воцарилась тишина.

Мое сердце колотилось. Если бы Соломон начал плакать, я бы тоже потеряла контроль над своими слезами.

— Мама, бабушка на кухне, — заговорщически прошептал Перси. — Можно я сейчас открою Уитни секрет?

— Секрет? — Соломон вздрогнул.

— Возле комнаты тети Уитни был ангел, — спокойно объяснил Перси. — Я видел ее.

— Перси, достаточно. Это не разговор для обеденного стола.

— Ангел? — в голове промелькнуло воспоминание о женщине, которую я видела по прибытии — женщине в белом, которая смотрела на меня из окна моей спальни.

— Красивая женщина, — сказал Перси. — Она мне улыбнулась.

Соломон что-то неразборчиво пробормотал.

Моя сестра вздохнула и откинула голову назад, посмотрев в потолок.

— Фрэнсис.

— Перси, твоя мама просила тебя ничего не говорить. Это расстроит твою бабушку.

— Почему это должно ее расстраивать? — спросила я.

Эддисон скользнула по мне раздраженным взглядом.

— Потому что сейчас наша мама мало к чему относится с терпимостью. И меньше всего — к разговорам о призраках. Или проклятиях. С тех пор, как папа уехал в Париж, стало еще хуже.

Эддисон произнесла последнюю фразу так тихо, что я почти не услышала ее.

Я сдержалась, чтобы не спросить, появится ли мой отец на завтрашних похоронах. Конечно, не я одна. Но я, скорее всего, не до конца понимала, как уход моего отца отразился на маме, особенно сейчас. Я не винила ее за то, что она не хотела слышать ни о проклятии, ни о призраках, которых оно оставило после себя. Реальных или нет.

Соломон пристально посмотрел на меня через стол.

— Спасибо, Перси, — я снова сжала в руках пучок шалфея и кедра. — Мне нравится идея о том, что за нами присматривают ангелы.

— Мне тоже, — прошептал он.

Я встретила его доверчивый взгляд. Он так много потерял за свою короткую жизнь. Мое детство было безопасным. Детство Перси было отмечено проклятиями и потерями. Мне захотелось посадить его к себе на колени, крепко обнять и прошептать, что мне жаль, что меня не было рядом.