Я взяла в руки кулон и провела большим пальцем по состарившемуся стеклу.

Сохранила бы я прядь волос Сета, если бы у меня была такая возможность?

— Есть еще кое-что, — сказал Эфраим, достав из кармана пиджака черный конверт. Он бросил его на стол.

На лицевой стороне золотыми буквами было написано мое имя, отчетливый почерк дедушки Алистера я узнала сразу.

Я напряглась.

Не хотела знать, что там написано.

Я вспомнила первое письмо. То, которое Соломон вручил мне в ночь перед похоронами. Дедушка сказал мне, что скоро будет больше информации.

Сколько же будет таких писем?

— Ты собираешься открыть его? — спросил Эфраим.

Вопреки здравому смыслу, мои пальцы зудели от желания взять конверт и сломать печать, хотя бы для того, чтобы еще раз услышать дедушку. Но слишком многое уже произошло сегодня утром, и я не была готова смотреть на что-то такое теплое и личное, когда все еще чувствовала себя такой злой.

Я вздохнула и прищурилась.

— Ты серьезно?

— Да.

— Не собираешься его читать?

— Нет.

— Я бы хотел, чтобы ты его прочитала.

— Ну, тогда я точно не буду.

Эфраим мрачно усмехнулся и наклонился вперед, в его глазах зарождалась буря разочарования.

— Я так же втянут в это все, как и ты, Уитни. И хотел бы знать, что происходит.

Я взяла конверт, провела пальцем по гладкому краю, затем положила его на диван рядом с собой.

— Я обещаю поделиться любой важной информацией. — Я подняла подбородок. — Также имей в виду, что общего у нас — только фамилия. У тебя нет никаких других прав на меня. Ты не имеешь права пытаться указывать мне, что и как делать. Я буду управлять Darling Glass по своему усмотрению. Приходить и уходить, когда посчитаю нужным, как захочу и с кем захочу.

Он нахмурился.

— Как и я.

— Хорошо.

— Хорошо. — Эфраим потянулся к траурному ожерелью, лежащему на столе, его загорелые пальцы осторожно обхватили длинную цепочку. Он опустил его обратно в черный атласный мешочек и протянул его мне. — Мне нужно забрать кое-какие вещи наверху, — сказал он. — Мы должны вернуться в Дарлинг-Хаус. Мне сообщили, что Адель готовит сегодня мое любимое блюдо на поздний завтрак.

— Жареный цыпленок и вафли. — Я слегка улыбнулась знакомому воспоминанию.

Он пристально посмотрел на меня, затем кивнул.

— Устраивайся поудобнее.

— Эфраим.

— Ну что еще?

Я прикусила губу.

— Ты веришь в призраков?

— Я никогда их не видел, если ты об этом.

— Даже в Дарлинг-Хаусе?

Он повернулся и вышел из комнаты, его глубокий голос сурово прозвучал из-за плеча.

— Насколько я понимаю, Уитни, мертвые находятся далеко отсюда.

Уитни Дарлинг

Прохладный ветерок с океана развевал мои волосы, и я прижимала к груди письмо Алистера.

Моя дорогая Уитни,

Вот ты и здесь, любовь моя. Если ты читаешь это, значит, не умчалась обратно в Чарльстон. Ты дома, в Дарлинг-Хаусе, где тебе самое место. И какой прекрасной невестой ты будешь.

Я прошу прощения за то, что навязал тебе этот брак. Это было не столько мое желание, сколько необходимость. В Дарлинг-Хаусе зреет заговор, который ты еще не понимаешь.

Я боюсь призраков нашего прошлого.

После моей смерти в опасности окажется не только наше любимое стекло. Под угрозой наше имя. И, возможно, сама наша семья.

Кто-то следил за нами. Внимательно, как я полагаю, и уже довольно долгое время.

Я подозреваю, что это связано с проклятием и, так или иначе, с Уильямом и Джулией Дарлинг.

На нашем маленьком острове не всегда все было просто. Есть вещи, которые произошли давным-давно. Ужасные вещи, о которых я не смею здесь писать.

Призраки Дарлинг-Хауса вернулись. Они пытаются предупредить нас. И тебе стоит прислушаться.

Я уверен, что у вас с Эфраимом хватит ума и сил противостоять любым разоблачениям, которые появятся в ближайшие дни и недели, и исправить все, что угрожает разрушить наше наследие.

Как бы я хотел присутствовать на твоей свадьбе, увидеть тебя в белом платье, с прекрасным жемчугом Джулии на шее, как и все невесты Дарлинг до тебя.

Смотри на жемчуг. Наблюдай за люстрой.

П — это постоянство.

Я люблю тебя.

Твой дедушка Алистер Дарлинг

Я стояла одна, спиной к широкому, раскинувшемуся болоту и сотне миллионов диких существ, все они были полными жизни, тихими и скрытыми под поверхностью. Крабы-отшельники, черепахи, дельфины и всякая другая живность, кишащая, ныряющая и выпрыгивающая высоко над водой. Соленый восточный ветер с океана развевал мою льняную рубашку, как флаг капитуляции.

Дарлинг-Хаус во всем своем великолепии смотрел на меня, жемчужно-белый и величественный, стеклянные стены грандиозного четырехэтажного зимнего сада сверкали в утреннем свете.

Я спустилась к пляжу на рассвете, скорее по привычке, чем по желанию. И шла до тех пор, пока болотная трава не уступила место песку, а земля и жадная река не сменились океаном, где я наконец решилась прочитать дедушкино письмо.

И теперь я жалела, что сделала это, потому что, как и подобает истинным Дарлингам, все стало еще загадочнее. Трагичнее. Сложнее.

Призраки из нашего прошлого? Кто-то следит за семьей?

Я вспомнила о взломе в утро похорон.

Помассировала слишком знакомый спазм в основании шеи и заставила себя сделать глубокий, ровный вдох.

Почему дедушка поверил, что именно я смогу разгадать эту тайну? Потому что стекло говорило со мной?

Иногда я ненавидела стекло. Точно так же, как ненавидела реку, этот дом и весь этот проклятый остров. Какой смысл говорить со стеклом, заставлять его рассказывать о том, что может быть, что будет, если оно не собирается предостерегать от старых проклятий, от утопления близких, от множества страданий и потерь, которые нам пришлось пережить за последние два года?

И зачем дедушке понадобилось усугублять ситуацию, связав меня с тем единственным человеком, с мужчиной, который мог разбить мое сердце на части?

После того как Эфраим привез меня сюда с нашей импровизированной свадебной церемонии, он остался на поздний завтрак. По дороге мы, конечно, остановились, чтобы я купила свежую одежду, ведь не могла же я войти в парадную дверь в помятой ночной рубашке, а затем взаимно согласились, что никто из нас не проронит ни слова о случившемся. Как бы ни было заманчиво оставить неприятное событие в прошлом, нет ни малейшего шанса, что мама или мои тетушки легко воспримут новость о свадьбе по принуждению. На данный момент для всех остальных мы с Эфраимом были просто помолвлены, но еще не стали мужем и женой.

Адель встретила нас в холле, с готовностью приняла наше объяснение, что Эфраим заехал за мной пораньше, чтобы обсудить наши деловые отношения за чашечкой латте в маленьком кафе неподалеку от острова, после чего проводила нас в комнату для завтрака, где остальные члены семьи сидели вокруг множества запеканок, оставшихся после похорон, ассорти из выпечки и свежего кофе.

Мамины глаза засияли при виде нас с Эфраимом, эффективно разжигая мою ярость, которую я умерила по дороге домой.

Видимо, восприняв наше с Эфраимом слабое сближение как достижение согласия, мама и тетушки почти сразу перешли к разговору о свадьбе. Так уж получилось, что доставшийся по наследству дизайн приглашения ждал своего часа еще со дня моего рождения, обычно его обновляли, добавляя разные цветы для каждой новой невесты Дарлингов, но в данном случае эту деталь мы опустили, так как времени на подобную индивидуализацию не было. Обсуждали меню, живой оркестр и было достаточно споров о возможных цветах скатертей, чтобы я скрежетала зубами.