Лицо Джулии было суровым. Спина прямой.

А под подошвой туфли Джулии, как будто специально выделенный, лежал большой камень размером с мяч для гольфа. Я присмотрелась.

Не камень.

Бриллиант.

Я перевернула фотографию, и там, написанные мелким пляшущим шрифтом, были три маленьких слова.

«Ты спишь, Пенелопа».

Уитни Дарлинг

Я здесь.

На моем телефоне загорелось сообщение от Ислы, которая, узнав о событиях предыдущей ночи, настояла на том, чтобы приехать на машине.

Утром я не торопилась собираться, наложила дополнительный слой консилера на тени под глазами и закрутила волосы щипцами для завивки. Завершив макияж, я слушала подкаст, молясь Богу, чтобы в зеркале не появилось ничего ужасающего.

В голове все время повторялись три слова.

Ты спишь, Пенелопа.

Вопросов было очень много. Кто был в студии вчера вечером? Что они там делали? И где они нашли фотографию Джулии?

Неужели они специально оставили ее?

Эфраим не сказал полиции о фотографии. Показав мне фотографию, он сунул ее в карман, а затем проводил меня в гостиную вместе с остальными женщинами, пока офицеры и частная охрана прочесывали дом. Через несколько часов, когда наш остров был признан безопасным, он проводил меня в нашу комнату и отчитал за то, что я последовала за ним на болото. После этого он раздел меня и познакомил с радостями секса после ссоры.

Я выдохнула, покраснев при воспоминании о том, что он делал со мной. Места, где он меня целовал. Его тело, твердые, пульсирующие мышцы, напряженные и контролируемые, когда он подгонял меня все выше и выше, все ближе и ближе…

Я заставила свой пульс замедлиться.

Если не считать любовных утех, прошлая ночь была ужасающей. Очевидная угроза. Кто бы ни терроризировал Дарлинг-Хаус, живой или мертвый, он посылал сообщение. И мне нужно было его расшифровать.

Я потянулась к кулону, который носила на шее. Утром я проснулась от странного желания надеть его. И боялась, что тот, кто проник в дом, может найти его и украсть, а еще я чувствовала, что мое расследование включает в себя и поиски справедливости для маленькой Пенелопы. Мои глаза проследили за сложным узором светлых волос, так изысканно переплетенных в форме цветка. Ребенок на фотографии, которую нашел Эфраим, был Пенелопой. И это были ее волосы. Я знала это.

Мой желудок заурчал.

Мне нужна была еда и кофе.

Бросив последний беглый взгляд в зеркало, я направилась вниз.

У подъезда стоял белый фургон. Охранная компания. После вчерашних событий Эфраим настойчиво и не мягко требовал, чтобы были установлены камеры. Не только снаружи дома, но и внутри.

Мама, будучи невротически замкнутой личностью, разозлилась больше, чем шершень. Но согласилась.

Я наблюдала за тем, как коренастый мужчина в комбинезоне вытаскивал из кузова фургона контейнер с оборудованием. Затем в поле зрения появился Эфраим. На нем были черные брюки чинос и белая рубашка на пуговицах, расстегнутая, с рукавами, закатанными до половины на загорелых предплечьях.

Даже не выспавшись, этот мужчина был слишком красив для своего собственного блага.

На телефон снова пришло сообщение.

Я принесла тебе тыквенный латте. Он уже остыл.

Я поспешила на кухню. Исла любила сидеть за столом для завтрака и смотреть на воду.

— Доброе утро, извини, что задержалась. — Я крепко обняла ее.

Она протянула мне бумажный стакан.

— Мне жаль, что у вас была такая тяжелая ночь. Что здесь происходит?

— Мы пока не можем понять. Опять же, никаких следов кражи. Но мне сказали, что они разгромили студию. Эфраим вызвал газовую компанию, чтобы убедиться, что линии не были испорчены.

Глаза Ислы расширились.

— Не могу поверить, что Перси разбудил тебя так вовремя, чтобы ты успела увидеть свечи. — Она наклонилась вперед. — Какова вероятность такого?

— Старалась не думать об этом слишком много. — Я сделал глоток своего латте. — Полиция не нашла ничего особенного. Несколько свечей из пчелиного воска. Сегодня утром они отправили бригаду на поиски отпечатков пальцев.

— И это все, что они нашли? Свечи?

— Ммммхххммм.

Исла выглядела неубежденной.

— Ты считаешь, что они должны были найти что-то еще? — спросила я.

Она вздохнула.

— Нужно думать, что если парни кого-то вспугнули, и они были застигнуты врасплох, то должны оставить после себя что-то. Набор ключей, инструмент, который они использовали для взлома, что-то такое.

Упоминание фотографии, которую Эфраим обнаружил на полу студии, вертелось у меня на языке.

Но по какой-то причине я не произнесла этого.

— Наверное, кому бы это ни было, на этот раз повезло, — сказал я. — Мы узнаем больше, когда полиция закончит.

— А как насчет книги, которую Перси нашел у вашей двери? Как ты думаешь, это связано? — Исла подняла бровь. — Самый большой вопрос, я полагаю, заключается в том, кто хочет, чтобы ты увидела эту книгу?

Я отпила еще один глоток теплого кофе.

— В Дарлинг-Хаусе подобные происшествия обычно сваливают на типичных подозреваемых.

— Ты имеешь в виду призраков?

В комнату вошли Фрэнсис и Эфраим.

— Доброе утро, дамы. — Глаза Эфраима остановились на мне. — Я искал тебя.

Я подняла свою кружку с сонной полуулыбкой.

— Как видишь, я была недалеко.

— И ты будешь продолжать в том же духе. — Он скрестил руки. — Мы с Фрэнсисом обсудили ситуацию. Больше никаких прогулок в одиночку по острову, даже отсюда до стекольной мастерской. Только с сопровождением.

— Эфраим. — Я перевела взгляд с него на Фрэнсиса, который лишь смотрел на меня таким же твердым взглядом. — Это неразумно.

— Я знаю. Вот почему мы с тобой направляемся ко мне в город. Мне нужна твоя помощь, чтобы подготовить его для семьи. Мы все остановимся на Джонс-стрит.

— Эфраим.

— Это только до тех пор, пока мы не разберемся с этим, Уитни, — сказал Фрэнсис.

— Но, если оставить Дарлинг-Хаус пустым, это будет приглашением для того, кто все это затеял. Кто знает, что может случиться?

— Дом не останется без присмотра. — Взгляд Эфраима упал на траурный кулон, висевший у меня на шее. Его брови сошлись, но он ничего не прокомментировал. — Мы обсудим детали в машине.

Исла успокаивающе коснулась меня рукой.

— Уитни, парни правы. Ситуация становится опасной. В центре города вам будет спокойнее. Кроме того, у нас так много дел по подготовке к торжественному вечеру, что, я уверена, у тебя почти не будет времени скучать по этому месту.

К тому времени, когда солнце опустилось ниже крыш домов на Джонс-стрит, и последние лучи оранжевого заката окрасили небо, я все еще была раздражена, но уже смирялась с мыслью о переезде в город.

Эфраим откинулся на антикварный диван напротив меня, положив предплечья на колени. Он изучал свои руки, повернув их ладонями вверх и сосредоточившись на деловом звонке. В Нью-Йорке возникли непредвиденные проблемы, и поэтому наша поездка в Дарлинг-Хаус за моими вещами была отложена.

Несмотря на мое плохое настроение, мы быстро подготовили его особняк к длительному пребыванию в нем семьи. Остальные члены оставались на острове с Фрэнсисом и тремя агентами личной охраны Эфраима, пока дамы собирали все необходимое для себя и детей на время пребывания в городе. Они планировали прибыть сюда вместе с нами после последнего ужина перед отъездом из Дарлинг-Хауса.

Я стояла у одного из высоких окон гостиной, выходивших на Джонс-стрит. В доме была тишина, лишь тикали дедушкины часы в прихожей, да изредка доносился ровный безэмоциональный голос Эфраима.

На мраморной столешнице стояла ваза с мертвыми цветами — свидетельство того, что экономка еще не совершила свой еженедельный обход. По высокому потолку полз белый лунный свет.