Адель сидела одна за столом у кухонных окон, потягивая кофе из керамической кружки, перед ней лежала Библия в кожаном переплете.

— Алиса и Эддисон прекрасно себя чувствуют, — сказала она, не поднимая на меня глаз.

Я достала из шкафа кружку, налила в нее кофе и долила сливок.

— Она великолепная малышка.

— Точная копия тебя и Сета, когда вы родились.

Я присоединилась к тете, опустившись на сиденье напротив нее. Взяла большой черничный кекс с тарелки в центре стола. Мне не хватало этих утренних посиделок с ней, когда мы часто просыпались первыми. На кончике языка вертелось столько всего, что хотелось сказать, например, о том, как мне было отчаянно одиноко, или о том, что жизнь в городе так отличается от жизни здесь, или о том, как я скучала по стеклу.

Но почему-то я чувствовала, что Адель все это уже знает.

— Я скучала по нашим беседам за чашкой кофе, — прошептала я.

— Я тоже, дорогая девочка. — Она положила морщинистую руку на мою, ее изящные пальцы были теплыми и сильными.

Между нами установилась знакомая легкость.

Дом все еще гудел энергией, в воздухе витала какая-то магия, которая оживала только после чего-то чудесного.

— Могу я задать тебе вопрос?

— Очевидно, — усмехнулась Адель, оторвав взгляд от лежащей перед ней Библии.

— Многое произошло с тех пор, как я приехала, — сказала я. — Некоторые вещи привлекли мое внимание.

— Да? — свет в ее глазах померк, и я сразу почувствовала себя виноватой за то, что сказала что-то.

— Вчера вечером, до ситуации с ребенком, Эддисон сказала что-то о том, что дедушка перед смертью был параноиком. И что он вроде бы что-то искал в доме. Ты знаешь что-нибудь об этом?

Адель молчала долгую минуту, глядя на меня и делая громкие, неторопливые глотки кофе.

— Твоя сестра права, — сказала она наконец. — Алистер был неспокоен в последние дни своей жизни. Он мало чем делился со мной. Самое большее, что я могу сказать тебе, дорогая, это то, что он считал, что его преследуют.

— Призраки?

Она кивнула.

— Он утверждал, что Джулия Дарлинг была здесь, в доме, и пыталась его о чем-то предупредить. — Она ущипнула себя за переносицу. — Твой дедушка любил тебя и твоего брата больше жизни. Когда Сет покинул нас таким ужасным, внезапным образом, это убило и его. Потом ты уехала. Умер отец Перси, развешивая рождественские гирлянды, потом инсульт Розы, и…

Я подняла руку, мой пульс скакал в неустойчивом ритме. Я отогнала воспоминания о Джулии, окровавленной и умоляющей, в моей гримерке у Бо.

— Я понимаю, — сказала я. — Он сказал тебе, от чего Джулия его защищала? Это было проклятие? Что он пытался найти?

Адель покачала головой, выпрямившись при звуке шагов Перси в коридоре.

Мы обе нацепили на лица улыбки, когда он выглянул из-за угла и присоединился к нам на кухне.

Роза, одетая в розовый кардиган, следовала за ним в своей коляске. Увидев нас с Адель, она улыбнулась, а затем протянула мне пластырь, как будто вручала Ковчег Завета.

— Вот, дорогая. Тебе это пригодится.

— Спасибо, — сказала я, приняв от нее пластырь. — Надеюсь, ничего серьезного.

— О, с ним все будет в порядке, — сказала Роза, достав фарфоровую тарелку и кекс. — Принеси мне кофе, ладно? А потом иди. Отправляйся на пляж. Я имею в виду не болотистый речной пляж, а океанскую часть острова. На восток.

— Она знает, в какой стороне океан, Роза, — пошутила Адель.

Я посмотрела на нее.

— Есть идеи, в чем дело?

Адель пожала плечами.

— Тебе лучше поторопиться.

Перси хихикнул.

— Отлично. — Я налила Розе чашку кофе. — Пойду найду свои туфли.

Роза указала на дверь, сурово приподняв брови.

— Хорошо, — вздохнула я. — Пойду босиком.

Мокрый утренний песок шевелился под моими ногами, когда я шла по пляжу. Я провела кончиком пальца по краю маленькой белой ракушки, которую держала в руке, ощущая ее крошечные гребни и колючие песчинки, прилипшие к ее нижней стороне.

Холодный ветер жалил мне нос и лицо.

Это было приятно. Хотя, если бы мне повезло, я бы простудилась и провалялась в постели несколько дней.

Человек, бегущий по пляжу в мою сторону, был высоким и стройным, его шаг был легким, несмотря на слои черной спортивной одежды, покрывавшей его с ног до головы.

Эфраим помахал мне рукой, когда расстояние между нами сократилось, и я заметила симпатичную щетину на его щеках и мокрые от пота волосы, выглядывающие из-под вязаной шапочки.

По мере приближения он замедлил шаг, его глаза внимательно изучали меня.

Я скрестила руки перед собой.

— Странно видеть тебя здесь.

— Я бываю здесь каждое утро.

Я кивнула, стараясь не вникать в его тон.

Он снял шапку, и ветерок взъерошил его влажные волосы, как ветер птичьи перья. Он повернулся лицом к воде, вытянув руки, как будто хотел вобрать в себя этот вид. — Я никогда не бегал рядом с океаном, которому так много хочется сказать.

— Слышишь голоса?

Он закатил глаза и засмеялся. Глубокий, хриплый звук.

— Ты бы знала об этом.

— Туше.

Он вздохнул и сел на песок, так близко, чтобы прибой мог дотянуться до него и коснуться ног. Он стянул кроссовки и носки, затем закатал свои штаны, обнажив сильные, загорелые икры и ступни. Он жестом пригласил меня присоединиться к нему.

— Садись.

Я замешкалась, затем вздохнула и опустилась рядом с ним.

— Ты ведь понимаешь, что на улице около сорока¹¹ градусов?

— Скорее, шестьдесят¹². — Его улыбка расширилась. — И тебе было бы не так холодно, если бы ты потрудилась надеть обувь.

Я закатила глаза, не утруждая себя объяснениями, откинулась на локти и выжидающе посмотрела на него.

Он уперся пятками в песок.

— А теперь закапывай ноги.

Я пошевелила пальцами ног и погрузила их в сырость.

— Зачем мы это делаем?

— Это называется «заземление», — сказал он. — Общение с природой.

Я дрожала и старалась не стучать зубами.

— Океан будет с нами разговаривать?

— Конечно. Но ты не сможешь его услышать, если будешь разговаривать.

— Хорошо.

Эфраим закрыл глаза, позволив голове опуститься между плеч. Он раскинул руки рядом с собой и уронил голову на песок.

— Хорошая девочка. Ложись.

— Я не твоя хорошая девочка.

Он зарычал, явно раздражаясь.

Я сжала челюсть и откинулась на холодный песок. Смотрела на серые облака и дрожала.

— Ничего не происходит.

— Закрой глаза, сделай глубокий вдох и слушай.

Я закрыла глаза.

Уитни. Разбита.

Ух. Я не могла заниматься подобными вещами. Стекло.

Волны разбивались совсем рядом с нашими ногами, тянулись к нам пузырящимися ледяными пальцами. Ветер шептал. Кричала чайка.

Секунды превращались в минуты, извиваясь и изгибаясь в ровном ритме океана. Я почувствовала на себе взгляд Эфраима и ощутила, как он приподнялся.

— Что оно тебе говорит? — спросил он.

Может быть, дело было в том, как нежно он это спросил, или в тоне его голоса, напомнившем мне об Алистере и сотне других таких же мелких моментов из прежней жизни, но все это было слишком.

Вся печаль, разочарование, чувство вины, страх, которые я тщательно скрывала после возвращения в Дарлинг-Хаус, вырвались на поверхность.

— Оно говорит, что я разбита, — задохнувшись, сказала я. — Оно говорит, что во всем, что произошло, виновата я. Что я не должна была сюда возвращаться. — Слезы навернулись мне на глаза, а горло болезненно сжалось. — Оно говорит, что в тот день река должна была забрать именно меня, а не Сета. Это должна была быть я. — Я повернулась чтобы уйти.

— Уитни, подожди.

— Что, Эфраим? — я уставилась на него. — Что тебе от меня нужно?

— Мы поженимся через три дня.

Я усмехнулась.

— Мы уже женаты, помнишь?