Он покачал головой.

— Никаких во мне особых талантов нету. Просто лениться не приучен...

— А кем ты мечтаешь стать? Инженером, геологом, военным?

— Не знаю, — передернул он плечами. — Пока еще над этим не задумывался.

— Ну как же так можно, Васенька? Человек же рождается со своей мечтой! Я, например, с четвертого класса выбрала медицину.

— Глупости все это. Как может человек, не зная еще, с чем ее едят, думать о какой-то профессии? Чтобы найти свое призвание, надо не мало дел перепробовать.

Когда он был серьезен, с ним невозможно было спорить, он упрямо стоял на своем, не считаясь ни с какими доводами.

На дворе уже пахло весной. Вовсю хозяйничал теплый апрельский ветер: осаживал ниже сугробы, сшибал с водостоков звонкие сосульки. А посреди улиц уже темнели выбитые автомобильными шинами проталины. В эти дни случилось наконец то, чего я долго ждала: Вася меня поцеловал. Губы у него были сухими и жесткими, как жесть, а поцелуй вышел неловким и стыдливым.

— Ты знаешь, Аленькая, — шепнул он мне, — я даже мать никогда не целую... У нас с ней хорошая дружба без нежностей и сюсюканья.

— А я невозможная лизунья, — счастливо засмеялась я. — Девчушкой, бывало, к папе на колени заберусь и не успокоюсь, пока всего не обцелую.

— Придется менять привычки, — еще тише шепнул он.

— Разумеется, тебе, — теснее прижалась я к нему. — Ведь цветы и нежность — женская слабость...

— А ты-то откуда знаешь, пигалица? — шутливо прикрикнул он на меня. — Или это вам по домоводству преподают?

— Нет, Вася, это в каждой из нас сидит от рождения. Вы, мужчины, больше умом живете, а мы прежде всего чувством...

— Ну да, — проворчал он. — Шестнадцать лет — опасный возраст.

— Дурашка ты мой рыжий! — дернула я его за выбившуюся из-под кепчонки прядь. — Да я всю зиму ждала твоего поцелуя! Другие делают это в первый же вечер...

Вася снова нахохлился. Я почувствовала, что сейчас он обиделся всерьез.

— Правда, если бы ты сразу полез ко мне с поцелуями, то получил бы по щекам.

Я ласково провела по его лицу рукой. Он мигом оттаял и обнял меня так, что хрустнули мои косточки.

— Эх, Алка-русалка, гвоздь в моем сердце! — сказал он.

Мама по-прежнему была в молчаливой оппозиции к нашей дружбе. Папа поддерживал гибкий нейтралитет.

— Разве можно все принимать так близко к сердцу, Альбина? — ласково увещевал он. — Девчонка — еще подросток. До замужества ей, как до неба. Зачем так реагировать на ее детское увлечение?

А сам украдкой подмигивал мне и ободрял взглядом: «Ничего, Алченыш. Держись молодцом!»

Но еще более обидным было то, что я тоже не понравилась Васиной матери. Анна Петровна оказалась нестарой еще, высокой, чуть сутуловатой женщиной с большими, как у мужчины, кистями рук. Заметив, что я гляжу на них, она спрятала ладони под ситцевым передником. Едва поздоровавшись со мной, куда-то заторопилась. Похоже, я показалась ей крученой девчонкой, неженкой и белоручкой. Если так, то отчасти она была права.     

Когда закончились три дня, отпущенные Портнову на оглядку, Исмагилов пригласил его в свою каюту.

— Теперь открою тебе карты, — улыбаясь, сказал он. — Я думаю в академию поступать. Мне без нее нельзя — нашим аксакалам слово давал стать первым хакасским адмиралом! Генерал в Абакане есть, адмиралов пока не было. Так что извини, нянчиться мне с тобой будет некогда. Высшую математику надо зубрить, теормех, сопромат...

Портнов молча пожал плечами. Капитан-лейтенант звонко прыснул, шутливо толкнул его локтем:

— Ты каждому моему слову не верь. Мы, хакасы, народ маленький, зато каждый второй — поэт. А поэты приврать любят!

С душевным трепетом отправлялся Портнов на свою стартовую батарею. Но ничего особенного не произошло. Кудинов встретил его положенным докладом, а во взглядах других подчиненных лейтенант не уловил насмешки. Он приободрился и повеселел.

Проворачиванием механизмов пока руководил мичман. Портнов сидел чуть поодаль от командного пункта и смотрел, как на нем вспыхивают цветные транспаранты. Их много, и скоро передняя панель стала похожа на мозаику. Изредка лейтенант окидывал взглядом пост управления. Операторы деловито копошились возле своих приборов. В блестящих кожаных шлемофонах они походили на космонавтов. За креслом старшины Шкерина стоял матрос Саркисян. Он пока дублер. Шкерин часто оборачивался к нему и что-то долго, терпеливо объяснял. Саркисян согласно кивал курчавой головой.

Внезапно звякнула входная дверь, и Портнов увидел входящего замполита. Тот рукой показал: продолжайте работать.

— Да, сложное у вас хозяйство, — сказал Поддубный, когда весь цикл, вплоть до условного старта, был закончен.

Портнов неопределенно шевельнул плечами.

— Вы в училище изучали этот комплекс? — спросил Поддубный.

— Теоретически до винтика, а вот практически...

— Ничего, — ободряюще улыбнулся замполит. — В море вы быстро руку набьете, — и, наклонившись поближе к лейтенанту, шепотом добавил: —  Вы к подчиненным своим почаще обращайтесь и без стеснения. Они у вас Кулибины в тельняшках!

«Откуда ему все становится известным?» — подумал Портнов, заподозрив в его совете намек на свой недавний конфуз.

Прозвучали отрывистые звонки отбоя учебной тревоги.

— Может, выйдем покурим? — предложил Портнову замполит.

Лейтенант воспринял его предложение как приказание. Ведь Поддубный знает, что он некурящий.

За бортом ласково плескались мелкие искристые волны Средиземного моря. Забавными мотыльками выпархивали из воды летучие рыбы и торопились прочь от корабля — очевидно, они принимали его тень за огромного дельфина.

— Вы читали Гомера, Василь Трифонович? — спросил замполит.

— Конечно.

— Как раз в этих самых местах бродил когда-то Одиссей в поисках своей Итаки, — кивнул Поддубный на голубеющий горизонт. — Ему бы один из наших гирокомпасов!

Портнов с любопытством глянул на худощавую, почти мальчишескую фигурку капитана третьего ранга. Удивительно, как совпали их мысли! Вообще Портнов с детства любил в мечтах смещать эпохи. Так, после фильма «Александр Невский» он мысленно представлял в руках богатыря Василия Буслаева ручной пулемет вместо оглобли. Что бы получилось тогда из тевтонской «свиньи»!

— Вы подружились со Смидовичем? — неожиданно перевел разговор на другое Поддубный.

— Нет, — откровенно признался Портнов.

— Ага, понимаю, — нахмурился замполит. — Несходство характеров. А вы знаете, — продолжал он после паузы, — лейтенант Смидович неплохой парень. Старательный, а главное, честный. Только вот на море он случайный человек. Не та в нем закваска, которая нужна моряку. Да... Все люди родились на земле. И не каждому дано покидать ее надолго... Придется списывать Смидовича с корабля, — вздохнул он. — А нам с командиром еще один минус в работе причтется.

— Сколько лет нашему командиру, товарищ капитан третьего ранга? — поинтересовался Портнов.

— Командиру? Тридцать пять. Мы с ним ровесники. А что?

— Я думал, он старше. У него виски с проседью и ранг солидный.

— Седина не всегда признак возраста, — грустно улыбнулся Поддубный. — А вы знаете, — снова оживился он, — что наш командир из старой морской династии? Его прадед был адмиралом русского флота, дед воевал с белыми в Красной Азовской флотилии, отец — капитан первого ранга, недавно уволился в запас... Зато династии Смидовичей во флоте нет... и не будет, — невесело закончил он.

— Династии Портновых тоже нет, — улыбнулся лейтенант.

— Коль появился родоначальник, возможна и династия.

Весною чехардой полетели дни с неделями. Не успела я оглянуться, как на носу были уже экзамены. Но я волновалась не столько за себя, сколько за Васю. Ведь ему, а не мне получать аттестат зрелости.