Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но он загребал снег своими длинными ногами, лишь вздрагивающая рука, в которой он держал мою ладонь, выдавала его волнение. Беда мне была с таким кавалером! Я легонько отстранилась от него и вполголоса замурлыкала насмешливую песенку:

Холодно, холодно на морозе петь,
Если милый не жалеет,
Если милый не умеет
Даже губы отогреть...

А Вася обиженно вздохнул.

Как-то я затащила его к себе домой. Он испуганно остановился возле порога моей комнаты, не решаясь ступить на ковер подшитыми кожей валенками. Я принесла ему папины домашние тапки. Он смущенно глядел на меня и не переобувался. Тогда я вышла на мамину половину. Когда вернулась, увидела тапки на босых Васиных ногах. Наверное, он стеснялся своих заштопанных носков.

Осторожно присев на краешек тахты, он бросал косые взгляды на сверкающее лаком пианино, на крышке которого выстроилось стадо розовых мраморных слоников.

— Ты играешь или мать? — спросил он, чтобы поддержать разговор.

— Мы обе. Я закончила музыкальную школу, а мама в ней преподает.

— А я вот играю только на патефоне, — неуклюже пошутил Вася.

— Знал бы ты, сколько я слез над ним пролила, — кивнула я на пианино. — Мама все твердила, что у меня абсолютный слух, а мне жуть как не хотелось целыми днями долбить гаммы! Я бы лучше в гимнастическую секцию записалась.

— Музыкальная грамота расширяет кругозор, — солидно кашлянул он. — Музыку я действительно очень люблю... радио почти каждый день слушаю.

— Здравствуйте, молодой человек! — сказала вошедшая мама. Она была одета в строгий жакет, волосы закручены в плотный узел, тонкие губы поджаты. С таким выражением лица она всегда входила в класс к своим ученикам, хотя дома с папой, со мною и с братишкой Димкой она была ласкова, всегда улыбалась и часто напевала.

— Вы и есть Вася? — спросила она. — А меня зовут Альбина Павловна.

— Очень приятно, — пробормотал Вася, вскочив с тахты и опустив руки по швам.

Он был забавен в этот момент, длиннющий, с растерянным лицом, с голыми пятками, торчащими из тесных ему тапок. Я заметила, как мама горько усмехнулась. «Ну и вкус же у моей дочери», — возможно, подумала она. Но ведь и она сама любила повторять поговорку: «По одежке встречают, по уму провожают».

Вася, конечно, почувствовал ее отчужденность и с этого раза неохотно переступал порог нашего дома.

Глава 5

Рассказывает автор:

Широкой извилистой рекой проплыли назад Дарданеллы. Берега их не были так живописны, как побережье Босфора: среди зеленой растительности здесь то и дело виднеются рыжие проплешины пустошей. На склонах холмов прилепились пестрые заплатки селений с неизменными камышинками минаретов. Но вот кончается крутое колено, и перед взором предстает старинный форт. Подслеповатыми бойницами смотрят замшелые стены крепости, словно допытываются: с добром или с худом идете, мореплаватели?

Третье море на пути «Величавого» — Эгейское. Одно из самых любопытных на земном шаре, потому что нашпиговано островами, как суп клецками. Они начинаются сразу за выходом из Дарданелл.

— Гляньте вон на тот остров, — говорит Портнову вышедший на мостик замполит. — Он называется Мавро...

«Мавро, Мавро... — задумался лейтенант, напрягая память. — Ах да, адмирал Сенявин!» И мысленно перенесся более чем на полтораста лет назад. В бледном мареве на горизонте заполоскались на ветру флаги русской эскадры, окутались пороховым дымом от залпов корабельных пушек, а чуть поодаль поднялись яркие сполохи над палубами турецких фрегатов...

— Да, Средиземноморье, — задумчиво произнес Поддубный. — На географической карте тут не увидишь русских названий. Зато перелистайте страницы истории — и здесь сразу запахнет Русью! И, главное, не как завоеватели — освободителями приходили сюда русские моряки... Читали, как адмирал Ушаков провозгласил на отвоеванных у французов греческих островах Ионическую республику? Не княжество, а республику! Он был не только великим флотоводцем, но и большим мечтателем, наш Федор Федорович! — тепло улыбнулся замполит.

Где-то высоко в небе послышался гул авиационных двигателей, из редких перистых облаков вывалился серебристый треугольник. Самолет снижался, увеличиваясь в размерах, и с ревом пронесся над «Величавым». На его фюзеляже простым глазом видны были сине-белые звезды.

— Американский морской разведчик типа «Орион»! — громко выкрикнул сигнальщик.

— Вот и первая ласточка, — вслух подумал Портнов.

— Только не ласточка, а коршун, — усмехнувшись, поправил его замполит. — Эти синие звезды надолго запомнят жители Нагасаки и Хиросимы, мирные труженики Кореи и Вьетнама...

Сделав круг, американский летчик снова повел самолет навстречу «Величавому», держась над морем почти на бреющей высоте.

Смотря на его остекленный фюзеляж, Портнов подумал о том, какое терпение требуется от командиров советских кораблей, постоянно подвергающихся провокационным облетам натовской авиации.

— Наверно, мысленно уже два раза отправил нас ко дну, — проводив самолет взглядом, сказал Поддубный. — Попробовал бы он сунуться к нам всерьез! — кивнул он на зенитные установки.

— А почему мы позволяем им устраивать провокации? — угрюмо спросил Портнов. — Взять бы да и грохнуть разок-другой для острастки хотя бы практической ракетой!

— Ишь ты, какой задиристый, — рассмеялся замполит. — В этом-то наше и преимущество, — продолжал он серьезно, — что наш флаг является здесь флагом мира. Не для того, чтобы развязать, а, наоборот, чтобы не допустить войны, пришли мы в Средиземное море.

Ракетоносец стремительно шел вперед, казалось, не обращая внимания на самолет, только развернулись в его сторону чуткие уши радаров. Покружив еще немного, американец улетел, растворившись в подступающих с запада густых вечерних сумерках. Становилось прохладно, быстро влажнела одежда. Портнов покинул мостик.

Его сосед Смидович лежал на койке в кителе и брюках и даже не обернулся на стук двери, хотя глаза его были открыты. Портнов осторожно, чтобы не зашуметь, прошел к столу и уселся в кресло.

— Ты извини, старик. Хандрю, — вздохнул за его спиной сосед. Потом, помолчав, заговорил снова: — Тебе этого пока не понять. Ты еще рвешься душой в неведомое завтра. Вот проболтаешься на соленой водичке с полгодика, тогда посмотрим... А может, ты с детства спал и видел море?

— Нет, — повернулся к нему Портнов. — Я из Сибири. Море только в кино смотрел. А в морское училище пошел по направлению военкомата. Могли предложить в авиационное или танковое, в любое...

— Ну и что? — скрипнул пружинным матрацем Смидович. — Раскаиваешься теперь? Эх, дураки мы были, ведь столько есть институтов, университетов! Учись — не хочу...

— А я ни капли не раскаиваюсь, — сказал Портнов. — Считаю, что мне повезло.

— В чем? — сердито обернулся и повысил голос Смидович. — В том, что дети будут без тебя расти? Я в прошлый раз уходил, дочка моя ползать не умела, а вернулся — она уже говорить научилась. «Дядька, уйди!» — на меня кричит. И вообще, верно кто-то сказал: моряку жениться — все одно, что интересную книгу купить: приобретешь ты, а читать будут все, кто заинтересуется...

Портнов неопределенно передернул плечами, думая в этот момент об Аллочке. Пусть попробует кто-нибудь когда-нибудь сказать про нее такое!

— Ты меня прости. Я хандрю, — снова вздохнул Смидович и расслабленно откинулся на подушку.

Рассказывает Аллочка:

Я страшно удивилась, когда узнала, что Вася на пороге окончания школы еще не решил, что делать дальше.

— Наверное, работать пойду. Отец алименты скоро перестанет платить, а матери трудно прожить на свою зарплату...

— Тебе учиться дальше надо, Вася! — всплеснула я руками. — Ты же умный, талантливый!

5
{"b":"860221","o":1}