— Ох, поначитался ты книжек! — с досадой сказал Киу. — Тогда я сам пойду.

— Киу, можно сорваться в любой момент, даже от порыва ветра, или крика птицы, или от неправильно сделанного шага.

— Спасибо, что предупредил, — съехидничал Киу.

За разговором они не сразу заметили, как за их спиной появился монах — это был Шифу. Прошлым летом он ушел в касту старейшин и теперь не был их непосредственным учителем, но по статусу внимательно следил за всеми и всем происходящим в монастыре.

— Вы хотите знать, что находится с другой стороны скалы? — спросил Шифу, глядя на воспитанников.

Донг и Киу почтительно молчали, склонив головы. Они так глупо попались — в пылу спора не заметили, как стали разговаривать громко.

— Да! — осмелился сказать Киу, не могли же они просто промолчать.

— В свое время вы всё узнаете, если, конечно, будете прилежными учениками. А сейчас будете наказаны за несмирение, нетерпение и… — Шифу помолчал, оглядывая мальчиков, и добавил: — За неумение быть осторожными. Донг — десять ударов, Киу — пятнадцать.

— Но… — запротестовал Киу.

— Еще два удара, Киу.

Это было тяжелое наказание. Так их еще не наказывали.

Донг и Киу лежали на животах и постанывали. Лечь на спины они не могли — было очень больно.

— Я всё равно проберусь туда! — твердо сказал Киу.

— Тебе же сказали, и так всё узнаешь. Наверняка монахи-воины делятся еще на две касты. И те, кто попадают в высшую касту, проходят обучение отдельно от остальных.

— Почему отдельно? — спросил Киу.

— Потому что наверняка это тайные знания. Не для всех. Понимаешь?

— А что за знания? Другие интересные приемы?

— И не только. Думаешь, зачем я часто хожу в библиотеку? Кстати, и тебе бы не помешало. Там такие… — Донг огляделся и продолжил: — Короче, все эти легенды про монахов, скорее всего, и не сказки. Ты заметил, что лучшие бойцы через некоторое время исчезают из монастыря?

— Ну да. Их отправляют защищать нашу империю, — ответил Киу.

— Да, но не всех. Кто-то продолжает обучение.

— Зачем?

— Ох, Киу! Затем, что есть тайные знания.

— Тайные-тайные!.. И что?

— А то! Нам надо стать хорошими, нет, лучшими монахами-воинами, тогда мы попадем туда, за эту скалу, и всё узнаем.

— Так бы и сказал. — Киу хотел повернуться, но вскрикнул от боли и снова лег на живот.

Донг, конечно, знал больше. Что-то прочитал, что-то успел рассказать ему Дэй, до чего-то додумался сам. Но он не мог всё выложить прямолинейному, быстрому на дело Киу — это не его, Донга, тайны. Киу лучше потом всё узнает. И про Дэя он тоже ничего пока не рассказывал. А Киу и не спрашивал ни о чем. Он даже, наверное, и забыл, почему Донг умолял его проиграть поединок и почему от этого зависели чьи-то жизни.

Суиин и Шучун

Суиин, постаревшая и сгорбившаяся, любила мыть посуду. Ее никто не трогал в это время, и она могла предаваться воспоминаниям. Сегодня вечером у ее господина Энлэя было много гостей. Зарезали двух барашков. Ели, пили, состязались в умении стрелять из лука. Суиин ничего этого, разумеется, не видела. Она помогала в приготовлении еды, а сейчас моет посуду, вспоминая свое житье с мужем Бо в Маленькой деревне. И только река слушает ее, и то не очень внимательно:

'Да, Бо… как ты защищал нас, как хотел спасти. Не смог. Прости меня, Бо. Я тоже не уберегла нашего младшего сына Фенга.

На рынке рабов, куда нас привели бандиты, было так шумно и… страшно. Слышались щелканье бичей, резкие голоса продающих живой товар и крики, крики тех, кого навсегда разлучали с родными. Я так боялась за детей. Шучун всё время плакала и просилась домой — в Маленькую деревню. Фенг держался, но было видно, что и ему не по себе. Возле нас останавливались покупатели — сразу видно, богатые люди. И всякий раз у меня замирало сердце — вот сейчас кому-то из этих богатых людей понравится Фенг или Шучун, и их отберут у меня. Но, видимо, плач Шучун раздражал и отпугивал покупателей. Никто надолго не останавливался перед нами.

Солнце уже стояло высоко. Хотелось есть и пить, но нам не давали. Тогда я набралась смелости и попросила воды, чтобы дочка не плакала, а покупатели не уходили, ведь не все переносят детский плач. И мне сунули глиняную чашку с водой. Я всё отдала детям. Шучун, напившись, успокоилась и задремала у меня на плече. Фенг по-прежнему стоял рядом. Я видела, что ему очень хочется сесть, но он стоял. Так прошел день.

Вечером тоже покупали рабов, но меньше — при плохом освещении трудно разглядеть, насколько здоров раб. На ночь нас отвели в старую грязную хибару, чтобы утром снова выставить на рынке. Я почти не спала. Дети лежали возле меня. Я думала, что, может быть, будет лучше, если Фенг убежит. Но нас охраняли, да и слишком маленьким был наш шестилетний сын Фенг.

Рано утром мы снова очутились на рынке, только на этот раз стояли в другом месте. Шучун опять плакала — нас так и не покормили. И вот появился он — тот господин, что купил Фенга. По гладкой речи я поняла, что он не купец, а скорее чиновник. И глаза у него были незлые. Тогда я подумала, что, может быть, всё обойдется и наш сын попадет в добрую семью.

Фенг, как ни держался, все-таки заплакал, когда мы прощались. И всё смотрел на меня, как будто я могла его защитить. А я, Бо, не могла. Ах, если бы я могла…

Так увели нашего сына. И я молила Небо, чтобы меня не разлучили с Шучун. И, видимо, Небо услышало меня. Ближе к вечеру нас с дочкой присмотрел богатый землевладелец — это господин Энлэй. Он искал женскую прислугу. Не молодую, но и не старую, к тому же Шучун отдали ему почти бесплатно. И когда девочка подрастет, тоже будет прислугой. А продавцам лучше быстрее продать: раб может заболеть, да и кормить его надо, а это дополнительные расходы'.

— Суиин, чего ты так медленно моешь? Звезды уже скоро покинут небо, — проворчала, подойдя к Суиин, старшая служанка Мей.

Она редко наказывала Суиин — та делала много работы, не роптала и даже помогала тем, кто не успевал.

Суиин ничего не ответила, но стала работать быстрее.

— Как закончишь, подмети еще в большом шатре.

— Слушаюсь, Мей.

Когда Мей ушла, Суиин посмотрела в сторону кустов, где спала, закутавшись в рваный плед, дочь.

Шучун недавно исполнилось восемь лет. И мать, как могла, оберегала дочь. Всюду брала ее с собой как помощницу. Специально мазала красивой Шучун лицо, одевала в тряпье, делая из нее замарашку. Вот и сейчас подумала: оставить Шучун здесь, у реки, или разбудить и взять с собой подметать шатер? Решила оставить — кто пойдет к реке ночью. А она быстро управится. И может быть, удастся принести что-нибудь вкусненькое дочери — там, бывает, остается столько еды. Да и не только еды. Однажды Суиин нашла медную монету. Сначала хотела отдать, но потом решила, что пригодится для ее девочки. И таких монет Суиин скопила уже четыре.

Ах, четыре — несчастливое число, число смерти.

Суиин подхватила часть посуды, остальное соберет, когда придет за дочерью, и направилась к главному шатру. Завтра гости, оставшиеся на ночлег, придут сюда завтракать. Нужно всё хорошо подмести и прибрать.

Суиин работала, как всегда, быстро, сноровисто. За что ее и ценили. Вот и дело сделано. Можно идти на берег.

Она пошла быстрыми шагами. Еще на подходе к реке услышала пьяную мужскую ругань и еле слышные всхлипы дочери. Суиин побежала, и то, что она увидела, привело ее сначала в ступор, а потом в бешенство: молодой мужчина, вероятно, гость хозяина, раздевал ее Шучун, ее девочку.

Суиин бросилась на незнакомца, как дикая кошка, что обитает в здешних горах. Она одним рывком стащила его с Шучун, приказав дочери бежать. Но всё же силы были неравны. Гость хозяина быстро опомнился и, вытащив нож, бросился на Суиин.

Что она могла сделать — только задержать насильника, чтобы дочь смогла добежать до стоянки.