— Тебе не нужно защищать меня. Беру свою просьбу обратно. У меня в любом случае нет шансов. Меня швыряют, как мешок с зерном, а ведь это пока просто разминка. Что же со мной будет, когда начнутся Честные игры?

— Не знаю, — я хотел спросить его, что это за игры, но уже догадывался, что это может быть турнир по кровавому спорту, вроде боев в клетке. Тридцать два, как я уже понял, делилось пополам вплоть до единицы. А чем тогда было «игровое время»? Наверняка тренировками в преддверии главного события. Но кое-что интересовало меня еще больше.

— Знаешь, на пути в Лилимар я встретил мальчика с мужчиной. Они были серыми.

— Как и большинство людей, — сказал Хейми. — С тех пор, как Губитель Летучих вышел из Колодца Тьмы, — он горько усмехнулся.

В одной этой фразе заключалась целая тонна предыстории, и я хотел знать ее, но не стал отвлекаться от серого человека, прыгающего на одном костыле.

— Они шли из Прибрежья…

— Где-то они сейчас? — прошептал Хейми без особого интереса.

— И этот человек мне кое-что сказал. Сначала он назвал меня целым…

— Ну и что, это так и есть. На тебе ни пятнышка серости. Много грязи, но никакой серости.

— А потом спросил: «Ради кого из них твоя мать задрала юбки, чтобы оставить тебе такое чистое личико?» Ты понимаешь, что это значит?

Хейми сел и уставился на меня широко раскрытыми глазами.

— И откуда же ты явился, во имя всех оранжевых бабочек?

Напротив нас Глаз закряхтел и повернулся в своей камере.

— Так ты знаешь, что это значит?

Он вздохнул.

— Галлиены правили Эмписом с незапамятных времен, ты ведь об этом слышал?

Я нетерпеливо махнул рукой, чтобы он продолжал.

— Тысячи и тысячи лет.

То, что он на самом деле сказал и то, что я услышал, опять говорило, что два языка в моем мозгу переплелись так прочно, что стали почти единым целым.

— В каком-то смысле они все еще правят, — сказал Хейми. — Если Губитель Летучих правда тот, кем его считают… и если он все еще он, а не превратился в какую-то тварь из колодца, то… так о чем я говорил?

— О Галлиенах.

— Теперь их нет, их родовое древо срублено… Хотя говорят, что некоторые из них еще живы…

Я точно знал, что некоторые живы, потому что встречался с тремя из них, но не собирался говорить про это Хейми.

— Но было время, даже когда отец моего отца еще был жив, когда Галлиенов было множество. Все они были прекрасны, мужчины и женщины. Прекрасны, как монархи, которых истребил Губитель.

Их он тоже истребил не до конца, но и об этом я не собирался ему рассказывать.

— И они были похотливы, — он ухмыльнулся, обнажив зубы, странно белые и здоровые на его изможденном лице. — Ты ведь знаешь, что это значит?

— Да.

— Мужчины сеяли свое семя повсюду, не только здесь, в Лилимаре и Цитадели, но и в Прибрежье… И в Деске, и в Уллуме… Говорят, даже на Зеленых островах за Уллумом, — он хитро улыбнулся мне. — Да и женщины тоже были не прочь немного развлечься, пока никто не видит. Итак, похотливые мужчины, похотливые женщины и юные красавцы и красавицы к их услугам, ибо многие простые люди были рады переспать с королевскими особами. Ты ведь знаешь, что получается от таких развлечений?

— Дети, — сказал я.

— Точно, детишки. Это их кровь, Чарли, защищает нас от серости. Кто знает, может принц, сановник или даже сам король делил ложе с моей бабкой или прабабкой — или даже с моей мамой? И вот я здесь, и на мне нет никакой серости. И у Глаза, этой обезьяны в человеческом облике, ее нет, И у Домми с Черным Томом, у Стукса и Фремми, у Джаи и Эрис. Дабл, Булт, Док Фрид, все остальные — и ты. Ты, который ни хрена не знает. Это заставляет меня размышлять…

— О чем? — прошептал я. — О чем размышлять?

— Ни о чем, — сказал он, лег и закрыл тощей ладонью свои синяки под глазами. — Просто тебе надо было дважды подумать, прежде чем стирать грязь с лица.

Из глубины коридора тот, кого звали Галли, проревел:

— Здесь люди спать хотят!

Хейми устало закрыл глаза.

Я лежал без сна и думал. Мысль о том, что так называемые целые люди защищены от серости, сперва показалась мне расистской, вроде того, что говорят всякие дебилы: будто бы белые от природы умнее черных. Я верил — как уже говорил, — что люди так называемой королевской крови надевают штаны точно таким же манером, как те несчастные, что гробятся в Поясах, чтобы обеспечить Верховного лорда электричеством.

Только нужно было учитывать генетику, не так ли? Жители Эмписа, возможно, даже не слышали о ней, но я слышал. Распространение плохих генов могло давать печальные результаты, а королевские семьи распространяли их весьма успешно. Одни из них вызывали гемофилию, другие — порок развития лица, называемый «челюстью Габсбургов». Я услышал об этих вещах в восьмом классе на уроке сексуального воспитания. Не мог ли существовать и такой генетический код, который давал иммунитет к уродующей людей серости?

«В нормальном мире власти захотели бы спасти таких людей, — подумал я. — А в этом главная власть — Губитель Летучих, чье имя совсем не внушало мыслей о спасении, — хочет их уничтожить». Серые люди, вероятно, тоже не проживут долго. Как ни назвать это, проклятием или болезнью, но оно прогрессировало. Кто же, в конце концов, здесь останется? Я предполагал, что это будут ночные солдаты, но кто еще? Был ли Губитель окружен группой защищенных от болезни приспешников? Если да, то кем они будут править, когда всех целых уничтожат, а серые люди вымрут? Каков будет финал этой игры? И был ли он вообще?

И еще: Хейми сказал, что Галлиены правили Эмписом с незапамятных времен, но их родовое древо было срублено. И все же он, казалось, спорил с самим собой, сказав, что в каком-то смысле они еще правят. Это значило, что Губитель тоже принадлежал… к чему? К дому Галлиенов, как в династических хитросплетениях «Игры престолов» Джорджа Р. Р. Мартина. Это казалось неверным, потому что Лия сказала мне (через свою лошадь, конечно), что ее четыре сестры и два брата мертвы. Как и ее мать с отцом — предположительно король и королева. Так кто же остался? Какой-нибудь бастард, вроде Джона Сноу в «Престолах»? Сумасшедший отшельник где-то в лесу?

Я встал и подошел к решетке камеры. Далеко от меня у своей решетки стояла Джая. Вокруг ее головы был криво повязан кусок бинта, через который над левым глазом проступило пятно крови. Я прошептал:

— Ты в порядке?

— Да. Нам нельзя разговаривать, Чарли. Это время сна.

— Я знаю, но… когда появилась серость? Как долго этот Губитель Летучих находится у власти?

Она обдумала вопрос и наконец сказала:

— Не знаю. Я была девчонкой в Цитадели, когда все это случилось.

Это дало мне не очень много. «Я была девчонкой» могло означать шесть, двенадцать, даже восемнадцать лет. Я подумал, что серость вместе с Губителем появилась лет двенадцать или четырнадцать назад из-за того, что мистер Боудич говорил «трусы приносят подарки». Тогда он увидел, что происходит, надарил своим друзьям разных полезных штук, забрал себе достаточно золотых гранул и сбежал. А еще из-за того, что сказала Дора: Радар была почти щенком, когда мистер Боудич навестил ее в последний раз. Проклятие тогда уже появилось. Может быть. Возможно. Плюс к этому, для большей радости, я даже не знал, длились ли местные годы столько же, как те, к которым я привык.

— Спи, Чарли. Это единственное спасение, которое у нас есть, — она повернулась, чтобы отойти в глубь камеры.

— Джая, подожди! — напротив меня Йота хрюкнул, фыркнул и перевернулся на другой бок. — Кто он? Кем он был до того, как превратился в Губителя Летучих? Ты знаешь это?

— Элденом, — сказала она. — Элденом из Галлиенов.

Я вернулся к своему одеялу и лег. «Элден», — подумал я. Я знал это имя. Лошадь Фалада от имени своей хозяйки рассказала мне, что у Лии было четыре сестры и два брата. Лия сама видела раздавленное тело бедного Роберта. Другой брат тоже был мертв, хотя она не сказала, как это произошло, и видела ли она его труп. Другой брат всегда был добр к ней, сказала Фалада — Фалада, которая на самом деле была самой Лией.