– Прилетают и улетают в Израиль… – Клара поправила седоватую прядь на виске, – Генрик хочет провести лето в покое, он готовит новую концертную программу. Адели тоже надо отдохнуть… – под телеграммой лежала вторая, тоже международная:

– Дорогие мамочка и дядя Джованни, Инге получил под свое начало исследовательскую лабораторию в институте Вейцмана. По дороге в Израиль мы заглянем в Лондон… – Клара покрутила жемчужное ожерелье на стройной шее:

– Они поселятся на вилле Генрика и Адели в Герцлии. Может быть, сейчас хорошее время, чтобы поговорить с девочками… – Клара вздохнула:

– Инге согласится, сомнений нет. Но Генрику всего двадцать три. Или подождать, пока у него и Адели родится собственный ребенок… – Клара боялась, что первого внука или внучки ждать придется долго:

– Марта считает, что надо дать им время… – женщина прислонилась к зеркалу, – но Адели двадцать семь лет. Хотя для певицы это расцвет карьеры… – дочь называли лучшим сопрано молодого поколения:

– Все приезжают после Пасхи… – Пасху отмечали в ближайшее воскресенье, – даже Маргарита появляется, а она в Европе редкий гость… – на прошлой неделе в Лондон пришла телеграмма из Лувена:

– Диссертация одобрена, защиту назначили на осень. Я заберу Еву в Лондоне и мы отправимся в Африку… – будущая доктор Горовиц проводила летние каникулы на практике в эпидемиологическом отделении госпиталя в Леопольдвиле:

– Густи тоже приезжает на Пасху… – Клара потушила сигарету, – юный Ворон решил не отправляться в Плимут, а подождать ее в Лондоне… – Марта с Волком и младшими детьми проводила пасхальные каникулы на море. Особняк в Мейденхеде готовили к летнему сезону:

– Всем заправляет миссис Мак-Дугал… – бывшая экономка покойного герцога Экзетера давно переехала в усадьбу Кроу, – но надо съездить туда с Паулем, посмотреть на мебель, ковры и гардины. Марта хочет освежить обстановку…

Клара взглянула на большие часы прошлого века:

– Послезавтра все соберутся на большой пасхальный обед, а пока надо готовить чай… – Джованни скоро возвращался из Британского музея. В кладовой особняка в Хэмпстеде, рядом со свиной ногой, доставленной из Испании, стояли аккуратные коробки мацы. Песах в этом году совпадал с Пасхой:

– Очень удобно, – улыбнулась Клара, – русская Пасха в следующие выходные после католической и англиканской… – младшая дочь и Максим еще постились:

– Пауль испек для них ржаную коврижку на меду. Лаура очень набожна. Даже Джованни не соблюдает пост, а она отказывается от театров и кино, каждый день после школы бегает к мессе… – следующей осенью Лаура шла в последний класс Квинс-Колледжа:

– Она не говорит, куда хочет поступать, – подумала Клара, – но, наверное, в Кембридж. Она может выбрать дипломатию, как старшая Лаура, у нее большие способности к языкам… – из Парижа пришло сухое поздравление с праздником, адресованное только Джованни. Клара давно прекратила попытки увидеться со старшей дочерью мужа:

– После гибели Мишеля и отъезда Джо, она стала совсем отшельницей. Бедный Пьер, – хмыкнула Клара, – он подросток, а у него на руках женщина с расстройством рассудка. Хотя Лаура мать, мальчик ее любит… – Джованни обрывал разговоры, которые начинала Клара:

– Врачи сказали, что она в порядке, – замечал муж, – так оно и есть. Она работает, ведет дом, а что она не хочет видеть тебя или младшую Лауру… – он разводил руками, – надо ее понять. Она многое перенесла, ей тяжело одной… – Клара дернула уголком рта:

– Марта перенесла еще больше, но не ожесточилась. Словно ей легко, с Теодором-Генрихом в Восточной Германии… – о таком в семье не разговаривали:

– Старшие дети знают, где он, а остальное не для чужих ушей… – Клара прислушалась. Сверху доносились мягкие переборы струн:

– Пост постом, а на гитаре Максим играет. Маленький Джон принес семейный инструмент… – со второго этажа потянуло табаком:

– Открыли окно и курят, – усмехнулась Клара, – они взрослые парни, одному пятнадцать, другому шестнадцать. Правда, с ними юный Ворон… – Томас, выглянув из кухни, недовольно мяукнул:

– У тебя миска пустая, – спохватилась Клара, – сейчас получишь галеты…

Выглянув на террасу, она крикнула в сторону садовой мастерской, увитой ранними цветами: «Пауль, пора готовить чай!».

– Милая, ты услышь меня, под окном стою я с гитарою… – длинные пальцы пробежались по струнам, затих высокий баритон. Максим откинул со лба белокурые волосы:

– Песня старая. Папа сказал, что она цыганская… – бесцеремонная рука протянулась к инструменту красного дерева:

– Развел сопли, – весело сказал герцог Экзетер, – то ли дело это… – загремел рок. Лаура, сидящая с ногами на обитом потертым бархатом диване, выразительно закатила глаза. Девочка зажала руками уши. Юный Ворон, устроившийся на подоконнике с окурком, заорал:

– Все равно они не танцуют, Джон, не в коня корм… – последние слова мальчик сказал по-русски. Сделав несколько затяжек, он вкрутил остатки сигареты в янтарную пепельницу. Стивен перегнулся вниз:

– Пауль, – поинтересовался мальчик, – ты что застыл, как соляной столб? Тетя Клара звала тебя делать чай…

Пауль, в рабочем фартуке, пристально рассматривал пустынное небо. Над кухонным огородом Клары, над куртинами роз и японским прудом ошалело носились стрижи. На позеленевшей черепичной крыше особняка щебетали воробьи. Пауль не отводил глаз от полускрытого рваными облаками солнечного диска:

– Кого ты увидел, – смешливо спросил Ворон, – что, русские отправили ракету на Луну… – Пауль покачал немного лысеющей головой:

– Пока нет. На Луну первыми полетят американцы, а русские… – не дослушав, мальчик соскочил с подоконника:

– Поняли? Никаких русских, первыми в космосе будет НАСА… – Лаура фыркнула:

– Нашел пророка. Пауль сказал, что я выйду замуж, у меня будет много детей… – Максим нарочито небрежно поинтересовался:

– Ты не собираешься замуж? Тиква и Аарон следующей осенью устраивают свадьбу, а она всего на год старше тебя…

Аарон пока работал в бременском театре, ассистентом режиссера, но после женитьбы хотел остаться в Лондоне. Лаура вспомнила последнее письмо брата:

– Тиква переведется в Королевскую Академию Драматического Искусства, мне предлагают пост режиссера в Old Vic, то есть третьего режиссера. Мы побудем немного под твоим крылом, мамочка… – она заметила матери:

– Может быть, ты дождешься моего будущего племянника или племянницы… – Клара убрала конверт в резной ящик индийского комода:

– Как у тети Марты, – подумала девочка, – мама тоже хранит все письма семьи… – Клара отозвалась:

– Вряд ли, милая. У них карьера, жизнь у режиссеров и актеров кочевая… – она пощекотала дочь:

– Скорее ты выйдешь замуж на университетской скамье, как Сабина с Инге… – накрутив на палец темный локон, дрогнув длинными ресницами, Лаура исподтишка взглянула на Максима:

– Все девчонки в школе считают, что он в меня влюблен. Он краснеет, когда со мной разговаривает. Но он меня на год младше… – Лаура не интересовалась чувствами Максима Волкова:

– Я никогда не выйду замуж, меня ждет другая стезя… – родители не трогали ее вещи. В комоде девочки, среди нейлоновых чулок и белья, хранилась тщательно спрятанная переписка с матерью-настоятельницей обители бенедиктинок в Честере. Лаура познакомилась с главой монастыря на Рождество, на торжественной мессе в Бромптонской оратории:

– Я могу принять покрывало послушницы весной… – подумала Лаура, – не дожидаясь, пока мне исполнится шестнадцать. Сестры управляют закрытой женской школой, я получу аттестат, произнесу монашеские обеты и уеду в Рим… – в Риме жил отец Симон Кардозо. Лаура справилась с лихорадочным стуком сердца:

– У священников всегда есть экономки. Я его родственница, монахиня. Никто не удивится, если мы поселимся вместе. Потом… – она опустила голову, скрывая пылающие щеки, – потом что случится, то и случится. Иисус и Мадонна меня простят, я люблю только Шмуэля… – помахав рукой перед носом, разогнав табачный дым, Ворон щелкнул пальцами. Лаура встрепенулась: «Что?»