Так он и жил на границе. Однако от сытой жизни бузур начал просто нестерпимо мучиться влечением к самке. Такое влечение у сущностей Мертвой пустыни возникало в периоды лунной прохлады, когда отступал голод. Была одна самка, с хохолком на затылке, к которой его влекло с тех пор, как он стал зрелым самцом. Но за самок нужно было драться, долго, упорно и насмерть.
Самок у бузуров и барнаков всегда было меньше, чем самцов. Барнаки поэтому жили прайдами, во главе которых стояли самки. Именно самки у барнаков выбирали себе самцов, самых сильных и смышленых. Слабых самцов, а заодно и слабых самок просто убивали, дабы те не портили охотничьи угодья.
Но слабые все же выживали. Так со временем сложился подвид барнака, бузур, более мелкий и слабый, но более скрытный и изворотливый. Самки бузуров, в отличие от самок барнаков, прайды не собирали. Они выбирали себе одного, самого сильного самца, раз и навсегда. Стаи бузуров таким образом образовывались из пар, где самец никогда не зарился на чужую самку, а самка никогда не зарилась на чужого самца. Самцы, оставшиеся без пары – изгонялись. Во главе стаи вставала самая сильная пара. Постепенно бузуры окрепли, начали теснить барнаков и заняли вершину пищевой цепи.
Бузур не был уверен, что сможет найти себе пару, и уж тем более не чувствовал в себе решимость отбить чужую самку, за такое вся стая охотиться начнет, до тех пор, пока не настигнут и не разорвут. И все же он отправился во владения своих собратьев, хотя бы ради того, чтобы ощутить запах самки.
Ему, как всегда, не повезло. Он наткнулся на стаю бузуров, которая обложила стадо гохаев, и своим внезапным появлением нечаянно сорвал охоту. Самцы накинулись на него, а он с перепугу взмахнул лапой и убил одного из них. На него тут же набросилась самка убитого, бузур узнал в ней ту самую, с хохолком на затылке.
Стая долго гоняла его по барханам, пока не выдохлась. Длительные погони в Мертвой пустыне даже рыжие чапы не всегда себе позволяли. Однако молодой бузур после бегства ничуть не устал. Он подкрался к стае, что отдыхала, сбившись в круг, прыгнул вперед, схватил хохлатую и вскоре затерялся в пустыне.
До самой границы он нес ее в своих лапах. Потом долго, терпеливо приручал, чтобы она не позволила растерзать себя тем же чапам. Неписанные законы бузуров гласили о том, что утерявший свою пару тоже должен потеряться, сгинуть.
Со временем хохлатая смирилась, приняла нового самца, но упорно не желала совокупляться. Те же неписанные законы повелевали самкам Мертвой ходить к Кабале только стаями.
Самки бузуров всегда значительно сильнее самцов. Но поначалу хохлатка была значительно уступала новому самцу в силе. Но со временем пристрастившись к влаге она заметно похорошела, шерсть ее стала темной и шелковистой, а с новой внешностью пришла и новая сила. Теперь она каждый день лупила своего самца за малейшую провинность, и не желала уходить с границы несмотря на все попытки изгнать ее за скверный характер.
Они, конечно же не замечали, как менялись. Им не показалось странным, что они начали непросто сосуществовать. Они начали общаться между собой, постепенно обретали свою речь. Но все это видел Далэ, молодой лекарь онгон, проходивший стажировку в отряде разведчиков первого дозора. Он уговорил разведчиков не убивать приблудившуюся на границе парочку бузуров, вел за ними наблюдения. Самца он нарек Хараном, самке дал имя Боня, что на языке онгонов означало «девица со скверным характером».
Харан приручался долго. Поначалу заметив, что его обнаружили, он попытался скрыться, уйти с границы. Но его держала Боня. А она оказалась особой любопытной, и общительной. Спустя пять лун эта пара вполне сносно могла объясняться на языке онгонов.
Им совершенно не подходило все то, что употребляли в пищу онгоны. Но однажды Далэ оставил на границе у ручья свою лошадь, надел маску, поднялся на бархан, чтобы изучить логово бузуров, и не придал значения тому, что Бони рядом нет. Харан охотно показывал свое жилище, небольшую пещеру под сводом из толстой корки. Вдруг явилась Боня, прильнула к пасти своего самца и начала срыгивать ему свежую, слегка спёкшуюся кровь. Под барханом у ручья Далэ обнаружил останки своей лошади, от нее остался сморщенный мешок с костями.
С тех пор лошадей онгоны старались держать подальше от границы. Да и на самих онгонов Боня отныне поглядывала с прищуром, словно целилась, в какое место лучше впиться.
Свежая кровь стала хорошим поощрением в дрессировке бузуров. Далэ сцеживал ее понемногу с каждой лошади, и приносил в сосудах. Питаясь этой кровью бузуры все больше и больше становились похожими на онгонов.
Они оказались хорошими учениками. Со временем под влиянием Далэ Харан и Боня стали завлекать к границе других бузуров, пару за парой. И они тоже постепенно менялись, становились похожими на онгонов. Неизменной же оставалась и непереносимость озона.
- Но ведь и сарты тоже не переносят озон? – размышлял Далэ. – Однако они такие же, как и мы, онгоны? Для получения алмазов знаний онгоны добывают корку, слипшуюся из пепла в определенные циклы, именно на границе, у ручьев!? Озон в умеренных дозах влияет на сознание сущностей Мертвой пустыни!?
Собирая в свитках сведения из бесед с Хараном Далэ в конце концов выяснил, что к границе он пришел вынужденно, в период мора, спровоцированного онгонами с целью регуляции численности сущностей в Мертвой пустыне. Но гуманно ли это, если сущности способны к развитию?
Так родилась идея Далэ, его «Теория возрождения Мертвой пустыни». Совет онгонов воспринял ее с настороженностью, перенаправил на рассмотрение Великим советом Срединных земель. Великий Совет идею одобрил. Правда, заседание этого парламента прошло на землях асуров, без участия сартов. Регламент Совета предусматривал обсуждение подобных вопросов в полном составе. Но это было возможно только в Западном форте на землях сартов. А туда еще надо было добраться. Потому как правило мнение сартов во внимание не принималось.
Старейшины Совета охали от восторга, прогуливаясь по улицам поселения бузуров на границе. Бузуры научились возводить из корки целые дворцы. Правда, питались они, как и прежде, путем охоты на хайнаков и гохаев. Только Далэ видел отвратительные пиршества бузуров вокруг искалеченных гохаев и хайнаков. Этих копытных бузуры доводили до исступления, крайней степени ужаса, и затем, употребляя их живьем, пьянели от влаги, пропитанной страхом.
Но Далэ не терял надежды. Он продолжал одаривать бузуров самыми простыми знаниями, и ему казалось, что постепенно они все-таки становятся лучше. Иначе как еще объяснить тот факт, что бузуры стали приручать подобных себе, барнаков? О том, что бузуры убивают самок барнаков, Далэ не знал. Не знал он и о рынках невольников, где продавали самцов барнаков, и был счастлив, когда Совет библиотекарей Срединных земель доверил Харану вести хроники. Так в Мертвой пустыне появился свой библиотекарь. А в Совете срединных земель – шестая партия из пяти бузуров.
Увидев бузуров в караване Совета сарты пришли в ярость, и отказались принимать делегатов в своих землях. Они то знали, каково это из цикла в цикл нести потери в схватках со стаями бузуров и прайдами барнаков. Знали они и о том, что любую сущность Мертвой пустыни можно приручить. И постепенно они становятся похожими на своих хозяев. Но, они никогда не становятся кем-то выше своей сущности.
Члены Совета не простили сартам грубость, и большинством голосов исключили их партию, заменили ее партией бузуров. И не ошиблись, вроде бы. Бузуры создали целую империю, и пустыня начала оживать. Все виды гохаев и хайнаков были сбиты в стада. Онгоны научили бузуров ухаживать за ними, дали им знания об элементарной селекции, в пустыне этого было более чем достаточно.
Совет не реагировал на сообщения сартов о том, что отряды бузуров и барнаков проводят постоянные диверсии у Мглистых гор. Они не могли знать о том, что бузуры постоянно угнетали барнаков, чтобы те не переставали их ненавидеть. В свою очередь барнаки методично уничтожали савдаков и чап, взяли под контроль Кабалу пустыни.