В конце совещания Барышев распустил всех сыщиков, оставив только нас с Романом.

— Ну что скажете про своего подопечного, Савиных? Справляется?

— Справляется.

— Это хорошо. Толковый оперативник всегда на вес золота. Вы вчера успели подключиться к краже в порту?

— Так точно, товарищ начальник. И у нас появился первый подозреваемый — рабочий порта Стеклов.

— Как вы на него вышли?

— Странно вёл себя во время допроса. Мы предположили, что он — наркоман. Наша догадка подтвердилась, а потом выяснили, что у него в прошлом судимость за разбой.

— По всем приметам верная кандидатура, — кивнул Барышев. — Что ж, хорошая работа, товарищ Савиных. Продолжайте в том же духе.

— Товарищ начальник, мы не хотим сходу брать и трясти Стеклова. У него уже есть опыт, такого быстро не расколешь.

— К чему клоните, Савиных.

— Мы собираемся устроить за ним слежку. К сожалению. Стеклов видел товарища Бодрова, поэтому использовать Григория нельзя. Нужен кто-то другой, ещё незасвеченный.

— Ваш отдел сильно загружен… Шор ещё не вернулся из командировки?

— Завтра будет.

— Тогда… привлеките Ахметджанова. Я разрешаю.

— Спасибо, товарищ Барышев.

— Жду вас с результатами на завтрашней летучке.

Я не вмешивался в диалог Савиных с начальником угро и скромно стоял в сторонке, но в конце всё-таки сподобился напомнить о себе:

— Товарищ Барышев…

— Что вам, Бодров?

— Дело в том, что я до сих пор не получил оружие…

— Ну что ж… Думаю, вы его заслужили. Я напишу распоряжение, чтобы вам выдали служебное оружие.

Он быстро написал бумагу, достал из сейфа чернильную подушку и громоздкую круглую печать. Поднёс штамп ко рту, немного подышал и поставил на распоряжении оттиск.

— Всё, Бодров. Ступайте в оружейку.

Я взял эту бумагу так бережно и нежно, словно новорождённого младенца.

И без того хорошее настроение улучшилось у меня в разы.

Расписавшись в ведомости, я получил в оружейке видавший виды «наган», потрёпанную временем кобуру и семь патронов — всего на один заряд барабана.

— А почему так мало? — возмутился я.

— Головой надо больше работать, а не патроны жечь!

— Экономия, — вздохнул, отправившийся со мной в оружейную, Рома.

Он доверительно прошептал мне на ухо:

— Если что — могу подсказать, где можно подкупить маслин подешевле. Мы обычно так и делаем.

— Замётано, — кивнул я.

Похоже, тут руководствовались принципом: дали револьвер — вертись, как хочешь.

Савиных отправился организовывать слежку за Стекловым, а я вновь поехал на квартиру Будько. Может, удастся узнать побольше об этом странном одноногом ухажёре. Вдруг, кто-то совершенно случайно знал его адрес или, подобно Акопяну, видел в городе, но уже не на костылях с культяпкой, а на своих двоих.

Я собрал всех соседей по коммуналке на кухне и устроил коллективный допрос.

— Расскажите мне про Дениса.

— А что про него рассказывать? — пожала плечами Матрёна Ивановна. — Несчастный калека, потерял ногу на войне… Даже не знаю, чего Машка с ним встречалась. Наверное, из жалости…

— Да какая тут жалость! — рубанул воздух рукой как шашкой щекастый Егор Кузьмич, прошедший всю первую мировую от звонка до звонка и дослужившийся до прапорщика.

Чем он занимался во время гражданской, мужчина умолчал. Вполне вероятно, что воевал на стороне белых.

В руке он держал кусок белой булки, которую запивал молоком из стакана.

— Из-за денег она с ним шашни водила! — продолжил бывший прапорщик.

— А что — у него и впрямь было много денег? — насторожился я.

— Куры не клюют! Портмоне толще моего кулака.

Я с уважением посмотрел на внушительный кулак Егора Кузьмича. Казалось, если он сдавит пальцы покрепче, стакан в его руке не выдержит и треснет, а молоко выльется на пол.

— Он ещё под гитару пел, — мечтательно закатила глаза маленькая чёрненькая, похожая на галчонка, Оля — супруга прапорщика. — Душевно, аж до мурашек по коже. Настоящие концерты в комнате у Маши закатывал. Романсы, арии…

Егор Кузьмич недобро зыркнул на неё. Женщина под его взглядом осеклась и замолчала.

— Денис… Денис… А фамилия у него какая?

— Пёс его знает, — буркнул Егор Кузьмич. — Нам до его фамилии дела не было. Машка-покойница с ним встречалась, не мы. Только она теперь не скажет…

Он мелко перекрестился.

— Адрес проживания… — продолжил закидывать удочки я.

— Чего не знаем, того не знаем, — практически сразу ответила Матрёна Ивановна. — Сам не говорил, а мы и не спрашивали…

— Верно Матрёна говорит — не рассказывал, — подтвердил Егор Кузьмич.

— А вы что скажете, Ольга? — обратился я к женщине.

— Я? — смутилась она.

— Ну да, вы… Может, слышали что-то краем уха?

— Нет, конечно. Не слышала я ничего…

— Уверены?

— Конечно! — теперь уже с вызовом ответила та.

— Хорошо.

Я сделал мысленную зарубку пообщаться с Олей при первом же более подходящем случае. Женщина явно не была настроена на откровенность в присутствии мужа и соседки. И это наводило на определённые размышления.

Хотя… не факт, что удастся разговорить и при других обстоятельствах и в другой обстановке. Не так уж просто эта Оля, как может показаться с первого взгляда.

Зуб даю — классический тёмный омут, в который и заглядывать-то страшно.

— А, скажем, в городе с ним сталкиваться не приходилось? — ощущая полную бесперспективность беседы, задал последний вопрос я.

— Он нам и здесь-то надоел хуже горькой редьки! Не видела и слава богу! — безапелляционно заявила Матрёна Ивановна.

Бывший прапорщик и его супруга сказали примерно то же самое, только другими словами.

И лишь в последний момент перед самым уходом Матрёна Ивановна сообщила мне кое-что интересное.

— Товарищ милиционер, вдруг вам это пригодится… В общем, к Маше несколько раз приходила какая-то странная женщина.

— А почему вы решили, что она странная? Что вас смутило?

— Это очень трудно объяснить… С виду женщина как женщина, не молодая, одевается хорошо, всегда в костюмчике, шляпке или шапочке с вуалью. Разве что немного крупновата…

Егор Кузьмич, глядя на Матрёну Ивановну, с трудом удержал улыбку: уже чего-чего, а его соседка точно не была миниатюрной.

— И вроде ничего такого, — продолжила та, — приличная интеллигентная барышня, разговаривает очень вежливо, наверняка, из бывших… Мужчина, пожалуй, и не заметит, но если посмотреть на неё со стороны женским взглядом… В общем, что-то с ней не так. Какая-то она не настоящая что ли…

— Да видел я её! — буркнул бывший прапорщик. — Баба как баба! А ты, Матрёна, не наговаривай! Лучше б вести себя как она научилась. Мерси там, прошу пардона иль сильвупле… А то вечно куришь да матом ругаешься!

Матрёна Ивановна покраснела, сжала кулаки. Запахло скандалом.

— Так, уважаемые жильцы: осталось выяснить, кто эта таинственная женщина с вуалью. Может, её коллега или родня? — спросил я, чтобы разрядить обстановку.

В действительности этот персонаж меня интересовал мало, в отличие от псевдо-инвалида.

Ответ на этот вопрос я тоже не получил.

Простившись с обитателями коммуналки, вышел из дома, чтобы подставить лицо холодному ветру с моря. Общение с этими гражданами порядком меня утомило, заболела голова.

Прямо энергетические вампиры какие-то!

Хуже всего, что ближе к раскрытию ограбления и убийства я так и не приблизился. Если Акопян не врал, а я был склонен ему верить, Машу Будько задушил одноногий Денис, который, не факт что на самом деле одноногий.

Если это так, спрашивается: на кой ляд ему вся эта маскировка? Прячется от кого-то? Или я столкнулся с недолеченным пациентом психушки, человеком, у которого просто поехала крыша? Например, с шизофреником.

А что — тоже версия. Скажем, одноногий инвалид — просто одна из его личностей. Во второй он может оказаться каким-нибудь удачливым нэпманом. А в третьей… Да кем угодно, хоть капитаном дальнего плавания!