Он замахнулся, намереваясь двинуть мне по лицу и был неприятно удивлён, когда я перехватил его руку, резко вывернул, заставив согнуться, а потом добавил коленом в живот.

— С-сука! — зашипел он.

Второй дёрнулся, но мой окрик заставил его замереть.

— А ну — стоять, где стоишь! не то я сломаю ему руку к ядреной матери!

— Парень, ты что… Не дури…

Я краем глаза заметил, что он тянется к кобуре за револьвером.

— Куда! — снова повысил голос я и нажал на вывернутую руку мордатого так, что тот взвыл от боли. — А ну, убрал грабли с кобуры!

— Хорошо-хорошо… Убрал. Видишь?

— А ну, пошёл!

Я пнул мордатого под толстый зад и тут же отпустил его. По инерции он прошагал несколько шагов, прежде чем грузно свалиться на землю.

«Наган» сам прыгнул мне в руку.

Напарник мордатого стал мертвенно бледным, отступил назад.

— Эй, ты чего! Мы же тебе ничего не сделали…

— Лапы в гору! — зло сказал я и перевёл взгляд на «сумоиста». — Теперь ты, толстяк! Хорош валяться! Встал и присоединился к приятелю. Ближе! Ещё ближе!

В итоге оба милиционера замерли с поднятыми руками. Чувствовалось, что им крайне не по себе.

— Парень, не надо! Только не стреляй! У нас семьи есть, дети… Бери что хочешь — только пощади!

— Вспомнили по семью, уроды! — прорычал я, кипя от гнева. — Только шевельнитесь — ляжку прострелю!

Не убирая «наган», я тщательно обыскал их левой свободной рукой. В итоге ко мне перекочевали две «ксюхи» и два «смит-вессона».

— Ты кто такой? — угрюмо спросил мордатый, который сообразил что вот так, сходу, убивать я не собираюсь.

— Уголовный розыск.

Милиционеры облегчённо выдохнули.

— Свой…

— Какой в задницу свой! — охладил их порыв я.

Мордатый попытался опустить руки, но я снова направил на него револьвер.

— Товарищ… — жалобно протянул «сумоист».

— Твои товарищи в овраге кобылу доедают.

— Да что собственно произошло? Чего ты к нам привязался, уголовный розыск? — не выдержал он.

— А то ты не знаешь?

— Не знаю!

— Полтора часа назад на ваших глазах ограбили вот эту гражданку, — я кивнул в сторону Анны Эммануиловны. — Ни один из вас не вмешался! Поэтому я первым делом спросил — кто вы: менты или клоуны? Похоже, что клоуны!

Оба угрюмо поникли.

— Что с нами будет? — наконец, спросил мордатый.

Согласно удостоверению он носил фамилию Чупахин.

— Разберёмся. Может, на месте пристрелю, а может…

— Что — может? — увидел луч надежды Чупахин.

— А может живые останетесь. Как дело пойдёт. Кто женщину ограбил — знаете?

— Ну знаем, — еле слышно прошелестел напарник Чупахина — Малинкин.

Он был намного младше того, по сути совсем ещё пацан лет восемнадцати. Худой и лопоухий. Казённая шинель была ему велика, в ней его тщедушное тело терялось.

— Говори! — переключил внимание на него я.

— Борька Анархист с дружками.

— Анархист, значит… И сколько с ним этих дружков?

— Вместе с Борькой трое будет.

— Оружие?

— Шпалеров при них нет, финки и кастеты…

Уже лучше. Хотя бы преимущество в огнестреле на моей стороне.

— Где они?

— Откуда мне знать? — удивился Малинкин.

— На том конце парка они, — сказал Чупахин. — Они обычно до утра из парка не уходят. Самая страда у них…

К нему постепенно возвращалось хладнокровие, и это мне не нравилось. Чувствует за собой какую-то силу?

— Слышь, уголовный розыск! Оружие верни и отпусти нас по добру — по здорову… — внезапно выпалил он.

Я вскинулся.

— А то что?

— Ничего… Пожалеешь, — угрожающим тоном заявил Чупахин.

— Да ну? — Я не смог удержать себя от удовольствия съездить ему по широкой и сальной роже.

— Больно же! — завопил он.

— Добавить?

— Не надо…

Пора принимать решение. Я один, Анна Эммануиловна при всём желании скорее обуза, чем подмога.

Напрячь этих ментов, чтобы помогли мне и тем самым искупили вину?

Я с сомнением оглядел эту несладкую парочку. Малинкин — тёмная лошадка, может, готов встать на путь исправления, а может — нет. Только гадать на ромашке я точно не стану.

Твёрдо знаю одно: к Чупахину спиной поворачиваться нельзя. Нож всадит за милую душу.

Как ни крути, надо закрывать тему. Пока вожусь с оборотнями в милицейской форме, бандиты свалят из парка, а они меня интересуют в первую очередь.

Взвесив за и против, я определился:

— Значит так, клоуны!

Милиционеры напряглись, понимая, что в эту минуту решается их судьба.

— Документы и оружие остаются при мне. Вы завтра с самого утра пишете заявление по собственному желанию.

— Чего?

— Увольняетесь из милиции — вот чего! Я проверяю и, если не обманули, возвращаю ваше имущество. По-хорошему тюрьма по вам плачет, но вам повезло — мне ещё бандитов ловить.

— Верни хотя бы шпалеры, — попросил Чупахин. — Патроны себе оставь, если боишься, что в тебя стрельнем.

— А ещё раз по морде?

Он отвернулся.

— Как мы тебя найдём? — произнёс Малинкин.

— По фамилии. Бодров Григорий, — представил я. — Я в угро один такой — не перепутаете.

— Да мы уж поняли, — хмыкнул он.

— Всё, валите отсюда, пока не передумал.

— А как же дежурство?

— Да никак! Что есть вы на посту, что нет вас — простым гражданам без разницы. Всё равно бандитов не ловите.

Спровадив обоих уродов, я подошёл к Анне Эммануиловне.

— Строго вы с ними, — сказала она.

— Заслужили. Теперь делаем так: вы по-прежнему стойте тут. Если бандиты всё ещё в парке, попробую их взять.

— Один?

Вместо ответа я повёл плечами.

— Храни вас господь! — Анна Эммануиловна перекрестила меня. — Ступайте!

Я кивнул и шагнул к незапертым воротам парка, чувству себя как одинокий волк на охоте.

Главное — не промахнуться!

Одинокий мужчина в практически пустом парке — лакомая наживка для уголовного отребья, промышляющего ночными грабежами. Примерно так я думал, когда шёл по аллеям Александровского парка, некогда излюбленного места для прогулок одесситов.

Навстречу мне попалась компания, оккупировавшая одну из чудом уцелевших скамеек в одной из ниш. Сердце сжалось — они?

Малинкин говорил, что бандитов трое, а тут с полдюжины — конкретный перебор, с такой оравой мне не совладать, особенно, если у кого-то всё же окажется при себе огнестрел. А его сейчас на руках ходит до хрена и больше. И не все из этих рук служат честным и порядочным гражданам.

Я нарочно замедлил шаг, когда проходил мимо скамейки.

Послышался пьяный смех и… стихи.

Ахренеть, один из этой честной или не честной (сейчас узнаем) компании вслух читал Блока, причём декламировал вполне профессионально, с паузами, интонациями и эмоциями в нужных местах…

Занятно, очень занятно.

Ночной клуб любителей поэзии или грабителям стало скучно и они развлекают себя таким непривычным макаром? Даже среди отъявленных головорезов встречались поклонники высокого, ценители оперы, балета или художников-авангардистов, так что расслабляться нельзя.

— Гражданин, — позвали меня.

Началось?

— Да, — замер я.

— У вас закурить не найдётся?

По классике сразу такого вопроса случается мордобой. Я один, их шестеро. Молодые крепкие парни, причём поддатые.

— Бросил.

— Жаль. Извините.

И всё?

Я выждал ещё несколько секунд, прежде чем продолжил путь, но никто больше мной не интересовался.

Не те.

Центральная аллея проходила мимо беседки. Было темно, поэтому я хорошо разглядел в ней несколько огоньков от папирос. Когда подошёл ближе, огоньки полетели в кусты и вряд ли случайно.

На меня обратили внимание.

— Уважаемый, — голос принадлежал высокому мужчине вслегка заломленной на бок шапке-кубанке.

Он с лёгкостью спортсмена перепрыгнул через парапет беседки и направился ко мне.

Вышла луна и осветила его лицо. Больше всего поражал взгляд — наглый и бесцеремонный. Такой бывает у тех, кто не привык встречать отпор и получать сдачи.