— Гриша, пойми — я не мог поступить иначе. Пожалуйста!

Впечатление он производил самое неприятное. Мне было противно смотреть на этого крысёныша.

И всё-таки он был мне нужен, как мостик к этому загадочному Папе, под которым, если верить Лосеву, ходит вся Одесса.

— Хорошо, убедил — у тебя не было выбора, — сквозь зубы процедил я.

Савиных обрадовался.

— Так ты меня простил?

Вместо ответа я двинул ему в солнечное сплетение. Роман согнулся пополам, его стошнило.

— Вот теперь ты официально прощён, — заявил я.

Савиных с трудом разогнулся, он покраснел как варёный рак.

— Больше такого не повторится, Гриша! Обещаю!

Он помялся.

— Гриша, а червонцы, которые я тебе передал — они где?

— Какие ещё червонцы? Не было никаких червонцев! — равнодушно сказал я.

Хотя рожа предателя раздражала меня неимоверно, эмоции пришлось приглушить.

— Гриша, не шути, пожалуйста. Это не мои деньги, мне их Лосев дал. Их надо вернуть, — взмолился Роман.

— Ну раз тебе надо вернуть — возвращай.

— Но ведь деньги у тебя! — воскликнул он.

— Я же сказал — никаких денег ты мне не давал. А если ты брал у чекистов бабки и не можешь вернуть — это не моя забота, Рома. Ищи, где хочешь, — злорадно сказал я.

— А ты умеешь быть жёстким, — вздохнул Савиных. — Ладно, я тебя понял, Гриша. Деньги ты мне не вернёшь. Придётся как-то выкручиваться самому.

— Именно. Зато в другой раз хорошо подумаешь, прежде чем решишь подставить напарника. Это тебе урок на будущее, Рома, — пояснил я. — И да — что у нас по итогу с делом Акопяна? Он действительно забрал заяву?

— Не успел, делу дали ход, — сообщил Савиных. — Кабанов велел заниматься им в первую очередь. У тебя есть какие-то идеи?

— Идей у меня как блох на барбоске — воплощать в жизнь замучаешься. Ты со своими информаторами успел перетереть насчёт Акопяна?

— Через час как раз встречаюсь с парочкой. Пойдёшь со мной?

— Нет. Твои информаторы должны работать только на тебя. Иди на встречу один. У меня другие планы.

— И что за планы? Поделишься? — заинтересовался Роман.

— Ничего выдающегося, Рома. Буду отрабатывать версию наводчика в ближнем круге Акопяна. Начну с его работы, а там видно будет. Ну что — разбежались?

— Разбежались, — согласился он.

Заготконтора, в которой трудился ограбленный гражданин Акопян, походила на цветник. Не в том смысле, что в ней торговали цветами, а в том, что весь персонал её, за исключением финдиректора, состоял из букета очаровательных женщин.

И, насколько я понял, женщин почему-то одиноких.

Стоило мне только появиться на пороге заведения, как дотоле сонная атмосфера госучреждения заискрила и забурлила водоворотом жизни.

Меня тут же усадили за большой стол, на котором по мгновению ока буквально из ниоткуда материализовалась нарядная накрахмаленная скатерть.

Постепенно её заставили разноцветными фарфоровыми кружечками, очень изящными и красивыми, но явно взятыми из совсем разных наборов, главным украшением стал пузатый китайский чайник, в котором происходило великое таинство заварки разного рода сорта трав, и аромат, что из него доносился, был просто божественный.

Появились всевозможные мисочки с мятными пряниками, сушками, крендельками, бубликами, сахарница с непременными щипцами и кусками белого твёрдого как камень сахара. В честь моего появления открылась коробка с неимоверно дорогими шоколадными конфетами.

Я ошалело вертел головой, пытался отказаться от угощения, ссылался на страшную занятость, но меня просто не слушали. Зато вопросы сыпались с пулемётной скоростью и со всех сторон. Причём, ответы явно никого не интересовали, и потому меня постоянно перебивали, не давая сказать до конца.

— Григорий Олегович, а вы — одессит? — бухгалтерша Сонечка с пышной фигурой специально наклонялась надо мной, чтобы я видел содержимое её внушительного декольте.

— Нет, я приез…

— Григорий Олегович, а вы часто сталкиваетесь с опасными преступниками? — теснила в сторонку Сонечку волоокая Роза Абрамовна в модной полосатой блузке и юбке с большим разрезом.

— А вам доводилось спасать женщин из лап бандитов? — не дав мне и рта открыть, с томным вздохом интересовалась Ольга Карповна, умопомрачительная шатенка лет двадцати, носившая причёску каре, которая выгодно подчёркивала её почти аристократические черты лица.

— Девушки, — взмолился я, — я ведь к вам по делу пришёл, и это мне полагается задавать вам вопросы!

— Да, да, вы ведь насчёт ограбления нашего финдиректора⁈ — послушно закивала Сонечка, сев рядом и как бы случайно задев налитым бедром мою ногу.

— Кстати, а где он сам? — огляделся я.

— Он на больничном, лечится, — сообщила Роза Абрамовна и подвинула ко мне коробку с конфетами. — Угощайтесь, Григорий Олегович.

— Спасибо! — из вежливости я взял конфету и быстро её прожевал.

— А как же чай? Вы попробуйте, вам понравится…

— Благодарю вас, — я отхлебнул ароматный напиток из чашки. — Очень вкусно. А этот ваш финдиректор, он вообще что за человек?

— Хороший человек, воспитанный. Вежливый, голос никогда не повышает, — затараторила Сонечка.

Минут через десять разговора, я понял, что свалял дурака — этот цветник нельзя было собирать в одном месте, если хочешь что-то узнать — необходимо опрашивать каждую по отдельности.

— Девочки, можно мне на какое-то время занять кабинет Акопяна, раз уж его сегодня нет на работе.

— Конечно-конечно, — решительно кивнула Роза Абрамовна.

Кабинет финдиректора от общего помещения отделяла только тонкая фанерная стенка, но уж лучше так, чем без ничего.

— Тогда я с вашего позволения перейду туда. Роза Абрамовна…

— Да, Григорий Олегович.

— Помогите, пожалуйста, мне освоиться. Заодно и поговорим.

Щёки Розы Абрамовны вспыхнули румянцем, будто я предложил ей как минимум интим. Она слабым голосом произнесла:

— Ну разумеется. Идите, я всё вам покажу.

Замка в кабинете Акопяна не было и обставлен он был довольно скромно: неказистый стол с поцарапанной столешницей, абсолютно несерьёзного вида сейф, в котором вряд ли можно хранить что-то ценное, несколько разномастных стульев, из украшений вырезанная из дореволюционного журнала картинка, вставленная в самодельную рамку.

Акопян курил, стряхивая пепел в расколотую фарфоровую пепельницу. От моего взгляда не укрылось, что в пепельнице лежали окурки от двух типов папирос: грубых мужских, вонявших как носки, которые неделю не меняли, и более изящных женских папиросок со следами помады.

Этот факт показался мне весьма любопытным.

— Скажите, Роза Абрамовна, скажите пожалуйста, а кто у вас в коллективе курит из женщин? — неожиданно спросил я.

Она замерла, удивлённая этим вопросом.

— Курит? Только наш курьер Маша.

— Маша, значит, — протянул я.

Странно, никаких Маш в конторе я не видел.

— А где она сейчас?

— Маша-то… А Маша со вчерашнего дня на работе не появлялась, — в голосе Розы Абрамовны чувствовалось лёгкое раздражение.

— Надеюсь, по уважительной причине? — предположил я, начиная чувствовать лёгкий азарт.

— Да кто её знает! Для неё отсутствовать на работе без всяких причин — обычное дело.

— Ничего себе! — присвистнул я. — Тогда почему её держат на службе?

Роза Абрамовна глубоко вздохнула.

— Григорий Олегович, поймите меня правильно — я не люблю сплетничать за глаза, но… Как бы это вам сказать… — Она скромно потупила глаза.

— Всё нормально. Я из уголовного розыска. Вы должны быть честными передо мной, — приободрил её я, рассчитывая на порцию откровенности.

— В общем, у нашего финдиректора и этой курьерши — роман. И потому эта фифочка многое себе позволяет: опаздывает на работу, уходит домой пораньше, а то и вовсе, как сейчас, — прогуливает.

— Вот оно, значит, как… Жена Акопяна знает про связь её мужа с Машей?